Викинги
Народная сила севера
Герберт Янкун
Шлем Виксо (Дания). Находка 1942 г. Бронзовый век (700-800 до н.э.)
Герберт Янкун (Herbert Jankuhn, профессор доктор, родился 8 августа 1905 в Ангербурге, Восточная Пруссия, умер 30 апреля 1990, в Гёттингене, ФРГ) – немецкий историк и археолог, руководящий сотрудник Аненэрбе, оберштурмбанфюрер СС.
Сын преподавателя штудиенрата Хуго Янкуна. По некоторым высказываниям, вырос в консервативной, националистически ориентированной семье. Изучал историю, философию и физическую культуру в Кёнигсберге, Йене и Берлине. В 1930 г. начал работать в Кильском музее отечественных древностей и участвовать в раскопках Хайтхабу (Хедебю). В 1931 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Поясные гарнитуры в Замланде во времена римских императоров». В том же году вступил в Общество германской древней истории. В 1932–1933 гг. в качестве стипендиата Германского археологического института объездил Балканы и Ближний Восток, принимал участие в раскопках в Египте.
В 1933 г. вступил в СА и Союз борьбы за германскую культуру, организованный Розенбергом. В 1935 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Оборонительные сооружения времён викингов между Шлайем и Треене» и стал доцентом Кильского университета. В 1937 г. перешёл из СА в СС, тогда же вступил в НСДАП. С 1938 г. сотрудник Аненэрбе, заместитель руководителя, с 1940 г. руководитель учебно-исследовательского отдела раскопок. Раскопки в Хедебю находились под непосредственным патронатом Генриха Гиммлера.
С 1938 г. директор Кильского музея отечественных древностей, с 1940 г. профессор Кильского университета, с 1942 г. профессор Ростокского университета. Руководил группой, исследовавшей ковер из Байё. По собственной инициативе выполнял ряд поручений Гиммлера в оккупированной Норвегии. В 1940 Янкун по собственной инициативе работал для СС в Норвегии. Зимой 1941/42 Янкун делал доклады в Берлине для РСХА об идеологической важности изучения праистории и древней истории.
В 1941 Янкун предложил «Аненэрбе» создание так называемой «Особой команды Янкуна», которая должна была исследовать находящиеся в различных советских музеях объекты, принимая во внимание «германскую колонизацию юго-восточного пространства». Исследования часто вели к спасению интересных объектов и их транспортировке в Германию. В 1942 году Янкун добровольного вступил в 5-ю танковую дивизию СС «Викинг».
Впоследствии Янкун активно участвовал в военных действиях как третий офицер генерального штаба (Ic – начальник разведки) IV бронированного корпуса СС под командованием Герберта Отто Гилле, за что 9 ноября 1944 года был награжден Железным крестом Первой степени.
С 1944 г. состоял в личном штабе рейхсфюрера СС.
В 1945 г. был арестован, в 1948 г. освобождён (успешно прошел денацификацию). В 1949 г. правительство Шлезвига предложило Янкуну снова возглавить раскопки в Хедебю. С 1952 г. приглашённый профессор Кильского университета. В 1956–1973 гг. профессор Гёттингенского университета, директор семинара древней и ранней истории. В 1960–1970 гг. член исследовательского общества древней и ранней истории Нижней Саксонии, затем Археологической комиссии Нижней Саксонии. Член Академии наук в Гёттингене.
В 1980 г. стал почётным членом «Union international d’archéologie Slave» (Международного союза славянской археологии).
Янкун до своей смерти 30 апреля 1990, наряду с Давидом Ирвингом, Марией Гимбутас и Колином Ренфрю, был членом попечительского комитета журнала Nouvelle École, органа ультраправой «Groupement de recherche et d'études pour la civilisation européenne». Ален де Бенуа посмертно назвал его одним из отцов этого журнала.
Янкун, несмотря на его связь с национал-социалистами, должен рассматриваться как один из самых важных и самых влиятельных историков Германии, занимавшейся доисторической и древнейшей истории в послевоенное время.
История эпохи викингов
Седьмой и восьмой век означали укрепление германской власти в тех частях Европы, в которых был достаточно силен верхний слой. Все те области, в которых мы знаем только тонкий германский господствующий слой, были утеряны. Но незадолго до 800 года пробивается новое, большое народное движение, в котором участвуют только северно-германские племена. Когда в 887 году происходит нападение на Дорчестер на английском побережье и его разграбление, и на несколько лет позже монастырь Линсдесфейм на шотландском побережье становится целью похожего похода, то речь тут идет не о простых военных событиях, но это предвестники нового времени, характеризующегося сильным распространением германского элемента, последнее, большое переселение народов, которое мы знаем из доисторического времени. Мы привыкли обозначать это время как эпоху викингов. Имя «викинг» применяется для северных германцев, если они были в заграничном плавании, и мы не можем с уверенностью указать происхождение и изначальное значение этого слова.
Сначала пытались объяснить это имя северным наименованием залива, бухты vik и видеть в викингах людей, которые ехали из богатой заливами Норвегии на запад. То, что часть походов викингов исходила из местности фьорда Осло и эта область носила имя Viken, кажется, подтверждало эту версию. Думали также о другой связи со словом vik – бухта. Исходя из способа боевых действий викингов, полагали, что подкарауливание торговых судов в заливах, из которых легко можно было наносить удар, дало им это имя. Вторая попытка объяснения исходит от северного слова vig, означающего бой, борьбу, и видит в этих мореплавателях испытанных в борьбе /радующихся бою/ мужчин. Интерпретация слова как охотника на тюленей, которую предложили на основании шведского диалектного наименования тюленя, вообще была отклонена, так как охота на тюленей вовсе не была типичным занятием викингов. В. Фогель указал на то, что века до времени викингов, в которых это имя встречается в первый раз, характеризуются постепенным развитием международной торговли, и что этим экономическим переворотом было обусловлено начало появления складов товаров, в которых купец в любое время мог получить нужный ему товар и где у него также была возможность продать свой товар. У этих, по крайней мере, частично связанных с большими поселениями складов часто было имя, которое оканчивалось на «вик», как, к примеру, Квентовик, Бардовик и другие. Жителей таких мест и купцов, которые посещали эти места, уже задолго до 800 года могли называть викингами. С возрастанием предпринятых в военных целях морских походов во время около 800, у слова тогда произошло изменение значения. Если раньше этим обозначали мирного купца, то теперь это стало понятием владеющего морями морского воина. Вероятно, потом это значение на севере связалось со словом vik = залив.
Однако это новое германское продвижение из древних германских корневых земель началось не неожиданно. Уже в штормах великого переселения народов мы слышим о морских походах саксов, которые продвинулись до самого франкского побережья и вызвали там большой ужас. Мы знаем об овеянном легендами походе северного короля Гюгелака, которого франкские источники знают как Хохилаикуса, что он исходил с севера. Но это были не только отдельные военные походы, но и – как в более позднее время – настоящие, направленные на колонизацию миграции народов. Занятие Гебридов, Оркнейских и Шетландских островов из Норвегии, произошло еще до начала настоящего времени викингов. Также из Швеции уже в позднее время великого переселения народов началось продвижение на юго-восток, в области, которая также позже, во время викингов, стала областью колонизации для Швеции. И на юге примерно с 500 года даны двинулись из Скандинавии на юго-запад. Все эти движения (рисунок внизу) можно открывать почти только на основании археологических находок; об этом есть очень мало письменных источников, так как затронутые колонизацией области не знали собственного летописания. В этих отдельных продвижениях намечается новое, будущее движение, но только когда походы затрагивали области, у которых было собственное летописание, там север также для запада заметно выходил из своей изоляции. Чисто случайным, таким образом, записанное предание является восходящим к истокам знанием о походах викингов. Движение наступает гораздо раньше, оно наполняется в течение столетий и достигает своего апогея в девятом и десятом веках. Рубеж между временем великого переселения народов и эпохой викингов около 800 года представляется совсем произвольным, и, все же, мы сохраняем его, так как в это время на севере происходит та перемена стиля, с которой начинается новая эпоха.
Продвижение северных германцев до времен викингов
* * *
Внутреннее развитие севера проходило путями, подобными развитию в континентальной германской области. Здесь можно впервые увидеть тенденции к образованию больших союзов племен под внешним давлением римской наступательной войны. Арминий и его германский аналог Марбод пытались создать союзы, выходящие за рамки отдельного племени. Даже если эти попытки не увенчались продолжительным успехом, все же, эти первые выросшие из германского мышления государственные образования указывают на будущие процессы, ведущие через образование больших племен к созданию племенных государств и, наконец, к обоснованию универсальной империи при Каролингах. Здесь при Карле Великом и его предшественниках происходящая из германского духовного мира мысль племенного государства связывалась с первоначально чужой германскому мышлению идеей римской империи. Похожий процесс можно наблюдать также и на севере.
Скандинавия стояла в стороне от большой борьбы на Рейне и Дунае во время римских войн. Переселение восточногерманских племен на континент в течение последних столетий до начала нашего летосчисления парализовало народную силу севера на полтысячелетия, и только примерно в 500 году нашей эры новые силы начинают двигаться снова. Около 500 года даны появляются в западном бассейне Балтийского моря как чужая народность, которая из ее глубокого тыла в Швеции продвигается на запад и, вероятно, основывает на острове Зеландия первую датскую державу, с которой связаны королевская резиденция Лейре и овеянные легендами фигуры Хродгара и Хровульфа из саг о Беовульфе. Это первое основание датской империи, которое совершается здесь на датских островах, и воспоминания о которой сохранились только в датских героических сагах. Все же, мы здесь имеем дело с исторической реальностью. После упадка этого государства Лейре мы ничего не знаем о процессах в западной области Балтийского моря, пока уже до 800 года завоевательная волна данов достигает Ютландии и останавливается на юге, примерно у Шлезвига. Это продвижение с севера на юг относится как раз к тому времени, когда происходит противоположное движение с юга на север. В 799 году франкская армия в первый раз угрожающе появляется на Эльбе, в 802 и 804 годах Карл Великий атакует последний бастион саксов, область северной Эльбы. Когда он в 809 году после основания замка Эзесфельт на Штёре всерьез занимает области северной Эльбы и тем самым продвигается к угрожающей близости от датских территорий, мы видим, что под этим приходящим с юга давлением происходит укрепление датской власти на Шлайе. Вторая держава данов, начало которой связывается с именем Гёттрика, обязана своим образованием приходящему с юга давлению и возникла из оборонительной позиции против этого нападения. По прошествии короткого времени наступления против франкской империи Гёттрик был убит, и при его наследниках большое государство, которое охватывало не только Данию, но и Норвегию, разделяется на отдельные маленькие государства. Но окончательный распад пришел не с юга, где среди наследников Карла Великого можно наблюдать похожий процесс, как и в Дании. Когда в большом поражении при Лёвене на Диле в 891 году большая армия норманнов была окончательно уничтожена, это повлекло, похоже, определенные реакции также на их родину, так как мы видим, как в течение тех лет возникает новый противник страны датчан, шведский королевский род, происходящий из средней Швеции, который занимает Хайтхабу (Хедебю), старый центр власти и строит отсюда маленькую шведскую колониальную империю на датских островах и в среднем Шлезвиге. С возрастающим укреплением немецкой территории во время Генриха I интерес к северу также становится более оживленным. Когда немецкий король в 933 году справился с венгерской опасностью, он наступает на север. Старый центр датской державы на континенте Хайтхабу становится владением саксонского маркграфа, и снова сильное немецкое давление тяготеет на южной датской границе. Там вследствие бед этих лет возникает новая датская держава, созданная проживающей в средней Ютландии королевской семьей, происходящей из Еллинга. Еще сегодня могильные холмы Еллинга со стоящими между ними рунными камнями представляют собой один из самых великолепных памятников северного доисторического времени. Отсюда Горм и Тира и после их смерти их сын Гаральд подчинил центральной власти государства возникших за это время повсюду маленьких князей и объединил не только Данию, но и, как гордо говорит Гаральд на рунном камне в Еллинге, «Норвегию покорил и всю Данию объединил». Гаральд с успехом добился своих прав на южные части Норвегии, которые принадлежали еще к державе Гёттрика. Немецкое господство на Шлайе противостояло еще объединению всей, первоначально относящейся к сфере власти Гёттрика стране данов. При смерти Оттона I, кажется, наступил срок также этот кусок оторвать для себя. Но из-за энергичного вмешательства Оттона II, который в 973/74 нанес удар на север, эта попытка потерпела неудачу. Однако, когда девять лет спустя из-за поражения в южной Италии немецкой императорской власти угрожало крушение, и все территориальные приобретения к востоку от Эльбы были утрачены вследствие большого восстания славян, государство Хайтхабу тоже отделилось от немецкого имперского союза, пусть даже официальный отказ от этой области был высказан Конрадом II только полтора поколения. Вместе с тем, как и при империи Гёттрика, под политическим и военным давлением с юга образование державы произошло сильнее, центр которой теперь, более удаленный от доступа с юга, находился в Еллинге. Еще сегодня великолепные надгробные памятники говорят о воле властителя этого рода, который теперь определял историю Дании. При наследнике Гаральда Свене Вилобородом теперь окончательно в датской внешней политике совершилась большая перестановка, которая началась уже давно. Если раньше большим противостоянием, которое определяло политику Гёттрика, было напряжение между датчанами и франкской империей, и целью датских походов викинга тогда, по крайней мере, частично, было франкское северное побережье, то теперь, в особенности после поражения под Лёвеном, становится заметным переориентация этого направления нападений на Англию.
Северно-германские руны из замка в Альт-Любеке:
Й. Херрманн, Славяне в Германии, Восточный Берлин, 1985
* * *
Теперь Британские острова – это цель походов викинга, и в местности вокруг Йорка возникает новое государство данов на английской земле. Это движение еще больше усиливается при Свене. Он развил походы викингов в Англию до совершенно определенной системы, и когда он умер в 1014 году, почти вся Англия принадлежала ему. Но объединение Британских островов с севером окончательно произошло только при его сыне Кнуте, первом короле, который управлял Данией, Швецией, Норвегией и Англией. При его смерти в 1035 году эта империя начала распадаться и разделилась при его наследниках на первоначальные составные части. Когда в середине одиннадцатого века походы викингов на запад стихают, это было результатом израсходования сил, что означали английские походы для такого маленького государства как Дания, после чего на западе последовало полное устранение Дании от таких походов. Областью деятельности датской политики экспансии остался западный бассейн Балтийского моря, где датское доминирование было устранено только немецкой Ганзой.
Тесно связана с историей датской державы история Норвегии, южная часть которой, по крайней мере, неоднократно принадлежала к датской сфере власти. Она в общих чертах показывает тот же самый процесс, что и развитие в датской области. Когда во время римских войн благодаря александрийскому географу Птолемею первый луч света исторического предания падает на норвежскую территорию, мы узнаем об одном племени, Хайдейнои, которое мы в более позднее время находим как хейднир, жителей области Хедемаркен в Норвегии. С точки зрения археологического материала нет никаких оснований предполагать создание племен в это время. Иначе обстоит дело со следующими сообщениями о Норвегии, которыми мы обязаны Иордану, упоминающему во время около 500 года, среди прочего, два имени, которые позволяют сделать определенный вывод о политических процессах в Норвегии. Он называет raumariciae и ragnaricii. Наименования, в которых легко узнать более поздние племенные области Ромерике и Ранрике (вероятно, также Рингерике). Если мы на основании археологии не видим признаков образования племен в области Ромерике в начинающееся время великого переселения народов, то археологическое наследие в области ragnaricii говорит в пользу формирования богатой крестьянской аристократии. Состав племенных имен с окончанием -rike (= держава, империя, царство) учит, что мы здесь, между началом нашего летосчисления и апогеем великого переселения народов должны видеть первые попытки образования племенного союза, выходящего за рамки самых маленьких территориальных единиц. Даже если бы эти написанные намеки ни в коем случае не исчерпывают изображение развития Норвегии, то они все равно желанные для нас точки опоры. Здесь, однако, как едва ли в другом месте, археологические находки позволяют дополнить историческую картину. В особенности Шетелиг и Брёггер указывали на то, что не только в области фьорда Осло, но и в норвежских западных землях время великого переселения народов означало период объединения в большие племенные области, которые лучше всего можно охарактеризовать как крестьянские аристократии. Они образуют, по-видимому, объединение равноправных семей зажиточных крестьян без особенного политического честолюбия отдельных людей и представляют собой такое уравновешенное внутри племенное образование. Только когда в течение столетий до времени викингов начинается более сильное продвижение севера, основные изменения совершаются также в норвежских землях. Равновесию объединений зажиточных крестьян мешают проникновения завоевательского рода инглингов, которых изгнали из их родины, Свеарике в Уппланде, и они создают себе во фьорде Осло новую империю. В ландшафте Вестфольда поселяется первый норвежский король этого рода Хальфдан Хвитбейн (поблизости от торгового пункта Скирингссал). Немного севернее в сторону Боре еще до сегодняшнего дня стоят великолепные королевские могилы как свидетели воли власти, которую развил этот род. Из этого рода происходил объединитель Норвегии, Гаральд Прекрасноволосый, который сломал самостоятельность западной Норвегии в битве при Хафтсфьорде и стал единственным королем всей Норвегии. Это произошло в 872 году.
Здесь мы видим (как в центре датской державы Еллинге), большой памятник рода в форме могильных холмов, которые представляют собой нечто совсем новое в рамках до тех пор действительно равномерно выстроенных могил времен великого переселения народов. Наиболее удачно изобразил этот процесс A. В. Брёггер: «Напротив у нового королевского рода в Вестфольде, королей Инглингов, который врывается в седьмом веке в старую аристократическую крестьянскую общность южного Вестфольда, совсем другое лицо. Во всех формах выражения (...) здесь идет речь о королях-завоевателях из более сильной отливки, которые медленно поднимаются к своим целям и несут в себе великие идеи объединения и захвата. Места погребения на Борре, могилы-корабли Осеберга и Гокстада (Гокштада) – это более обширный кусок норвежской истории девятого века н.э., чем какие-нибудь письменные источники могли бы дать. Здесь у нас есть самый могущественный королевский род страны, вся их психологическая установка лежит открыто перед нами в таких расточительных трупных погребениях как погребение королевы в Осеберге и короля в Гокстаде. Там обнаруживается избыток силы и способности, который дает понять, что в таком поле могла возникнуть имперская мысль. Здесь есть что-то иное – и большее, чем только радость зажиточных крестьян и землевладельцев от хорошего крестьянского хозяйства. Здесь речь идет о вождях, в которых политические цели отточены поколениями.» Хотя творение Гаральда Прекрасноволосого состояло только в свободном соединении отдельных до тех пор независимых областей, и история его наследников характеризуется борьбой за более твердое или более свободное оформления этого единства, до тех пор, пока, наконец, примерно в 1000 году не возникла становящаяся все более твердой связь. Помехой при этом процессе были притязания Дании на власть в южных норвежских областях, начало которых исходит, пожалуй, еще из эпохи великого переселения народов. Также здесь чередуются периоды слабости с периодами более сильных притязаний. Гёттрик был, по-видимому, бесспорным властителем во фьорде Осло, в то время как среди его наследников это право больше не могло осуществляться. И только при Гаральде Блаатанде, сестра которого Гунхильд была в браке с Эриком Кровавым Топором, сыном основателя норвежской империи, по инициативе сыновей Эрика была предпринята успешная попытка восстановить датское право на южную Норвегию силой оружия.
Осебергский корабль, девятый век, в могильном кургане
* * *
С этим связана гордая надпись на рунном камне Гаральда в Еллинге, где он говорит о том, что он завоевал Норвегию. Окончательное объединение Норвегии идет рука об руку с внедрением христианства, которое норвежский королевский род сделал основой его имперской идеи, процесс, который мы можем узнавать также в судьбе западногерманских родов. Окончательное достижение норвежского единства связано с именами двух мужчин: Олафа Триггвасона, который за время его только пятилетней деятельности (с 995 по 1000) твердо соединил расходящиеся силы, так что даже следующие пятнадцать лет длительного имперского деления больше не могли подавить этот зародыш. Окончательному соединению существенно содействовал Олаф Гаральдссон, (позже причисленный к лику святых). Хотя прошел еще целый век, пока дело дошло до начала норвежского национального самосознания и имперской идеи, но фундамент к объединению заложили такие выдающиеся викинги как Гаральд Прекрасноволосый и Олаф Триггвасон; в их время слово rike значило власть одиночки, его влияние и его силу, и только по мере этого, в то время как по воле объединения отдельного рода развивалась объединяющая всю страну идея, сдвигается также значение слова rike, которое получает смысл империи только в более позднем средневековье.
Для истории Швеции мы не владеем в той же мере как для Норвегии и Дании источниками из области западноевропейского летописания. Это потому, что интерес европейского запада к Швеции был только опосредованным. Ведь эта страна не участвовала, все же, в такой сильной мере в западных походах как оба другие северных государства. Самой природой для Швеции было определено восточноевропейское пространство как круг интересов и самые важные и самые продолжительные предприятия направлялись на юго-восток, на территории, которые, как и север, не обладали независимым летописанием. Только там, где интерес шведской колониальной империи в России продвигался дальше на юг, например, в Константинополь, мы находим исторические сообщения о севере. Также сами северные источники обращаются со шведской историей только бегло, тогда когда только сведения об истории Норвегии и Исландии наличествуют в большем объеме. Они упоминают Швецию только в тех случаях, где у истории этой страны было более тесное соприкосновение с западно-скандинавскими областями.
Напротив, из времени начала эпохи великого переселения народов у нас есть также для Швеции несколько сообщений, и мы узнаем как оба основных племени страны Svear (свеи) и Götar (готы), расселялись – одни в Уппланде, другие в Западном Готланде. От данов и герулов, которые тоже упоминаются среди населяющих Швецию народностей, никаких остатков в более позднее время не сохранилось, так как история страны была определена большой борьбой за власть между свеями и готами. Svеarike, сегодняшняя Sverige (Швеция) возникла из-за победы свеев – шведов. Центр этого имперского образования лежит в Старой Упсале, где как в более позднее время в Еллинге и Борре возник великолепный комплекс памятников. Еще сегодня могущественные королевские холмы Старой Упсалы говорят о воле властителя королевского рода Инглингов, которые начали отсюда объединение шведских земель и после их мнимого падения под ударом Ивара Видфадме двинулись в Норвегию, чтобы из Борре объединить также эту страну. Однако, культовый центр оставался также после их ухода в Старой Упсале, большой культовый праздник которой стал широко известен благодаря его описанию Адамом Бременским. И когда по прошествии времени иностранного господства этот род, как предполагает Нерман, вернулся в Швецию, структура страны изменилась. Из внутреннего замкнутого королевства появилось государство, интересы которого достигали заморских земель, и этой перемене способствовал также выбор новой королевской резиденции. Она лежала в районе озера Меларен и свидетельствовала этим о постепенной трансформации шведской политики. Затем около 800 года, вероятно, король Эрик основал новую королевскую резиденцию на острове Адельсё напротив нового торгового города Бирки. Близ Ховгэрда лежит группа королевских могил, которые по их расположению полностью соответствуют могилам Старой Упсалы. Три королевских холма, церковь и площадь для тингов можно найти здесь в похожем расположении. Это многое значит, если предположить, что возвратившийся род старого королевского пола создал себе здесь похожую святыню и центр своей новой державы, как предки в Старой Упсале.
Уже в девятом веке мы видим сильные интересы Швеции на востоке, и даже если мы знаем только мало об отдельных королях и едва ли знаем их имена, то, все же, мы должны предположить в определенных сроках жесткую консолидацию шведской власти. Когда во времена Гаральда Гормссона началась великодержавная политика Дании, там мы видим также попытку укорениться в Швеции, вероятно, побужденную или опирающуюся на право изгнанного претендента на трон Стирбьорна. В битве у Фирисваля вблизи от Старой Упсалы эта попытка потерпела крах. После смерти Гаральда победоносный король шведов Эрик по прозвищу Sägersäll (Победитель) приступил к нападениям на Данию. И во время отсутствия Свена Вилобородого ему удалось обосноваться в области Шлай. Против него Свену при его возвращении из Англии пришлось бороться в 995 году, и, вероятно, оба рунных камня короля Свена при Хайтхабу говорят о конфликтах этого года. Но также и он не ограничился этим предприятием против запада. Мы неоднократно видим, как он вмешивается в русские дела, и его брак с дочерью короля Польши Болеслава открывает нам, вероятно, его дальнейшие планы на востоке. Его сын Олаф Скотконунг помирился с противником его отца Свеном Вилобородым, и, объединившись с ним, двинулся против Норвегии, которая не справилась с этим двойным нападением. Дружба с Данией сохранялась также при наследнике Свена, великом Кнуде, к английскому походу которого в 1015 году Швеция тоже присоединила свои войска. В середине одиннадцатого века этот род вымирает. И в то время мы узнаем также о последних походах викингов в Россию, связанными с именем Ингвара, который продолжает жить в бесчисленных рунных камнях.
Торговые суда были специально ориентированы на грузоподъемность
и мореходность, обладали большой осадкой, более широкой палубой
и в средней части корабля открытым трюмом; доски палубы
и отверстия для весел были только на обоих концах.
Но у корабля была только небольшая защита для команды и груза.
Рисунок Анке Густавссон (Ânke Gustavsson)
Споры за трон наполнили следующее столетие шведской истории, и в это время политической слабости большие цели, которые были живы во времена викингов, пропадают. Восточное пространство теряет свой интерес, и, как и Дания, Швеция также в последующем историческом времени владеет только ограниченную территорией. Даже если время от времени снова возникает цель создания великой шведской империи, и мы можем видеть поздние появления того духа викингов в таких людях как короли Густав Адольф или Карл XII. Эти два с половиной века, приблизительно от 800 до 1050, – это не одна единая унифицированная эпоха германского расширения, но ее можно разделить по ее виду на две существенно различающиеся части. В девятом веке мы в основном видим тут военные походы, которые поразили не только приморье Западной Европы, но и внутренние части континента, в то время как десятый век, по существу, повлек за собой укрепление и расширение новых захваченных областей. На западе целью походов викингов было, прежде всего, побережье империи франков, Англии и Ирландии, и тамошние властители не могли предотвратить эти вторжения, в основном потому, что они не располагали морской силой, на владении которой и основывался большей частью успех викингов. Они имели только одну возможность обезопасить побережье, а именно путем наделения ленами князей викингов, которые должны были уезжать за границу по различным причинам, их областями на побережье. Таким образом, в первой половине девятого века Рюстринген был дан в лен датскому принцу Гаральду, а также мы видим западную Фрисляндию как ленную область викингов со столицей в Дорестаде (Дорештаде), том каролингском порту, через который осуществлялся экспорт товаров на север и северо-запад. Во второй половине девятого века, когда викинги в постоянно возрастающем числе притесняют франкскую империю, частично привлеченные внутренней слабостью империи, до тех пор, пока в 891 году победа Арнульфа Каринтского над армией викингов у Лёвена на Диледене не останавливает вторжения, по крайней мере, на время. Тогда Англия в большей мере становится целью их походов, и государство викингов возникает вокруг Йорка, под названием Danelag, где господствует датское право. Когда в начале 70-х годов потомок рода Вестфольдов объединяет Норвегию в единое государство, то часть свободных богатых крестьян эмигрирует, причем, по чисто идейным причинам, так как не хотят подчиняться королю, в Исландию и основывает там исландскую республику как чисто германское образование. В походах на запад участвовали по существу датчане и норвежцы, в то время как сфера влияния шведов охватывала Балтийское море с его южным побережьем и континентальным глубоким тылом. Хотя мы знаем также и в той местности датские колонии, так как Дания географически смотрит как на Северное море, так и на Балтику, но самые большие государственные образования, которые совершаются в то время в Восточной Европе, созданы шведами. Уже очень рано мы видим шведских викингов в России, где они появляются в 839 году как посланники в Византию и в 60-е годы они проникают затем на восточноевропейскую низменность с севера. Вдоль больших потоков они ведут свой путь, и таким образом княжества викингов возникают сначала на севере России вокруг Новгорода, в то время как другой род продвигается вперед до Южной России и создает себе империю со столицей Киевом. Aскольд и Дир – это сохранившиеся в истории имена руководителей похода. Здесь, как кажется, в основном торгово-политические точки зрения были решающими для этой колонизации, так как тем самым в руках викингов оказывалось владение большими торговыми путями, и они контролировали путь из Востока в Северную Европу во владении. То, что ислам своим продвижением из Африки в Испанию сделал Средиземное море арабским морем и создал возможность закрытия Гибралтарского пролива, едва ли было причиной этого северного удара. Однако, по меньшей мере, на севере России, в Новгородском государстве, мы видим сильную крестьянскую колонизацию из Швеции, для нас сегодня заметную по могильным находкам и скандинавским названиям населенных пунктов. Во второй половине девятого века происходит теперь и на юго-востоке более сильное укрепление власти викингов благодаря соединению первоначально разделенных областей господства вокруг Киева и Новгорода в единую империю, жизненными артериями которой были большие речные системы.
Западные походы викингов (из: Торстен Капелле)
* * *
Тем самым была создана предпосылка для русской империи, действие шведских викингов, возникшей, вероятно, как государство моряков, но в десятом веке и в последующее время превратившейся в твердое государственное образование. Десятый век: создание польской державы Мешко (с его германским именем: Даго). Уже одно это имя показывает, что основание Польши было германским предприятием, что опирается также на многочисленные находки скандинавского происхождения в Польше, не рассеянных по всей стране, а найденных преимущественно в больших центрах политической и военной жизни, чем доказывается, что и северно-германский элемент там имел большое значение. Меньшие государственные образования на южном берегу Балтийского моря: старый Зеебург (Либава), связанный с готландскими и шведскими поселениями; колония викингов в Самланде, (находки из Вискиаутена под Кранцем), в Эльбинге и Йомсбург, (снова открытом новейшими раскопками). В Вагрии, в самой северо-западной части славянского расселения, кровь викингов течет в княжеском роде, и мы узнаем о наличии там северно-германского элемента по находкам (Путтгарден / Фемарн). Балтийское море – это северно-германский бассейн, по южном берегу окаймленный цепочкой северно-германских колоний. Северно-германский элемент проникает дальше в глубокий тыл, (военные оккупации, вероятно, крестьянские поселения). На западе Европы создание норманнского герцогства в Нормандии. Из Исландии в десятом веке Гренландия попадает в кругозор северных мореплавателей. Сверх того, обнаружены следы смелых мореплаваний северных германцев до восточного берега Северной Америки, т.е. открытой викингами за 500 лет до Колумба. Одиннадцатый век: основание норманнских государств в Сицилии и южной Италии. Помимо этих государственных образований викинги продвигались еще дальше вперед как купцы. Регулярные поездки в Константинополь (два торговых договора между викингским великим князем Киева и императором Восточной Римской империи), но также и через Каспийское море в Междуречье, где мы находим их как купцов в Багдаде и Басре. Четыре или пять раз Константинополь видел армии викингов из русской империи перед своими стенами, которые давали большому городу – Miklagard т.е. «большой город», как его называли викинги – защиту от агрессоров.
Итак, северным германцам того времени была открыта большая территория, тянувшаяся на юго-востоке до Месопотамии и Константинополя и на западе до Северной Америки, простиравшаяся от Северной Африки на юге до Гренландии на севере. За освоением новых захваченных областей лежит историческое значение того времени по существу в основании государств, которое здесь совершалось, при исключительном или, по крайней мере, важном участии германцев. Так, большой мир славянства в первый раз получает на востоке государственную организацию, которую несут ему германцы. Это влияние можно проследить до основания первого государства в славянской области в эпохе великого переселения народов, княжества франка Само, через основание русского и польского государств вплоть до призвания Тевтонского рыцарского ордена Конрадом Мазовецким. Таким образом, время викингов образует продолжение тысячелетнего процесса. Мощное продвижение за рамки европейского севера, которое проявляется неоднократно как совсем внезапное мощное развитие, представляет собой только продолжение уже очень древнего движения в северном пространстве. Впервые в каменном веке, затем очень заметно в молодом бронзовом веке, мы снова и снова видим север как большой человеческий резервуар, из которого всегда исходят на юг новые походы, за которыми следует восточногерманская колонизация и позже исходящие из Англии колониальные захваты в других частях мира.
Культура эпохи викингов
Для знания культуры эпохи викингов у нас есть различные источники, и обаяние изучения этих веков раннего германского времени состоит как раз в том, что мы опираемся не только на находки, если мы хотим заняться картиной культурного положения германцев, а что мы также можем увидеть духовные силы, которые стоят за историческими событиями; и мы обязаны этим сохранению германской письменности. У нас здесь есть неповторимая возможность познакомиться с письменными источниками и вместе с тем с духовной позицией народа из того времени, которое еще не полностью определялось преобладанием средиземноморских, христианских представлений. В этом письменном материале отражается духовная установка германцев, которые стояли за теми большими нашествиями девятого и десятого веков нашей эры. Если даже эти источники только в двенадцатом и тринадцатом веке были записаны христианскими священниками в Исландии, то они, все же, передают нам правдивую картину культурных отношений времен викингов. У нас есть не только в сагах неистощимый источник знаний о германском складе характера, в той области, в которой не было напластованного нижнего слоя, но мы обладаем в героических поэмах того времени возможностью увидеть картину их воинственного характера. В этом письменном материале мы видим германцев с их жизненными идеалами, как они воплощены в описании великих героев, а также с их слабостями; причем эта картина исходит не от чуждых народу летописцев, которые непонимающе должны были сталкиваться с сущностью этого народа, а также не от христианских священников, которые в большинстве случаев рассматривали мир свободного германства через окно монастыря, но у нас перед глазами та картина, на которой германцы изобразили себя самих.
Было бы совершенно ошибочно рассматривать викингов в качестве исключительно воинов и мореплавателей. Как раз северные источники позволяют нам глубоко заглянуть в повседневную жизнь тех столетий, и мы увидим, как викинги там как крупные или мелкие крестьяне сидят на своих дворах и занимаются своим крестьянским трудом. Мы переживаем с ними все хлопоты и все заботы, которые влечет за собой крестьянское поместье. Мы также увидим, как они празднуют свои праздники, и мы увидим большие распри, которые отличают это воинственное крестьянство, те распри, которые исходят от очевидного понятия о чести германцев и от этических основных воззрений их жизненной позиции. Но в молодые годы они все однажды побывали в далеком мире в походах викингов и расширили свой кругозор.
* * *
«Только тот знает, кто едет далеко
и сделает много путешествий, что внутри себя всякий другой лелеет,
если его живость ума оправдывается».
Такими словами поэт в старом стихотворении Эдды характеризует ценность путешествий для мужчины. Это то время смелого воинства, которое характеризуется в том же стихотворении Эдды, где поэт говорит:
«Мерой одарен каждый из мужчин, но не сверходарен, так как редко
становится веселым сердце мечтателя, который слишком боязлив».
Во всех предприятиях, будь это дома, будь это в походе, мы ясно видим большую, мужскую твердую позицию того времени, которую трудно обозначить лучше, чем в заключительной строфе того же стихотворения:
«Владение умирает, роды умирают, и смертен ты сам,
Но лишь одно живет вечно: слава деяний умерших».
Эта позиция объясняет многое из того времени, что могло бы сначала показаться современному человеку непонятным. Это та движущая сила действия, которая делала мужчин способными к их великим военным и политическим достижениям, и оставила свой отпечаток на всей той эпохе. Так и саги, и стихотворения Эдды являются бесконечной сокровищницей для ответов на все эти вопросы, касаются ли они ежедневной жизни, или находятся в связи с мировоззрением, которое проявляется в этой жизни. Эти источники всегда будут оставаться основой для картины, на которой мы можем увидеть германцев раннего времени. Но наряду с этим у нас есть и другие сведения, которые исходят от писателей из других областей. Во время, когда северное германство своими походами викингов вошло в соприкосновение со столь многими дальними странами, вполне понятно, что также другие источники занялись привычками и представлениями викингов. Потому мы находим важные разъяснения также в другой литературе. Даже если у авторов очень часто отсутствует внутреннее понимание сущности северного германца, то, все же, если эти сообщения относятся к внешним событиям, там можно найти замечательные сведения о многом, что в противном случае было бы утрачено для нас. Так, к примеру, единственное, действительно исчерпывающее изображение погребения происходит из восточной области колонизации викингов. В Булгаре, т.е. поблизости от сегодняшней Казани на Волге, у викингов была торговая колония, и они там торговали с местными жителями и с приезжавшими туда с юга купцами, большей частью с арабами. Там умер один из вождей викингов, и на его похоронах присутствовал араб, Ибн-Фоцлан (Ибн-Фадлан), который передал нам подробное изображение.
«Мне очень хотелось присутствовать при этой церемонии, пока (наконец) не дошло до меня (известие) о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания. А это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут его (мертвого) в него и сжигают его (корабль), а для богатого (поступают так): собирают его деньги и делят их на три трети, – (одна) треть (остается) для его семьи, (одну) треть (употребляют на то), чтобы для него на нее скроить одежды, и (одну) треть, чтобы приготовить на нее набид (напиток), который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днем, (так что) иногда один из них (кто-либо из них) умирает, держа чашу в своей руке.
И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: «Кто из вас умрет вместе с ним?» Говорит кто-либо из них: «Я». И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так), (это) девушки. И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрет вместе с ним?» И сказала одна из них: «Я». Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками. И принялись они (родственники) за его дело, – кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет сожжен (он) и девушка, я прибыл к реке, на которой (находился) его корабль, – и вот, (вижу, что) он уже вытащен (на берег) и для него поставлены четыре подпорки из дерева (материала) хаданга (белого тополя) и другого (дерева), и поставлено также вокруг него (корабля) нечто вроде больших помостов (амбаров?) из дерева. Потом (корабль) был протащен (дальше), пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, (которой) я не понимаю. А он (мертвый) был далеко в своей могиле, (так как) они (еще) не вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле и покрыли ее стегаными матрацами, и парчой византийской, и подушками из парчи византийской, и пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье постилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма (?) большая (и толстая), мрачная (суровая). Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева (с деревянной покрышки) и удалили в сторону (это) дерево и извлекли его (мертвого) в изаре (саване), в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода (этой) страны. А они еще прежде поместили с ним в его могиле набид и (некий) плод и тунбур (струнный инструмент).
Итак, они вынули все это, и вот он не завонял и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак, они надели на него шаровары и гетры, и сапоги, и куртку, и кафтан парчовый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку (калансуву) из парчи, соболиную. И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку (кабину), которая (имеется) на корабле, и посадили его на матрац, и подперли его подушками и принесли набид, и плод, и благовонное растение и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним (букв. к его боку). Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели. Потом (они) разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров (быков) и разрезали их обеих также и бросили их обеих в нем (корабле). Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем (корабле).
А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя, входит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин (данной) юрты и говорит ей: «Скажи своему господину: «право же, я сделала это из любви к тебе»». Когда же пришло время после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они (уже раньше) сделали наподобие обвязки (больших) ворот, и она поставила обе свои ноги на руки (ладони) мужей, и она поднялась над этой обвязкой (обозревая окрестность) и говорила (нечто) на своем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй (раз), причем она совершила то же (действие), что и в первый раз, потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же, что сделала (те) два раза. Потом подали ей курицу, она же отрезала ее голову и забросила ее (голову). Они взяли (эту) курицу и бросили ее в корабле. Я же спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: «Она сказала в первый раз, когда ее подняли, – вот я вижу моего отца и мою мать, – и сказала во второй (раз), – вот все мои умершие родственники сидящие, – и сказала в третий (раз), – вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему». И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется ангел смерти, а она та, которая убивает ее. И она (девушка) сняла два ножных кольца, бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые обе (перед этим) служили ей, а они обе дочери женщины, известной под именем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но (еще) не ввели ее в палатку (кабину), и пришли мужи, (неся) с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку (кабину), в которой (находится) ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку (кабину), но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и всунула ее (голову) в палатку (кабину) и вошла вместе с ней (девушкой), а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, причем взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха, называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум (мужам), чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа (в руке) кинжал с широким лезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время, как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла. Потом подошел ближайший родственник (этого) мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком к кораблю, а лицом своим (...), зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука (лежала) на заднем проходе, (он) будучи голым, пока не зажег сложенного дерева (деревяшек), бывшего под кораблем. Потом подошли люди с деревяшками (кусками дерева для подпалки) и дровами, и с каждым (из них) деревяшка (лучина?), конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева (подпал). И принимается огонь за дрова, потом за корабль, потом за палатку, и (за) мужа, и (за) девушку, и (за) все, что в ней (находилось), подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое воспламенение его (огня). И был рядом со мной некий муж из русов (шведский викинг – Г.Я.), и вот, я услышал, что он разговаривает с переводчиком, бывшим со мною. Я же спросил его, о чем он говорил ему, и он сказал: «Право же он говорит: «Вы, о арабы, глупы»,... «Воистину, вы берете самого любимого для вас человека и из вас самого уважаемого вами и бросаете его в прах (землю) и съедают его прах и гнус и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так что он входит в рай немедленно и тотчас»». Тогда я спросил об этом, а он сказал: «По любви господина его к нему (вот) уже послал он ветер, так что он унесет его за час». И вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в (мельчайший) пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку хаданга (белого тополя), написали на ней имя (этого) мужа и имя царя русов и удалились».
(Полный перевод отрывка приводится по изданию: «Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу». Изд. Академии наук СССР М-Л, 1939., перевод и комментарии А.П.Ковалевского, под редакцией И.Ю. Крачковского, взят с сайта http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/fadlan.htm Шведским же викингом руса в данном отрывке называет не Ибн-Фадлан, а сам Герберт Янкун – прим. перев.)
* * *
Это сообщение приведено здесь только в отрывке. Оно очень наглядно изображает нам ритуал погребения викингов, которые жили тогда в Булгаре. Наряду с этими письменными источниками мы владеем еще одним бесценным памятником для истории культуры этих двух с половиной веков. Это т.н. Ковер из Байё, длинная серия вышитых изображений шириной от 80 до 100 см, задуманный, вероятно, как иллюстрированный фриз, который можно было натягивать вокруг большого зала. На этом иллюстрированном фризе наглядно представлены все события, которые предшествовали захвату Англии Вильгельмом Завоевателем. В этой композиции мы обладаем одним из самых важных памятников истории культуры того времени. Все, что заполняло жизнь этих викингов, нашло здесь свое наглядное изображение. Мы видим, как крестьянин с плугом и бороной работает на своем поле. Мы видим мужчин при одной из их основной деятельности, соколиной охоте и выезжающих на конях со сворой. Другие сцены ежедневной жизни там тоже представлены, например, кухня, на которой готовится завтрак, и сами мужчины, которые этот завтрак едят. Описание войны занимает, однако, на этом ковре соответственно с духом времени, самое большое место, как и все виды подготовки, которые были необходимы для войны. Строительство флота здесь изображено, и отчетливо видны отдельные стадии строительства. С большой любовью также представлена дальнейшая подготовка к походу, например, погрузка оружия, прежде всего, копий, кольчуг, связок мечей и больших винных бочек. Картина идущего под парусом флота викингов способствует нашему представлению о явлениях того времени. Она показывает нам, как перевозят мужчин и лошадей, и иллюстрирует нам снова подробности судостроения, оснастки и украшения, наблюдения, которые вполне проверяются большими археологическими находками из погребений в Норвегии. Сама война занимает большое место. При изображении осады замка мы знакомимся с одним из типичных замков того времени, башенным холмом или донжоном более позднего среднего средневековья; и в открытой битве на поле мы видим дикую схватку людей и коней, а на сопровождающей полосе изображений погребение погибших героев; произведение, которое еще далеко не исчерпано в его ценности как источник. К этому можно добавить иллюстрации в книгах, которые с одной стороны дают нам прекрасное основание для изучения орнаментики, а с другой стороны содержат некоторые важные сведения о костюмах девятого и десятого веков и обо всей культурной жизни, потому что, например, в иллюстрациях к Библии частично отражается историческая жизнь того времени с ее строительством городов, ее войнами, при которых очень часто создается впечатление, как будто современные художнику исторические события, как вторжение норманнов, дали ему мотив для иллюстрации подходящих мест из Библии.
Столб со звериной головой с могильного корабля в Осеберге
Однако археологические находки образуют самый большой материал источников. Рунные камни не только передают нам память о героях того времени и богатую орнаментику, в особенности в более молодых камнях, но они показывают нам также жизнь мифических представлений, как при скульптурном изображении на камне из Готланда, которое представляет нам парусный корабль и показывает прием воинов валькирией в Валгалле, мотив, который нашел свое художественное оформление и в остальном в северном кругу. Мы можем здесь также заметить жизнь германских сказаний, когда, например Сага о Зигфриде наглядно представлена на скальной стене, то мы должны из этого сделать вывод, что круг этого сказания был тогда еще жив, и стимулировал художников к созданию произведений по его мотивам, подобно тому, что мы видим в остатках резьбы по дереву на корабле Осеберга, где колесница королевы Осе содержит сцену с Гуннаром в яме змей, т.е. передает скандинавскую вариацию Песни о Нибелунгах.
В целом рунные камни образуют монументальное выражение этого времени. Они – памятники, которые должны объявлять славу деяний умерших. Это не надгробные камни в нашем понимании, обелиски, которые могли быть установлены также и далеко от могил. Там, где протекала жизнь, на больших военных дорогах или на площадях тингов, куда приходили мужчины, было место этих камней, чтобы они смогли выполнять их задачу – возвещать о славе павших мужей. Они были одновременно символом больших, свободных родов и обозначали при случае их площади для проведения тингов. В Еллинге у Виборга в Ютландии знаменитые камни Еллинге лежат между двумя величественными могильными холмами, и вокруг стояли когда-то по кругу пятьдесят камней, т.н. камни тинга, окружающие место, где проводились эти народные собрания. Здесь большой камень Еллинге был не только надгробием и отчетом, но и колонной тинга, родовым знаком Гаральда. Колонна тинга, надгробие и могила предков образуют политический и религиозный центр новой основанной родом Еллинге датской державы.
Корпус повозки из могильного корабля в Осеберге с подобным
колыбели каркасом, украшенным на концах человеческими головами.
Тор с двумя змеями, которые
олицетворяют Солнце и Луну.
Национальная Библиотека,
Париж
При мелких находках мы узнаем, как развивалось прикладное искусство на фундаменте эпохи великого переселения народов, как также во время викингов звериный стиль продолжает дальнейшее развитие в его стилистическом охватывании образов животных и его большом богатом движении, которое лучше всего соответствует, вероятно, духу того времени. Здесь этот звериный стиль получает свое последнее совершенствование, которое больше не происходило в западногерманской области или происходило только в слабой степени, так как здесь из-за проникновения античного наследия совершалось также стилистическое видоизменение, которое достигло высшей точки в орнаментике растений, которая до тех пор была чуждой северу. Все же старое богатство мыслей продолжает жить, однако, здесь, иногда скрытно, однако осязаемо. Помимо преобладания звериного орнамента, этого плода германского искусства четвертого и пятого веков драгоценности показывают также совершенное владение техникой металлургии. Мы находим пристрастие к прекрасно украшенному оружию, которое мы видели уже в более позднем бронзовом веке и, сверх того, в культуре боевых топоров более молодого каменного века, также и во времена викингов. Этот период оставил нам большое количество мечей, наконечников копий и топоров, которые украшены частично звериными орнаментами, частично чисто геометрическими узорами. Мы находим звериную орнаментику на всех ювелирных изделиях костюма и, первым делом, на богатых пряжках к платкам, которые принадлежат к женскому украшению, но также и на других пряжках, как они были приняты в то время, вплоть до того, когда по прохождению стилистической последовательности этих двух с половиной веков с запада проникают новые идеи. Мы видим потом опять, как старое германское понимание пробивается, видим эту борьбу двух взглядов между собой и ее окончательный результат.
* * *
В течение этих обоих столетий на севере происходит борьба, которую западные германцы прошли уже на столетия раньше: борьба двух мировоззрений друг с другом; на одной стороне германское представление о Бога в его укорененной в роде и в понятии о чести форме, и на другой стороне новое наступающее христианство.
Камень Хаблинго с узлом Одина (Готланд)
Разнообразно воплощение, которое оба воззрения нашли в нашем материале. Возле молота Тора, символа северного крестьянского бога, стоит крест. С его приспособлением для подвески он часто еще родственен символу старой веры, соединяясь с традицией древних представлений, но осознанно подчеркивая новое. Рядом с распятием, как было найдено в могилах на Бирке, стоит валькирия, которая предлагает приветственный напиток вступающему в Валгаллу воину Одина. На начинающееся приравнивание чужого занесенного христианством мировоззрения указывает большой рунный камень Еллинге, который содержит отчет короля Гаральда и представляет собой письменное свидетельство о присоединении государства Хайтхабу к державе датчан. То, что это проникновение вначале оставалось только очень поверхностным, свидетельствуют многочисленные места в сагах. Так о Хельги Худом, например, сообщается, что он молился христианскому Богу. Но если он был в морском походе или ему угрожала опасность, он призывал Тора. Часто чисто поверхностные причины вели к приему новой веры, как учит речь одного члена тинга на тинге в Бирке, где он указывает своим землякам на внешние преимущества, которые влекло бы за собой принятие христианства. В большей мере победило христианство только в тот момент, когда скандинавские короли увидели в нем поддержку для своей имперской идеи, и христианство и образование державы связываются друг с другом и военная сила королевства становится на поддержку новой веры. Эта духовная борьба ни в коем случае не была закончена, но ее процесс тоже можно хорошо проследить по археологическим находкам.
Также для ежедневной жизни у нас благодаря находкам есть богатые возможности для наблюдения. Это было время, в котором купечество и пиратство были связаны очень тесно, потому в могиле с одной стороны мужчины лежит меч, а с другой стороны – весы. О том, чем люди заполняли свое свободное время, нам говорят игровые доски, известные нам из Ирландии, игровые камни частично в форме человеческих фигур и кубики, как мы их знаем с давних веков из северного круга.
Меч из Снартемо, Норвегия, Шестой век.
Верхний слой ручки изготовлен
из чистого золота.
К царству женщины принадлежат блочок веретена и камни для ткачества, которые мы иногда находим в могилах, но большей частью в домах. Положение женщины лучше всего характеризуется, вероятно, вниманием, с которым с нею обращаются в могиле, что видно по могильным находкам, на вершине которых стоит знаменитая могила на Осеберге у фьорда Осло. Там в 1903 году при срытии холма были найдены остатки дерева. Узнав об этих находках, профессор Густафсон, директор университетского музея в Осло, приступил к раскопкам. Результатом этих исследований стала одна из самых значительных находок из германской древности, могильный корабль с дарами женщины княжеского рода, в которой мы с большой вероятностью видим королеву Осе (Осу), бабушку Гаральда Прекрасноволосого, который объединил Норвегию в 872 году. Для королевы в ее яхте, которая была, пожалуй, предназначена больше для плаваний по фьорду, чем для открытого моря, соорудили склеп, в котором она была погребена и с нею, вероятно, служанка. В этом склепе и снаружи на корабле находилось большое количество разного инвентаря, который наглядно показывают нам домашнюю обстановку такого маленького норвежского королевского двора. Рядом с кроватью находился также стул, каким мы знаем его в похожем, однако более богатом оснащении из миниатюр в книгах и из ковра из Байё. Наряду с этим несколько палаток были положены в могилу. В склепе по углам стояли четыре больших, украшенных звериными головами деревянных столба. В раскрытых пастях висели частично железные цепи. Все это было, видимо, задумано как защита от злых духов, так как мы очень хорошо знаем об этом защитном воздействии по большим звериным головам, которые закреплялись на штевнях драккаров – «кораблей-драконов». Из других бытовых предметов там находились котелки, ведра, частично с очень красивыми украшениями, мельничный жернов, обувь и несколько ювелирных изделий, даже если большинство из них пало жертвой расхитителей могилы. Далее в могиле лежали несколько сундуков, в одном из которых содержались фрукты. Умершей королеве дали с собой повозку с великолепно резным кузовом. Вероятно, это был в меньшей степени предмет ежедневного употребления, чем культовая колесница, так как, кажется, при отделке кузова придерживались старых образцов. Из большого количества саней, которые получила королева, особенно украшенные достойны упоминания. Однако, самый значительный предмет всего погребения – это, вероятно, лодка. Ее длина составляет 21,44 м, а ширина в средней части корабля 5,10 м, высота от нижней части киля до поручней составляет 1,60 м. Корабль может ходить как на веслах, так и под парусом. В нем есть место для пятнадцати пар гребцов, и он несет, как все корабли того времени, реечную парусную оснастку. В качестве материала использовалась исключительно дубовая древесина. В сравнении с другими лодками, особенно лодке Гокстада, по незначительной высоте борта корабля из Осеберга можно предположить, что это было судно для прибрежного плавания. Форштевень и ахтерштевень были открыты и несли голову дракона, как она известна также по художественным изображениям и из многих мест в сагах. Лодка построена в клинкерной конструкции: верхние доски чешуйчато перекрывают нижние, и скрепление отдельных рядов досок друг с другом происходит с помощью железных заклепок с ромбическими контрпластинами. Соединение между дощатым бортом лодки и шпангоутами произведено связыванием. Здесь мы видим тот же тип лодки, который известен нам с начала эпохи великого переселения народов по большому Нидамскому кораблю. Для закрепления мачты большая рыба мачты, деревянная колода с желобками, укреплена на дне корабля. Для весел на лодке в отличие от Нидамского корабля применяются не уключины, а круглые отверстия в самом высоком ряду досок. Весельное устройство корабля укреплено на правом борту, который мы также называем рулевым бортом. Это наименование, у которого больше не было предпосылок у средневековых кораблей, исходит из самых ранних времен, когда у всех лодок, которые мы знаем, руль устанавливался не на корме, а на борту, который мы и называем рулевым бортом. Так это было у корабля из Осеберга, и еще на пятьсот лет раньше у Нидамского корабля.
Корабль из Гокстада.
Девятый век, Музей Бигдой, Осло
* * *
У нас благодаря находкам на Осеберге появилась очень редкая возможность познакомиться также с предметами домашнего обихода и бросить взгляд на повседневную жизнь того времени. Но не только это изобилие больших находок делает для нас это обнаружение старинной лодки столь заманчивым, но и связь корабля с одной из самых выдающихся северных женщин, с королевой Осе, которая подобно женским образам немецкого героического эпоса, например, Кримхильде, попала в трагический конфликт между долгом и привязанностью и в соответствии с воспитанием и духом ее времени решилась исполнить возложенное на нее обязательство мести ее семьи своему мужу. Далеко идущие связи того времени показывает нам также другой большой комплекс памятников, шведский город викингов Бирка на маленьком острове на озере Меларен (Mälarsee).
Христианизация оказалась трудной и длительной. «В целом
ни письменныеисточники,ни археологические находки
не свидетельствовали о радикальномуспехе миссии».
(Торстен Капелле) рисунок Анке Густавссон.
Городская площадь окружена как и в Хайтхабу валом, даже если размеры вала в Бирке нельзя вовсе сравнить с размерами полукруглого вала в Хайтхабу. На возвышении, которое достигает территории города, лежит замок, который, пожалуй, по праву можно назвать городской цитаделью, если она, вероятно, также исходит из более раннего времени. Вокруг города лежит огромное место захоронения, которое частично раскопано, и из этих могил получены те богатые находки, которые передают нам замечательную картину культуры времен викингов. Речь идет о курганах, которые сооружены частично над склепами. Могилы характеризуются их богатством в дарах, вследствие чего они отчетливо отличаются от могил в Хайтхабу. В могилах мужчин лежит богатое оружие и уздечки с набором, рядом с ними сосуды для питья из стекла, аналоги которых можно найти в Хайтхабу, на Фризских островах и в Рейнской области. Их происхождение лежит, пожалуй, во франкских землях к западу от Рейна. Также среди керамических изделий попадаются некоторые, попавшие на север из франкской империи, вероятно, через Дорестад. Эти находки, которые связывают город с западом, очень богаты и свидетельствуют об оживленности в девятом и десятом веках торговых связей, которые проходили с севера через Хайтхабу на запад. С другой стороны найдено много предметов, которые указывают на восток; однажды арабские монеты, потом также ювелирные изделия. Бирка – это был, вероятно, большой центр, из которого исходила колонизация Восточной Европы; потому что некоторые драгоценности, которые мы находим в Восточной Европе, происходят из Бирки, литейная форма очень четко указывает на окончательное покрытие ножен меча из бронзы, тип которых появляется только на востоке и изготовление которых в Бирке уверенно подтверждается этой литейной формой. Бирка была центром начинающейся христианизации Швеции. Туда прибыл в девятом веке Ансгар, но уже до него христианская община, кажется, существовала в Бирке, так как биограф Ансгара, его ученик и преемник Римберт, рассказывает, что состоятельная женщина в Бирке завещала все ее имущество церкви и нуждающимся в Дорестаде: «Так как здесь (в Бирке) есть мало бедняков». Это примечание так важно потому, что оно указывает нам, какие сильные связи личного типа существовали с западом. Перед тингом в Бирке была также произнесена та знаменитая речь, которая известна нам также из жизнеописания Ансгара. Тогда на тинге в Бирке встал один из старейшин во время обсуждения того, стоит ли принимать христианство, и указал на то, что принятие христианство принесло бы большую практическую пользу, и что поэтому он не хотел бы выступать за отклонение стремлений к христианизации. Город в его значении торгового центра был оттеснен на задний план Сигтуной, которая образовалась в одиннадцатом веке, а в двенадцатом веке стала центром шведской торговли, а уже ее в этой роли сменил в свою очередь Стокгольм с появлением немецкого господства в бассейне Балтики. Мы видим здесь тот же процесс, который мы знаем в случае с Хайтхабу в смене старого города с полукруглым валом поздним Шлезвигом и передачей политического и экономического значения Любеку.
Вид Хайтхабу. Масштабная реконструкция по результатам раскопок. (По K. Шитцелю, 1992)
Северно-германский круг времен викингов окружают очень много находок, из которых здесь еще следует кратко рассмотреть те, что были найдены в обширных колонизированных территориях на востоке. В середине девятого века сильный шведский элемент продвигается на русскую низменность и создает здесь для славянства первую государственную организацию. Это было основание русской империи шведскими викингами, и это политическое действие прекрасно можно подтвердить археологическими находками. Всюду на больших торговых путях, определенных великими русскими реками, находятся многочисленные места захоронений, которые демонстрируют очень сильное скандинавское влияние. Это места захоронения русов, как в древних источниках называются скандинавские викинги по имени одной из областей в Швеции. Вокруг района Ладожского озера возникает в то время большое количество поселений, которые указывают на сильную крестьянскую колонизацию, а не только на купеческое и экономико-политическое занятие страны. Этому соответствуют многие викинговские названия населенных пунктов, которые встречаются как раз в больших русских системах рек и в области вокруг Ладожского озера и которые показывают нам, что мы имеем здесь дело с совершенно осознанной северно-германской колонизацией. Это было великое время шведской политики экспансии в восточном пространстве. В Старой Ладоге остатки поселения викингов были раскопаны уже перед войной, и всюду из областей, в которых сидели викинги, и в особенности из мест, которые образовывали большие центры, как Новгород или Киев, мы обладаем рядом великолепных находок викингов. Даже рунные камни, которые привязаны обычно исключительно к северному кругу, встречаются там дальше на юг, как доказывает рунный камень на острове Березань в Черном море. Здесь на востоке в Киеве образуется важная база господства викингов. Здесь находился экономический и политический центр русской империи и исходный пункт для большинства походов на юг. Мы говорим о времени, когда викинги четыре или пять раз ходили походом на Константинополь, чтобы захватить этот город. Это эпоха, в которой между Киевом и Византией существовали сильные торговые связи, о которых нам частично известно благодаря торговым договорам между восточно-римским императором и викинговским великим князем Киева, предоставляющим нам очень интересный взгляд на экономическую жизнь того времени.
* * *
Мы узнаем из этих договоров, что летом каждого года викинги появлялись в Византии и находились там несколько месяцев, получая продовольствие от Восточной Римской империи. У них был свой лагерь перед большой земельной стеной Константинополя и там они занимались торговлей. Эти сообщения показывают, насколько исключительно оживленными были эти связи. Сверх того, стремления властителей викингов направляются на Болгарию, как свидетельствует смелый поход Святослава, викинга, который, однако, получил славянское имя в Киеве. И пусть даже это предприятие, целью которого было не больше не меньше как отобрать эту область у Византийской империи, не увенчалось длительным успехом, то оно показывает нам, все же, южно-русскую империю викингов не как слабое государственное образование с исключительно экономическими функциями, а как мощный политический центр с сильной способностью к действию, так как отсюда походы направлялись в особенности в конце девятого века против Хазарского каганата между Черным морем и Каспийским морем (основные походы русов на хазар происходили не в девятом, а в десятом веке – прим. перев.) и, сверх того, походы на Багдад и Басру, о которых нам сообщают арабские источники. Для связей с востоком важным подтверждающим документом является уже приведенное в другом месте сообщение о погребении вождя викингов в Булгаре на Волге. На северо-востоке походы направлялись на Белое море и в страну Биармию, где норвежские викинги собирали дань в форме звериных шкурок, и которую они относили к своей сфере власти. Также и в западной Европе господство викингов оставило свои следы. Не только ковер из Байё напоминает об их присутствии, но у нас есть разнообразные другие находки, пусть даже там не существует больших комплексов археологических находок, вроде могилы в Осеберге или находок из Бирки. Из центра викингов на Острове Мэн происходят многие рунные камни с богатой орнаментикой, которая очень хорошо освещает нам эту главу истории искусств викингов. Погребение из Данелага (Danelag), области вокруг Йорка, которая пребывала во второй половине девятого века в руках викингов, показывают нам присутствие северных людей в этом месте. В Исландии у нас есть почти неповторимая возможность связать археологические находки с героями, которых мы знаем из саг, так как места, в которых жил Эгил (Эгиль) или двор, на котором Ньяль и его жена Бергтора нашли свою геройскую смерть, там хранятся в памяти народа и частично исследованы. Это неповторимая возможность оживить находки заступа в земле с образами, которые живо предстают у нас перед глазами в письменных источниках той местности. Также в Гренландии, которую мы тоже знаем из саг, и которая играла не только очень удаленную роль, но где возникла одна из северных вариаций Песни о Нибелунгах, новые датские раскопки прояснили следы викингов и позволили нам, как и в Исландии, связать людей Гренландских саг с находками в земле. Даже в Америке были некоторые находки, которые можно было бы связать с викингами, и которые являются, вероятно, свидетелями тех путешествий на запад, которые примерно в 1000 году привели к открытию Америки. Также на Сицилии образование государства викингов в начале одиннадцатого века нашло свое отражение в определенном архитектурном стиле, который со своей стороны повлиял на некоторые другие области. Таким образом, эта великая северная экспансия, которая началась около 800 года и два последующих века оставляла свой отпечаток в истории, нашла сильный отзвук в материальной культуре Европы. Но дальше, сверх того, идет влияние в духовной области и политическое значение тех обоих столетий, последствия которого тянутся вплоть до современности. Это последнее, большое, германское великое переселение народов из доисторического времени, движение, сущность которого мы знаем из некоторых литературных сообщений и которое дает нам ключ к пониманию доисторических миграций. О причинах, которые привели к этому внезапному оживлению духа викингов на севере, было сделано много предположений. Это связывали, с одной стороны, с начинающейся перенаселенностью на севере, и, наверняка, в некоторых областях это был один из ведущих мотивов для большого расширения северных германцев в то время, так как мы знаем о нехватке пригодной для заселения земли не только из постепенного расширения поселений в до сих пор незаселенные области, что отчетливо можно увидеть по большим картам археологических находок в Норвегии, но у нас есть в Саге о Гутах (Gutasaga) также письменный документ, свидетельствующий о такой продиктованной малоземельем эмиграции из Готланда в начале эпохи викингов или незадолго до нее. Безусловно, это были не единственные причины, которые привели к сильному распространению, но и идеальные причины служили мерилом для этого. Одним из самых больших достижений того времени было полное заселение Исландии, которое произошло между 874 и 930 годами, т.е. за полвека, и мы действительно хорошо знаем движущую силу этого достижения. Это было непреклонное стремление к свободе норвежских зажиточных крестьян. Тогда Норвегия была объединена Гаральдом Прекрасноволосым, внуком погребенной в Осеберге королевы. Это объединение было возможно только при подчинении больших, до тех пор совершенно независимых крестьянских родов. В то время как часть подчинилась новому властителю, другие предпочли оставить свои старые, унаследованные за много поколений владения, и эмигрировать в Исландию, в область, сельскохозяйственные и климатические условия которой были далеко не столь благоприятны, как условия в метрополии. Это мероприятие, у которого не было исключительно практического смысла, может приписываться только большому стремлению к свободе, которое отличало германцев того времени.
Вид Хагия-Софии в Стамбуле. На галерее один викинг нацарапал
свое имя. Руны можно видеть на балюстраде на переднем плане.
Из: Герберт Янкун, Хайтхабу. Германский город раннего времени, Ноймюнстер 1938; составлено и подготовлено Семинаром Туле.
Мнение автора сайта не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов!
