Завоевание общественного доверия


Учебник по брендинговой технике

Ганс Домицлафф

Hans Domizlaff | Ганс Домицлафф


Седьмое издание

Издательство Маркетинг Журналь Гезельшафт фюр ангевандтес Маркетинг мбХ, Гамбург, Германия, 2005

Издано под покровительством Общества по исследованию брендинга, Висбаден

Перевод с немецкого: Виталий Крюков, Киев, 2014 г.

СОДЕРЖАНИЕ


Об авторе: Ганс Вильгельм Карл Густав Домицлафф (родился 9 мая 1892 года во Франкфурте-на-Майне; умер 5 сентября 1971 года в Гамбурге) был немецким художником-графиком, психологом в сфере рекламы и писателем.

Домицлафф работал живописцем, художником-декоратором, писателем, консультантом по рекламе и создателем известных марок и фирменных изделий в Лейпциге, Берлине и Гамбурге. Его книги «Типичные ошибки мышления критики рекламы» (1929) и «Завоевание общественного доверия. Учебник брендинговой техники» (рукопись закончена в 1937, 1-е издание вышло в 1939, 2-е переделанное Гансом Домицлаффом и дополненное им издание в 1951, 7-е издание вышло в августе 2005) сделали его основателем техники управления марками – брендинга или бренд-менеджмента.

Ганс Домицлафф сначала прославился как художник, еще во время своей учебы в Лейпциге. С 1912 по 1914 он неоднократно бывал в Париже и в Лондоне. Весной 1914 он через Испанию отправился в Марокко и в июле через Барселону и Венецию вернулся в Германию.

После начала Первой мировой войны Домицлафф с сентября 1914 года учился в Лейпциге на летчика. При падении самолета он получил тяжелые травмы, что не позволило ему участвовать в войне в качестве летчика. Выделенное ему для выздоровления время он использовал для учебы в университете в Лейпциге. Начиная с марта 1916 года и до конца войны он был солдатом во Франции. Там он прошел обучение на фотографа аэрофотосъемки.

После Первой мировой войны он в Лейпциге открыл свою художественную студию. Он, кроме всего прочего, создавал витрины и рекламные плакаты, но в основном декорации в Городском театре и в Лейпцигском народном театре. Как художественный консультант фирмы «Ветцель унд Науманн», занимающейся печатью и производством упаковочных средств он начал специализироваться в тогда еще молодой области рекламы и средств ее воздействия.

С мая 1921 года он работал консультантом по рекламе в сигаретной фирме «Реемтсма» и создал для нее несколько удачных марок. С 1934 года он стал консультантом фирмы «Сименс», разработал единый корпоративный стиль для всего предприятия, так называемый «Стиль Сименс». Он также был дизайнером ряда товаров «Сименс», таких как радиоприемники, телефонные аппараты и пылесосы.

В 1932 Домицлафф опубликовал книгу «Средства пропаганды государственной идеи», возникшей из его обмена мыслями с его наставником, издателем Германом Ульштейном. Этой книгой он хотел предложить свои услуги рейхсканцлеру Генриха Брюнинга в роли менеджера по рекламе Германской империи для Веймарской республики. После прихода нацистов к власти, бегства Брюнинга от преследований, и эмиграции Ульштейна, Домицлафф перестал принимать активное участие в политике, сосредоточившись на работе с крупными промышленными концернами.

Согласно записям Домицлаффа, в ноябре 1936 года у него состоялась встреча с д-ром Йозефом Геббельсом, причем Геббельс продемонстрировал Домицлаффу знание его тезисов.

В книге «Завоевание общественного доверия. Учебник брендинговой техники», которая вышла в ноябре 1939 года, Ганс Домицлафф впервые в специальной литературе описывает появление фирменного изделия. На примере предпочтительного шоколада в книге показаны отдельные мероприятия некоего вымышленного торговца, с помощью которых вначале анонимный товар широкого потребления становится фирменным изделием. Домицлафф формулирует 22 закона естественного образования марок. «Учебник брендинговой техники» выдержал до настоящего времени уже семь изданий и считается классикой бренд-менеджмента.

В конце 1940 года Домицлафф все больше и больше удалялся в свое приобретенное в 1927 году поместье Хайдехоф и, начиная с середины 1943 года, был выбран председателем природоохранного парка Люнебургская пустошь. В 1941 он временно прекратил сотрудничество с «Siemens». При поддержке гауляйтера Восточного Ганновера Отто Тельшова, который был официальным покровителем этого парка-заповедника, Домицлаффу удалось спасти Люнебургскую пустошь от притязаний военных.

Сразу после окончания войны его неоднократно допрашивали английские оккупационные власти и интернировали его на полгода. Владения в Гамбурге и Эгесторфе были конфискованы и возвращены ему снова лишь в 1947 году. Постепенно Домицлафф опять приступил к работе для «Siemens» и «Reemtsma».

В 1946 году он вместе с Эрнстом фон Сименсом создает Музыкально-исторический институт Немецкого общества грамзаписи («Немецкий граммофон»), который еще сегодня находит международное признание под ярлыком «Архивное производство».

Вплоть до середины 1960-х годов Домицлафф работал в качестве консультанта для фирм «Reemtsma», «Siemens» и «Немецкий граммофон», затем он прекратил активную деятельность консультанта в сфере экономики.

В 1954 году на улице Эльбшоссе в Гамбурге он создал Институт брендинговой техники, который просуществовал до его смерти в 1971 году. Он опубликовал несколько книг.

В 1957 году в форме частного издания вышла его работа «Душа государства. Книга правил для элиты», вызвавшая жесткую критику, ибо в ней Домицлафф выразил свои расистские взгляды. Он писал в ней, среди прочего, о «несомненно более благородной, более высокоразвитой и несущей культуру белой расе» и об «освобожденных примитивных неграх». Домицлафф изъял книгу из продажи и коренным образом переделал ее. Но напечатана она так больше и не была.

В 1966 году Ганс Домицлафф встретился с Паулем В. Майером, первым кадровым сотрудником (в 1949-1955) и более поздним членом правления (1955-1971) Общества исследования потребления (GfK). До смерти Домицлаффа их связывала оживленная переписка. К семидесятипятилетию Домицлаффа (1967) вышел изданный Майером том о его беседах с Гансом Домицлаффом.

До самой смерти Домицлафф беспокоился о ситуации с Лютеранской церковью в Германии. С гамбургским пастором Гельмутом Тиликке его связывали усилия по противодействию росту числа людей, покидающих церковь. Его последняя книга (1970) называлась «Религиозные феномены. Медитации о бессознательных соединениях». Он умер в Гамбурге 5 сентября 1971 года после длительной тяжелой болезни. Похороны его состоялись в Эгесторфе.


Ганс Домицлафф: Биографический очерк

Абрис его воздействия на бренд-менеджмент

Ганс Домицлафф и его деятельность в сфере брендинга

Ганса Домицлаффа, который родился 9 мая 1892 года во Франкфурте-на-Майне, а умер 5 сентября 1971 года в Гамбурге, его поклонники и приверженцы в течение двух последних десятилетий описывали и отдавали ему дань уважения самым разным образом.

Для одних он – мастер на все руки, который как художник, писатель, летчик, астроном, ранний защитник окружающей среды и любитель парусного спорта неутомимо следовал за своими идеями и воплощал их в жизнь одним своим действием за другим.

Для других он – философ в полном раздумий странствии, тонкий дух, покровитель художников и музыкантов, универсально образованный и эрудированный собеседник и участник дискуссий.

Когда в мае 1982 года гамбургский издатель Вольфганг К. А. Диш снова переиздал книгу «Завоевание общественного доверия – учебник по брендинговой технике», это было тайным намеком для «посвященных». Через пять лет после этого я создал Архив Ганса Домицлаффа во Франкфурте-на-Майне в качестве частного исследовательского учреждения для изучения биографии Ганса Домицлаффа и истории и развития брендинговой техники (управление марками, бренд-менеджмент, в оригинале Markentechnik – прим. перев.). Поэтому я с очень большим удовольствием воспользовался приглашением издателя, чтобы рассказать здесь немного о жизни Ганса Домицлаффа – и особенно о его деятельности в сфере брендинговой техники и о влиянии, которое он оказал на ее развитие.

Те, кто еще были знакомы с ним лично – а мне в ходе моих исследований биографии Ганса Домицлаффа в течение последних пятнадцати лет удалось побеседовать с некоторыми из этих людей – лишь с большим трудом могут точно «классифицировать» этого блистательного, разностороннего, многогранного человека. Однако в нескольких высказываниях все они придерживались единого мнения: он был сложным, чувствительным и целеустремленным человеком. Он обладал дальновидностью, большой фантазией и большими мыслями – он был человеком, который нетерпеливо обгонял свое время и достаточно часто буквально «заваливал» своих собеседников и заказчиков своими идеями.

Самые выделяющиеся характерные черты Домицлаффа – его уверенность в себе и умение настоять на своем, с помощью которых он защищал какую-либо идею и добивался ее осуществления. К этому добавляется исключительное разнообразие его интересов: живопись, театральные спектакли, создание декораций к спектаклям, музыка, литература, психология, парусный спорт, организация, дидактика, астрономия, математика, философия, реклама и агитация как задачи культуры, охрана природы, сельское хозяйство, политика, религия, предпринимательство. В своей автобиографии «Задумчивое странствие», опубликованной в 1951 году (переиздана в 1992 году с небольшими сокращениями) он сам весьма красноречиво свидетельствует об этом.

Домицлафф понимал свою жизнь как миссию. Обладая соответствующими финансовыми и интеллектуальными возможностями, он мог использовать все представляющиеся ему возможности, чтобы следовать за своими талантами со страстью, серьезностью и полной самоотдачей. Он приобрел типографию, чтобы после Второй мировой войны публиковать свои политические листовки, создал сельскохозяйственную лабораторию для разведения лошадей и домашней птицы. Затем он руководил самым большим в Европе комплексом по разведению форели в Зальцхаузене и поручил одному химику, специализирующемуся на пищевых продуктах, разрабатывать в собственной лаборатории Домицлаффа в Эгесторфе рецепты спиртных и безалкогольных напитков. В Эгесторфе он с 1939 года также содержал обсерваторию, чтобы с помощью фотооборудования, разработанного концерном Siemens, делать астрономические снимки.

Еще раньше он со своим другом Эрихом Лэйсцом посвятил себя постройке яхт и парусному спорту, от чего ему в начале Второй мировой войны пришлось отказаться. Он хотел разработать простую в производстве парусную лодку, которая должна была производиться как фирменное изделие в больших количествах, чтобы обеспечить доход судостроителям на побережье Балтийского моря. Сначала это была лодка т.н. «звездного класса», килевая гоночная яхта-монотип, которая в 1936 году стала яхтой олимпийского класса и принимала участие в соревнованиях. После Второй мировой войны это был вельбот, которым он хотел привлечь рыбаков-любителей, ловящих в свое свободное время сельдь на Северном море и Балтийском море.

Ничуть не менее значительной и обширной была его инициатива сразу после Второй мировой войны: с помощью брендинговой техники превратить сельскохозяйственные продукты в пригодные для масштабного экспорта фирменные изделия. Ввиду тяжелого положения с продовольственным снабжением Домицлафф предлагал с помощью подходящих кормовых смесей разводить индеек и уток, а также производить куриные яйца особенно хорошего качества и экспортировать их за валюту. После этого за счет полученных из-за рубежа денег можно было бы покупать для населения дешевые продукты. Подход при разведении индеек был очень хорошо продуман: индеек в качестве регионального традиционного блюда Люнебургской пустоши должны были разводить проживающие там крестьяне, что давало им уверенный источник дохода.

Примечательна также его способность помещать давно известные вещи в другой контекст и делать из этого новые выводы. Свой способ так придумывать нечто новое он сам описал в 1946 году в книге под названием «Аналогика – опирающиеся на законы мышления основы естественнонаучного исследования». Его подход вовсе не был академическим: он не задерживался на длительном и утомительном создании теорий, но зато на основе своих наблюдений делал необычные и прагматичные выводы о том, как люди организуются вокруг идей. Собственно, в этом отношении он был скорее практическим социологом, нежели психологом.

Уже рано Домицлафф как живописец, художник-декоратор и театральный режиссер своим тонким чутьем определил силы притяжения социальных феноменов. Для него это были такие человеческие особенности как потребность в опоре, упрямая приверженность уже знакомому, тому, чему можно было доверять, желание консонанса и ритма, а также потребность в обладающем формой созвучии, которое необязательно должно приводить к гармоничности. Он, несомненно, был бы рад узнать о результатах новейших исследований восприятия и мозга, которые подтвердили очень многие из его представлений.

Ганс Домицлафф с конца 1920-х годов считался бесспорным гроссмейстером немецкой рекламы со сказочным жалованием, получаемым им от предприятий табачной индустрии и электротехники. Его имя в кругах специалистов было гарантом глубоких, прочных и полученных на практике знаний. Среди предприятий, которые он консультировал, были в том числе «Ph. F. & H.F. Reemtsma Cigarettenfabriken AG» и «Siemens AG».

Под эгидой Домицлаффа у фирмы Reemtsma с 1921 года наряду с типичным «специализирующимся на табаке рекламным стилем дома Реемтсмы» и оформлением всех рекламных средств возникло много замечательных торговых марок межвоенного времени: такие классические марки сигарет как R6, «Ernte 23» и «Ova», а также «Gelbe Sorte», «Swaneblom», «Cavalla» и «Erste Sorte». Кроме того, легендарные еще сегодня сигареты «Senoussi», одни из немногих, иллюстрацию на пачке которых нарисовал в качестве художника сам Домицлафф, изобразив таинственное собрание бедуинов в пустыне, которое вызывало у потребителей ассоциации с Карой бен Немси (Кара бен Немси – вымышленный персонаж из романов Карла Мая, немец-путешественник, искатель приключений на Арабском Востоке – прим. перев.) и Лоуренсом Аравийским (Томас Эдвард Лоуренс – английский ученый, путешественник и разведчик, организатор и видный участник Великого Арабского восстания 1916-1918 годов – прим. перев.). Из этого времени происходят необычные для того времени слоганы «Ova в арабском формате» и «R6 – двойная ферментация – 4 пфеннига».

Но если в случае двойной ферментации сигарет «R6» речь действительно шла о новом процессе и тем самым об особом достижении, то понятие «арабский формат» было изобретением Домицлаффа. Общим признаком всех «восточных» сигарет у всех производителей в то время было овально-круглое поперечное сечение. Однако благодаря словесной конструкции «арабский формат» овально-круглое поперечное сечение у сигарет «Ova» стало особенностью марки, с которой можно было связывать ее особенное качество.

Следующими фирмами, которые Домицлафф консультировал перед Второй мировой войной, были Franck-Kathreiner, Söhnlein Sekt, Norddeutsche Lloyd и издательство Ullstein Verlag в Берлине. Во времена громкой инсценировки политической пропаганды и выходящей за все рамки жестикуляции он рекомендовал использовать как самое сильное средство рекламы один только фирменный стиль. Самой важной предпосылкой при всех достижениях в создании формы и внешнего вида были для него деловитость и достоинство готового материала. Подчеркнутая сдержанность казалась ему лучше всего подходящей для того, чтобы представить серьезность созданного товара и завоевать доверие клиентуры.

«Искусство рекламы основывается на том, чтобы делать как можно меньше рекламы, это значит, насколько это более или менее выражается в деньгах, чтобы за эти деньги с приложением минимума усилий достигнуть наибольшего воздействия».

Так писал Ганс Домицлафф в 1929 году в своей книге «Типичные ошибки мышления критики рекламы». Проникновения в душу масс, как считал Домицлафф, можно было добиться с помощью разумного отказа, причем отказаться нужно было от всего, что не служит стилю. Или, как звучит афоризм Домицлаффа, который так любят цитировать: «Самая лучшая реклама – это та, без которой можно обойтись».

В тесном контакте с Германом Ульштейном в июне 1933 года появилась статья с критикой фирменного стиля журнала «Koralle» издательства Ullstein, которая при всей благосклонности Германа Ульштейна вызвала у того не только одобрительное согласие. Ульштейн рассматривал журнал как фирменное изделие особенного рода, узнаваемость которого, по его мнению, определялось не столько единообразным внешним оформлением, сколько собственной структурой. Вскоре после прихода к власти национал-социалистов Домицлафф сформулировал для своего ментора «Предложения относительно стиля для политической программы», которые должны были послужить издательству Ullstein, в то время все еще самому большому немецкому газетному издательству, инструкцией, с помощью каких приемов это издательство могло бы обойти бойкот еврейских фирм. (Издатели Ульштейны были евреями – прим. перев.) Однако эти надежды были обманчивы. Осенью национал-социалисты оттеснили Ульштейнов от ведения дел и, наконец, в апреле 1934 года их собственность была отчуждена. Герман Ульштейн эмигрировал сначала в Швейцарию, а затем в Лондон. На этом его связь с Домицлаффом оборвалась.

Карл Фридрих фон Сименс в конце 1933 года пригласил к себе Ганса Домицлаффа, чтобы получить от него совет. Он хотел приучить только что объявленных соотечественниками потребителей к приобретению кухонных плит, холодильников, утюгов, стиральных машин, пылесосов, радиоприемников и телефонных аппаратов в форме фирменных изделий и потому поручил Домицлаффу найти подходящую рекламу для электроприборов, которые Siemens производил под маркой «Protos».

Однако Домицлафф не так легко примирился со своим заданием. Вместо задорной рекламной кампании он посчитал основательную реконструкцию самого концерна Siemens более подходящей для того, чтобы из научного чиновничьего аппарата образовать предприятие «по принципам современной индустрии фирменных изделий». Его центром должен был стать главный отдел рекламы и организация продажи. Так возникла не только успешная структура предприятия, направленная на продажу фирменных изделий, но и известный во всем мире корпоративный дизайн Siemens: просуществовавший вплоть до эпохи Экономического чуда и часто копировавшийся многими другими предприятиями этой отрасли «Стиль Siemens».

Однако сначала Домицлаффу пришлось разработать концепцию для создания главного отдела рекламы, на что у него ушло два года. Наконец, Карл Фридрих фон Сименс передал руководство этим отделом в руки Домицлаффа. Параллельно к этому ему еще удавалось заниматься созданием внешнего вида радиоприемников Siemens. В начале 1935 возникла «Шкатулка Siemens 53 WL», также прозванная «Господин во фраке», для которой Домицлафф придумал рекламный лозунг «На все времена по техническим показателям и стилю», и которой суждено было стать «поворотным пунктом в радиоделе».

В конце 1941 года Домицлафф попросил Карла Фридриха фон Сименса о расторжении его договора. Он пишет: «Обязательства фирмы Siemens в области военной экономики повлекли за собой то, что постепенно государство стало почти единственным заказчиком. И я как специалист по производству и продаже массовых фабрикатов ощущаю теперь в себе глубокую внутреннюю антипатию к зависимости от государственных заказов. Государства обычно всегда ненадежны как коммерческие контрагенты, и к ним следует относиться с самым большим недоверием». Как консультант в сфере продажи фирменных изделий Домицлафф, по его мнению, лишился бы базы для сотрудничества, если бы предприятие больше не имело бы клиентуры, состоявшей из миллионов отдельных покупателей, а зависело бы только от одного заказчика.

Во время войны Домицлафф как председатель «Союза парков-заповедников» удалился в Люнебургскую пустошь. До конца войны его основным занятием стала защита Люнебургской пустоши от посягательств Вермахта. В середине 1944 года Люфтваффе выбрали гору Вильзедер для размещения на ней военного аэродрома и объекта противовоздушной обороны. Домицлафф лично ходатайствовал перед Германом Герингом и добился своего. В июне 1950 года журнал «Дер Шпигель», вспоминая об этих событиях, высоко оценил Домицлаффа как одного из ранних защитников окружающей среды: «Вместо горы Вильзедер крепостью ПВО стала площадка Хайлигенгайстфельд в Гамбурге».

После войны Ганс Домицлафф как консультант Эрнста фон Сименса предложил создать музыкально-историческую студию Немецкого общества грамзаписи (Deutsche Grammophongesellschaft). Вместе с Фредом Хамелем, первым руководителем этой студии, он в 1946 году разработал программу из двенадцати областей исследования, диапазон которых простирался от грегорианских хоралов до восемнадцатого века. Концепция предусматривала, чтобы при исполнении на переднем плане стояли не имена выдающихся композиторов или исполнителей, а серьезность архива, при создании которого должны были удовлетворяться наивысшие требования в художественном и стилистическом отношении, а предпосылкой записи было самое высокое техническое качество. Позже, чтобы максимально приблизиться к звучанию прошедших эпох, при записи произведений не только использовались исторические или, по меньшей мере, реконструированные как можно ближе к оригиналу музыкальные инструменты. В основу записей клали также, если только это было возможно, оригинальную партитуру. Под разработанным Гансом Домицлаффом логотипом «Архивная продукция» возник беспрецедентный доселе проект, вызвавший не прекратившийся и до сегодняшнего дня резонанс, в первую очередь в Северной Америке и в Японии.

Сразу после окончания войны Ганса Домицлаффа в его Хайдехофе посещает для бесед Аксель Шпрингер, который был на двадцать лет младше Домицлаффа. Шпрингер как раз получил от властей Гамбурга лицензию на издание ежедневной газеты. Из разговоров с Домицлаффом он вынес некоторые познания, которые позже с большой пользой для себя смог использовать при создании своих предприятий. Многолетний руководитель студии-мастерской Домицлаффа Гюнтер Т. Шульц разработал первую «шапку» для бульварной газеты Шпрингера, которая состояла только из одного слова и охватывала всю концепцию издания: «Бильд» (буквально – «картинка», «иллюстрация» – прим. перев.).

К пятидесятилетнему юбилею иллюстрированной газеты «Бильд» в 2002 году под заголовком «Бильд – это марка» появился анализ этой первой марки в сфере средств массовой информации, написанный Тобиасом Лобе, который изучал брендинговую технику в университете в Гамбурге.

В конце декабря 1951 Ганс Домицлафф основал в форме общества с ограниченной ответственностью «Институт исследований в области брендинговой техники», который в 1956 году был преобразован в «Институт брендинговой техники, промышленного дизайна, создания и применения рекламных средств». На Эльбшоссе он создал кузницу идей с избранным коллективом сотрудников для Siemens AG, для Немецкого общества грамзаписи и его различных внутренних и иностранных студий по записи и выпуску грампластинок. Также руководители отделов рекламы и продажи из руководящего состава фирмы Reemtsma регулярно получали советы в доме студий над побережьем Эльбы, так как кто еще после смерти Филиппа Ф. Реемтсмы в 1956 году мог бы рассказать об истории марок и предприятия больше, нежели Домицлафф?

В один промозглый дождливый день в ноябре 1964 года Иоханн Вольфганг Ланггут из города Трабен-Трарбах отправился в Гамбург и без предупреждения позвонил в дверь Домицлаффа. Без всяких предисловий он высказал Домицлаффу свое пожелание: «Вы должны сделать марку для меня!» Из этой встречи возникла марка вин «Medinet». Типичную бутылку, которая имитировала форму амфоры, нарисовал сам Домицлафф и снабдил соответствующими графическими признаками.

С конца 1960-х годов выпускалось неизменное количество примерно по 70 000 бутылок ежегодно. Бутылки разливались и снабжались этикеткой вручную на протяжении свыше тридцати лет, до 1995 года, когда спрос на эти вина абсолютно неожиданно подскочил вверх. Сегодня марка красного вина «Medinet», которая подобно сказочной спящей красавице долго спала в оптовой торговле, с оборотом в 6,5 миллионов бутылок в год относится к десяти маркам вин с самым большим оборотом в Германии. «Medinet» был для Домицлаффа последней созданной им лично маркой.

Многие люди, занимающиеся изучением рекламы, считали Домицлаффа – и считают еще сегодня – своеобразным патриархом, отцом-основателем, избалованными сказочным богатством человеком высокого полета, небожителем, достойным почитания Нестором. Домицлаффу приходилось еще при жизни жить с таким нимбом, и, вероятно, он очень страдал от того, что мало кто уже мог беспристрастно познакомиться с ним поближе. В соответствии с этим он саркастично и провокационно спорил со своими эпигонами. В последние годы жизни он был очень огорчен тем, как мало его хотели слышать те, о которых он думал, что именно они должны были бы принимать его слова близко к сердцу. Он был разочарован многими, кто тихо отвернулся от него.

(Нужно отметить, что Домицлафф и до войны, и после нее был открытым противником т.н. «либеральной демократии». Он никогда не отождествлял себя с демократическим порядком – также после Второй мировой войны – скорее он склонялся к предпринимательскому государству (это следует из его книги «Речь идет о Германии. Ключевые слова психологии масс для социально-политической реформы»). В изданной частным образом книге «Душа государства. Книга правил для элиты» (1957), благодаря которой он «окончательно поставил себя по ту сторону демократии» (Д. Шиндельбек), Домицлафф высказывал однозначно расистские мысли и писал о «несомненно более благородной, более высокоразвитой и несущей культуру белой расе» и об «освобожденных примитивных неграх». – прим. перев.)

Однако, конечно, он не удивился бы тому, как много людей сегодня ссылается на него, благодаря ему чувствует в себе призвание, вдохновляется в своих действиях, и руководствуется его мыслями. Сегодня о нем сказали бы: Домицлафф был прирожденный «networker», сетевой работник, очень коммуникабельный человек. Он умел устанавливать отношения и поддерживать связи с другими людьми, о чем прекрасно свидетельствует его обширная переписка. Он обладал большими педагогическими умениями и талантом завоевывать доверие людей и привязывать их к себе. Его склонность к широте натуры, щедрому жесту почти вплоть до самопожертвования, привела его к тому, что он, само собой разумеется, предоставлял всем окружающим его людям долю от своего богатства и талантов. Он, как во времена Ренессанса, содержал большой двор в Гамбурге и в Эгесторфе. Там каждый – от служанок и водителей, от художников-графиков и членов семьи до самого высокопоставленного посетителя – получал по порядку свое место, отмеченное на большой доске, которое он потом должен был занимать.

Но все же, к чему, в конечном счете, привела Домицлаффа его благородная позиция? Он сплел целую сеть из близких друзей, заказчиков и единомышленников, но в центре этой сети он – капитан – все равно оставался одиноким. И стоило лишь Гансу Домицлаффу умереть на восьмидесятом году жизни в сентябре 1971 года, как эти связи распались. Усилия немногих друзей по сохранению его наследия быстро заглохли, не принеся результатов. Незадолго до смерти Домицлафф сказал своему сыну Георгу: «Пройдет, пожалуй, двадцать лет после моей смерти, прежде чем мои мысли получат подобающее признание».

Теперь эти двадцать лет давно миновали – собственно говоря, они прошли уже четырнадцать лет назад – но случилось именно так, как он прогнозировал: его книга пользуется спросом. За переизданием 1982 года последовало новое издание в 1992 году. Эта книга стала настоящей классикой, а брендинговая техника, техника управления марками не только получила академическое обоснование, но и стала привычным понятием. Тот, кто управляет марками, разрабатывает их и работает с ними, не пройдет мимо «Брендинговой техники» Ганса Домицлаффа.

Следует поблагодарить издателя Вольфганга К. А. Диша за то, что он, исходя из своих убеждений, с 1982 года непрерывно сопровождает эту книгу и способствует ее популяризации. Его большая заслуга в том, что «Учебник по брендинговой технике» снова и снова становится доступным для широкой публики.

Петер Зумерауэр,
основатель Архива Ганса Домицлаффа

Предисловие к седьмому изданию

«Только когда знание брендинговой техники стало таким само собой разумеющимся достоянием, что голова остается свободной от тормозящих повторных вопросов о методах, только тогда, когда благодаря учебе был приобретен защищающий верный путь инстинкт, может выполняться творческая работа».

Ганс Домицлафф написал свое «Завоевание общественного доверия. Учебник по брендинговой технике» почти семьдесят лет назад. На 281 странице им было записано знание о жизни марок (брендов) и управлении ими. Знание, которое базируется на более чем десятилетии практикуемой им лично брендинговой техники, на полученном им при этом опыте в обращении с марками. Его чувствительные объяснения потребителя как индивидуума и как группового существа, его образцовые описания создания марок в психике потребителей, его 22 основных закона естественного образования марок, его введение в практическую работу создания марок, его точные инструкции о появлении марок – все это совершенно не утратило актуальности за годы, прошедшие со времени выхода этой книги.

Ганс Домицлафф о «брендинговой технике»:

«Целью брендинговой техники является обеспечение монопольного положения в психике потребителей».

«Хоть и говорят, что это специалист по брендингу создает марку, но это только языковое упрощение. Специалист по брендингу в какой-то мере только поставляет композицию материала, которая является особенно подходящей и соблазнительной, чтобы быть принятой массой и пробудиться к живой марке».

«Поэтому я хотел бы ввести слово «брендинговая техника» для сферы деятельности, которая занимается созданием и использованием массово-психологических вспомогательных средств для борьбы за действенность честных достижений или продуктивных идей, причем специально с единственной долговременно разумной целью завоевания общественного доверия».

«Брендинговая техника» – книга

В 1939 году в ноябре в Ганзейском издательстве (Hanseatischer Verlag) в Гамбурге и Берлине выходит книга «Завоевание общественного доверия. Учебник по брендинговой технике». С посвящением Ганса Домицлаффа: «Моим заказчикам, сотрудникам и друзьям как средство для понимания и вместе с тем как основа для обмена опытом с целью творческого роста производительности доверительно посвящается».

В 1951 году в издательстве Hans Dulk Verlag, Гамбург, выходит второе издание, в предисловии к которому Ганс Домицлафф замечает: «Новое издание потребовало тщательной переработки старого текста, а также нескольких дополнений, стимулом к которым стал живой интерес в мире специалистов».

И издатель Ганс Дульк пишет на суперобложке: «Эта книга – вклад в борьбу против ужасного дилетантства, которое с помощью великолепных рекламных слов и давно устаревшей показухи злоупотребляет доверием общественного мнения, которое отравляет как политическую атмосферу, так и экономическое сотрудничество людей. Даже если первоначальной целью автора было лишь просто показать королям экономики, как можно завоевать выдерживающее кризисы доверие в кругу их клиентов, то из этого, все же, само собой получилось представляющееся прямо-таки классическим учение о психологии масс, которое для каждого мыслящего читателя включает в себя радость от истинных познаний».

Текст этого второго издания стал основой для всех последующих изданий.

В 1976 году руководство рекламного отдела журнала HÖRZU печатает переиздание «Брендинговой техники» в качестве услуги для своих клиентов. В предисловии говорится: «Домицлафф с созданием и определением своего понятия брендинговой техники написал фундаментальную теорию».

В 1982 году в моем издательстве MARKETING JOURNAL Общества с ограниченной ответственностью прикладного маркетинга, Гамбург, вышло неизмененное новое издание давно распроданной «Брендинговой техники». Были добавлены портрет Ганса Домицлаффа, обзор его трудов, а также алфавитный предметный указатель.

В 1991 году ввиду воссоединения Германии с помощью пяти спонсоров выходит издание «Брендинговой техники» в мягком переплете, которое через Ведомство по опеке над государственным имуществом в бывшей ГДР, Берлин, распределяется в Новых федеральных землях среди лиц, которые собираются взять на себя предпринимательскую ответственность.

В 1992 следует следующее неизмененное издание «Брендинговой техники» в моем гамбургском издательстве – расширившись за счет книги «Типичные ошибки мышления критики рекламы», которую Ганс Домицлафф посвятил в 1929 году Филиппу Ф. Реемтсме.

В 2004 году GEM – Общество по исследованию брендинга, Висбаден, взяло на себя патронат над книгой «Завоевание общественного доверия. Учебник по брендинговой технике» – с целью сохранить для будущих поколений в неизменном виде текст этого фундаментального произведения об управлении марками (бренд-менеджменте) в его исходной форме.

В 2005 году, в июле, мое издательство начинает продавать седьмое, неизмененное по содержанию издание «Брендинговой техники». Новым в нем является «Биографический очерк» о жизни Ганса Домицлаффа – и особенно об его деятельности в сфере бренд-менеджмента, написанный Петером Зумерауэром, который в 1987 году создал во Франкфурте-на-Майне Архив Ганса Домицлаффа в качестве частного исследовательского учреждения для изучения биографии Ганса Домицлаффа. Неизмененный по содержанию текст соответствует тексту представленного Гансом Домицлаффом в 1951 году второго издания. Чтобы облегчить вам изучение «Брендинговой техники» и целенаправленный поиск в тексте отдельных мест, я осторожно разделил более длинные абзацы, подчеркнул избранные (часто также использованные как цитаты Домицлаффа) формулировки, оптически подчеркнул 22 основных закона естественного образования марок, а также ввел колонтитулы на каждой странице. Добавленный впервые в 1982 году в четвертом издании алфавитный предметный указатель был переделан и расширен.

О Гансе Домицлаффе и его «брендинговой технике»

19 декабря 1939, через несколько недель после выхода «Брендинговой техники», профессор доктор Франц Ойленбург (он, наряду с Вернером Зомбартом, считается самым значительным немецким специалистом в области теоретической экономики в эпоху между Первой и Второй мировой войной) пишет Гансу Домицлаффу: «Я с большим удовольствием прочитал ваше самое недавнее произведение. Сами по себе эти вещи далеки от меня как экономиста; мы рассматриваем их совсем с другой стороны и задаем вопросы об их народнохозяйственной пользе и их необходимости. Тем интереснее было для меня освещение, которое специалист как бы с высокой башни мог бы дать всему комплексу вопросов. В вас как раз объединяются знания практика со знаниями художника и ученого. Кто-то другой, прежде всего, тот, кто не является художником, вовсе не смог бы написать эту книгу, особенно такую книгу. Взгляд художника проявляется в психологическом проникновении, которое вы проявляете по отношению как к объекту, так и к субъекту брендинговой техники. Я полагаю, что ваше произведение не только будут много читать, но что его будут очень интенсивно использовать мыслящие натуры среди создателей марок. Существует много признаков решающего значения, свидетельствующих в пользу этого».

Многостраничная рецензия в издававшемся доктором Гансом Лутцем (коммерческий директор Союза защиты товарных знаков) журнале «Der Markenartikel» («Фирменный товар», номер 5 за 1940 год) начинается такими словами: «Произошел тот редкий случай, что практик написал книгу, которая обладает всеми преимуществами ясной писательской работы. Ганс Домицлафф называет учебник по брендинговой технике «Завоеванием общественного доверия». Этот заголовок намекает на самое важное задание, которое предстоит выполнить специалисту по управлению марками».

Рецензентов, которые в 1940 году рассматривают «Завоевание общественного доверия. Учебник по брендинговой технике», интересует, в особенности, то, «что автор здесь предоставляет читателю самые интимные знания и ощущения о создании марок, которые до сих пор не были известны общественности в этой форме или не были доступны в кругах специалистов». (Петер Зумерауэр, Архив Ганса Домицлаффа).

В меморандуме Союза марок «Судьба немецких зарубежных марок», который в декабре 1949 года был представлен федеральному канцлеру Конраду Аденауэру, понятие «марки» определяется словами Ганса Домицлаффа: «Марка должна быть символом честного достижения производителя или коммерсанта. Это средство для завоевания общественного доверия...».

Журналист газеты «Die Zeit» Вилли Бонгард в 1963 году в своей книге «Люди делают рынки» описывает Ганса Домицлаффа, называет его «опытным мастером брендинговой техники», а уже распроданное к тому времени второе издание его книги – «классикой брендинговой техники».

В 1976 году доктор Маркус Куттер, соучредитель рекламного агентства GGK Werbeagentur в своей книге «Прощание с рекламой» называет Ганса Домицлаффа «самым большим гением брендинговой техники» и дополняет: «Нигде внутренний мир марки и ее так сказать биологическая судьба не были описаны так ясно и тонко». И: «Тот, кто сам должен управлять марками, но не знаком с Домицлаффом, напоминает мне человека, который мастерит что-то из частей электронного «конструктора», не изучив перед этим инструкцию».

В переиздании «Брендинговой техники» 1982 года доктор Данкварт Рост, генеральный уполномоченный директор концерна «Siemens AG», начальник отдела рекламы и дизайна, пишет: «Тот, кто хочет изучить значение долгосрочных маркетинговых стратегий и их коммуникативных правил, не пройдет мимо «Брендинговой техники» Домицлаффа».

И доктор Роберт Шраудер, директор Valser St. Petersquelle, признает: «С тех пор заповеди Ганса Домицлаффа на нашем предприятии – это закон. Я использую их как книгу рецептов и еще более бескомпромиссно концентрируюсь на завоевании общественного доверия».

«Брендинговая техника Домицлаффа – это самый современный метод», пишет Гелльмут В. Хофманн, первоначально физик-теоретик, затем ведущий специалист в сфере маркетинговых исследований, и консультант по маркетинговому менеджменту в Нюрнберге, в августовском номере журнала MARKETING JOURNAL за 1983 год: «Сегодняшний создатель маркетинга видит рынок как поле деятельности, на которое он должен наложить отпечаток своей воли. Но взгляд Домицлаффа на рынок почти полностью противоположный. Первый вопрос, который он всегда задает, звучит так: как, все же, могла бы возникнуть самостоятельно успешная марка: это его 22 основных закона естественного образования марок. Он никогда не понимает их в виде насильственного навязывания, а всегда в форме взращивания или впитывания. Но ведь это почти дословно метод современной системной теории».

В мартовском номере за 1984 год издания Швейцарской информационной службы «Der Konsultant» говорится: «Действительно, эта книга о брендинговой технике читается для интеллектуала как «Фауст» Гёте, для экономиста как Хайек, а для практика как консультация продавца в духе Хайнца Гольдмана. То, что находится внутри книги – это на все времена».

Директор курорта Санкт-Моритц, доктор Ганспетер Данузер (он в 1986 году добился регистрации названия населенного пункта Санкт-Мориц в качестве словесной марки и тем самым ввел это брендовое понятие в менеджмент в сфере туризма и гостиничного бизнеса), так объясняет в своих докладах цель поддержания и сохранения любой марки: «Завоевать и укрепить доверие эффективных и потенциальных клиентов, а также более широкой общественности (Ганс Домицлафф)». В телефонном разговоре со мной он добавляет: «Домицлафф и его книга, которую я открыл для себя благодаря вашему новому изданию (1982), для меня как Библия. Он все четко и однозначно сформулировал».

Герхард Урбаннек, коммерческий директор фирмы Rowenta Werke GmbH, цитирует в середине октября 1991 года в докладе «Человек и марки» мысли, которые Ганс Домицлафф записал в 1939 году под заголовком «Завоевание общественного доверия»: «Хотя с того времени прошло уже больше пятидесяти лет, они как классика брендинговой техники в своем принципиальном значении совсем не утратили своей актуальности».

В юбилейной книге «150 лет Siemens – предприятие с 1847 по 1997» говорится: «Ганс Домицлафф с помощью свойственной фирме брендинговой техники и создания унифицированного стиля «Siemens» вызвал решающий поворот в общественном представлении предприятия: он был настоящим представителем типичного корпоративного идентичного стиля «Siemens»».

В специальном выпуске «Absatzwirtschaft» к Немецкому дню маркетинга в 1997 году «Ставить знак с марками» в разделе, посвященному обсуждению книг о фирменных брендах говорится: «Только немногие могут считаться классикой. Домицлафф с его «Завоеванием общественного доверия. Учебник по брендинговой технике» – это классик».

Петер-Михаэль Том, коммерческий директор одного из маркетинговых предприятий, в 1998 году советует свежеиспеченным социологам: «Всегда держите при себе эту книгу Домицлаффа. В ней действительно есть все, что вам следует знать, как специалисту по маркетингу. В ней есть ответы на все вопросы».

На ежегодном заседании Kieser Training AG в 2001 году с главной темой «Марка – наш самый большой капитал» Вернер Кизер признает: «Благодаря моей общеизвестной склонности к поиску источников мне повезло, что я рано натолкнулся на Домицлаффа. Только сегодня я констатирую, что с помощью его я создал для себя как бы – пусть даже бессознательный – инструмент зондирования, чтобы позже оценивать все приходящие ко мне маркетинговые идеи (и консультантов)».

В своей книге «Доверие рулит. От чего на самом деле все зависит на предприятии» (2002) доктор Райнхард К. Шпренгер, консультант по менеджменту и автор книг по теме менеджмента, цитирует 12-й и 22-й основные законы естественного образования марок Домицлаффа со словами: «То, о чем Ганс Домицлафф писал уже в 1939 году, остается справедливым также еще сегодня».

В 2002 профессор доктор Манфред Брун, Базельский университет, издатель трехтомного «Учебника управления марками», в рецензии на книги о брендинге для газеты «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» делает такой вывод: «Центральные принципы брендинговой техники не изменились коренным образом со времен Ганса Домицлаффа (1939)».

В одном телевизионном ток-шоу в июне 2003 года, в котором речь идет о доверии к Германии как к месторасположению экономических мощностей, доктор Август Эткер цитирует Ганса Домицлаффа и его «Завоевание общественного доверия» с рекомендацией: «Книга, которую стоит перечитывать снова и снова».

Незадолго до этого доктор Гельмут Маухер, почетный председатель правления Nestle, во время обсуждения со специалистами по маркетингу вспоминает о своем опыте управления марками, и упоминает Ганса Домицлаффа и его «Брендинговую технику» со словами: «В его книге есть почти все, что относится к теме марки».

Представленный в середине 2004 года сборник о самых актуальных процессах в оценке марок «Ценность марки» (издатель Александр Шимански) профессор Эрвин Г. Гельдмахер пишет: «Ганс Домицлафф был одним из великих идейных первопроходцев в области марок, который раскрыл сущность марки и показал систематическое осуществление цельного оформления. Он создал для этого предпринимательски-цельного создания и сохранения марок термин «брендинговая техника». Ганс Домицлафф как никто другой в его время сумел преобразовать то, что он получил на своем собственном опыте, что он создал сам, в ценные знания и открыть доступ к ним будущим поколениям».

В своем докладе «Сколько доверия заслуживает марка Швейцария?» по поводу 75-летия швейцарского союза Promarca Schweizerischer Markenartikelverband в начале ноября 2004 года доктор Каспар Филлигер, швейцарский предприниматель, политик и государственный деятель, ссылается на Ганса Домицлаффа: «Доверие – это ключевое понятие. Не просто так Ганс Домицлафф выбрал заголовок «Завоевание общественного доверия» для своего еще и сегодня внушающего уважение фундаментального труда о технике брендинга».

Социолог профессор доктор Александр Дайхзель в 1984 году раскрыл марку как предмет для его науки и открывает своим студентам в Гамбургском университете «Брендинговую технику» Ганса Домицлаффа. Спустя двадцать лет он вспоминает: «Я еще помню, в каком боевом настроении был я, когда вводил понятие «брендинговой техники» в мою возникающую программу социологии как учения о руководстве. Каждому нужны свои герои. Для меня это были Ганс Домицлафф и Фердинанд Тённис. Моим способом я, вероятно, внес свой скромный вклад в исполнение пророчества Ганса Домицлаффа о том, что его мысли и методы работы через двадцать лет после его смерти снова придут к действию».

«Для тех, кто занимается сохранением традиции больших марок», – пишет мне в конце января 2005 года доктор Йозеф Эрнст, ответственный за Heritage PR, DaimlerChrysler AG, – «Завоевание общественного доверия» Ганса Домицлаффа подобно скале в прибое нынешней маркетинговой взволнованности. Если бы эта книга попала в руки к нам раньше, мы смогли бы целенаправленно избежать некоторых бурь, и некоторые неприятности, которые были результатом поверхностного рассмотрения темы, миновали бы нас. Брендинговая техника Домицлаффа после всех этих лет продолжает оставаться надежной системой координат для ежедневной работы».

«Когда я в 1982 году с помощью Петера Церниша открыл для себя «Брендинговую технику», мне внезапно стало ясно: «Брендинговая техника» Домицлаффа – это единственное известное мне произведение о развитии марок, создании, оформлении марок и управлении марками, которое связывает существенные сведения – сегодня к сожалению абсолютно преданной забвению – генетической психологии целостности Фридриха Зандера и Ганса Фолькельта, а также гештальт-психологии и психоанализа в общепонятной и практической форме». Так считает Аксель Дам (дипломированный психолог), который после своей работы в качестве председателя правления по маркетингу в табачной фабрике «Reemtsma» в Гамбурге, начиная с 1 апреля 2005 года в должности Head of Worldwide Branding при Novartis Pharma AG в Базеле отвечает за бренд-менеджмент и рекламу. И он добавляет: «Для меня Ганс Домицлафф является вдохновителем и проводником при всех моих разработках продуктов и марок».

Дорогой читатель «Брендинговой техники»,

Если вы сейчас возьмете в руки ваш экземпляр книги Домицлаффа, то вам придется уделить для ее изучения достаточно много времени. Чтобы полностью осознать и проникнуть в соединяющееся из многочисленных элементов, сложное, закрытое здания брендинговой техники.

«Деловым людям обычно не хватает времени, и они всегда верят, что они смогут сократить назначенное время естественного роста марки с помощью силы или тепличной температуры», предостерегает Ганс Домицлафф в своих объяснениях к 18-му основному закону естественного образования марок. То, что касается марки, справедливо также для этой книги, в которой созревание марки описывается так увлекательно.

Извлеките пользу из «Брендинговой техники» Домицлаффа в том смысле, как он сам рекомендует это в 5-й главе «Основные черты брендинговой техники»:

«Теперь тот, кто изучает брендинговую технику, не может со своей стороны цепляться за примеры и переносить опыт в новые области с помощью имитаций, но он в любом случае должен исходить из вопроса: Какие представления в массовой психике связаны с поставленной целью марки? Каких воспоминаний нужно стремиться избегать, и какие воспоминания нужно пробудить, чтобы вызвать чувство доверительности?

Только когда знание брендинговой техники стало таким само собой разумеющимся достоянием, что голова остается свободной от тормозящих повторных вопросов о методах, только тогда, когда благодаря учебе был приобретен защищающий верный путь инстинкт, может выполняться творческая работа».

Теперь и вы тоже можете позволить очаровать себя Гансом Домицлаффом и его «Брендинговой техникой».

Гамбург, июль 2005

Вольфганг К. А. Диш,
издатель

Предисловие к первому изданию 1939 года

Моим заказчикам, сотрудникам и друзьям как средство для понимания и вместе с тем как основа для обмена опытом с целью творческого роста производительности доверительно посвящается.

Брендинговая техника – это искусство создания и использования умственного оружия в борьбе за представление в выгодном свете честных достижений и новых идей с целью завоевания доверия общественности. Поэтому она чрезвычайно важна не только для конкурентной цели роста достигнутых результатов и отбора идей внутри какой-либо страны, но одновременно также для отстаивания своих прав большой общностью вне ее границ.

Это соображение было первым поводом для описания особенностей брендинговой техники.

Далее возникла задача в весьма общих чертах объяснить работу специалиста по брендинговой технике. Частая неосведомленность как заказчика, так и его сотрудников мешает проявиться многим здравым идеям и ослабляет много хороших действенных средств, так что большая часть рабочей силы пропадает зря в постоянно равномерно повторяющихся усилиях по пониманию.

Третья и самая существенная причина, которая привела к решению об изложении методов брендинговой техники, основывается на срочной необходимости подготовки перспективного подрастающего поколения. Только благодаря усилиям по воспитанию и сбору материала к размышлению будет возможно ограничить вредные воздействия одной из самых больших бед человечества – которая особенно ощутима в области рекламы, т.е. объявить войну дилетантству во всех вопросах влияния на человеческие массы.

Поставленная задача сталкивается, прежде всего, с двумя трудностями. С одной стороны, методы борьбы обычно всегда причисляются к тайным наукам. Также экономические предприятия не склонны открывать общественности свои средства, с помощью которых они достигли признания своих коммерческих или производственных достижений, и тем самым побуждать своих конкурентов подражать себе. Если бы творческое достижение действительно не было бы предпосылкой в брендинговой технике, то тяга к секретности вообще была бы несовместимой с целью просвещения.

Но сами по себе знания создания и использования психологических методов оказания влияния могут принести только небольшую пользу. Лишь техническое достижение и творческое придание ему новой формы создают настоящую ценность.

Другая трудность кроется в форме изображения.

Некоторые читатели посчитают недостатком многочисленные повторы и мнимую самоочевидность. У специалиста часто возникают сомнения относительно того, высказывается ли он слишком просто и слишком педантично, когда говорит с дилетантами, или же он уже заранее требует от них слишком больших знаний и понимания. Так как для учебника упрек в преувеличенно элементарном стиле можно перенести легче, нежели упрек в трудности понимания, была предпринята попытка предполагать у читателя как можно малый опыт. По той же самой причине частые повторения должны поддерживать связность с основными мыслями и тем самым облегчать ясное общее представление.

В книгу не включены наставления, касающиеся знания материалов, и объяснения организационных вопросов. На эти темы существует уже много полезных учебников. Нужно лишь установить основные черты брендинговой техники и сделать их общественным достоянием для интересующихся этим читателей, тем более что уже одна эта цель подлежит сильным естественным ограничениям. Область применения брендинговой техники можно назвать почти неограниченной, так что несколько претенциозное название учебника следует защищать только ввиду прежнего полного отсутствия подходящих учебников. Изобилие материала вышли бы за рамки любого исчерпывающего сборника, и поэтому нижеследующие размышления только в больших картографических изображениях укажут путь к способу рассмотрения, воздействие которого еще никто не в состоянии предвидеть.

Рукопись этой книги была закончена в феврале 1937 года. Публикация ее по разнообразным причинам затянулась. Кроме того, существует намерение дополнить теоретические объяснения сообщениями из практики и опубликовать четыре тома. Два из них уже практически готовы.*

Начавшаяся тем временем в сентябре 1939 года война упразднила почти все рекламные и брендингово-технические задачи экономики в Германии. Тем важнее, как представляется, стало убедительно указать в экономически заинтересованных кругах на смысл и цель брендинговой техники и напомнить об инструментах для завоевания общественного доверия. Значение этой проблемы, которое очень скоро снова станет ощутимым, оправдывает публикацию книги именно в нынешнее время.

Ганс Домицлафф
Гамбург, ноябрь 1939 года

* Второй том был уже полностью напечатан и должен был появиться в 1941 году, но после вмешательства Филиппа Ф. Реемтсмы Ганс Домицлафф отказался от его публикации и аннулировал заказ. Выдержки из этого второго тома, называвшегося «Учебные примеры из промышленности фирменных изделий», были опубликованы в издании 1982 года. Третий и четвертый тома, по данным Ганса Домицлаффа, тоже должны уже были быть закончены. Но рукописи этих книг, вероятно, бесследно пропали; до сих пор их так и не удалось найти. (Петер Зумерауэр, Архив Ганса Домицлаффа)

Предисловие

«Поэтому я хотел бы ввести слово «брендинговая техника» для сферы деятельности, которая занимается созданием и использованием массово-психологических вспомогательных средств для борьбы за действенность честных достижений или продуктивных идей, причем специально с единственной долговременно разумной целью завоевания общественного доверия».

«Нужно лишь установить основные черты брендинговой техники и сделать их общественным достоянием для интересующихся этим читателей».

Слова Reklame и Werbung (оба эти слова в русском переводе означают «рекламу», однако Reklame относится к устаревшему стилю ярмарочных зазывал, а Werbung – к рекламе построенной на современной основе – прим. перев.) должны пояснить различие между устаревшими и современными, грубыми и усовершенствованными или также назойливыми и привлекательными методами оказания влияния на публику, но их не достаточно, чтобы охарактеризовать изобретенную c той же самой целью технику, которая хочет сделать систематически полезной массово-психологическую склонность к образованию фетиша. В коммерческой жизни нашего времени понятие фетиша или точки кристаллизации доверчивости заменяется на понятие марки (бренда) со всеми вариациями фирменных знаков, товарных знаков и фирменных изделий.

Поэтому я хотел бы ввести слово «брендинговая техника» для сферы деятельности, которая занимается созданием и использованием массово-психологических вспомогательных средств для борьбы за действенность честных достижений или продуктивных идей, причем специально с единственной долговременно разумной целью завоевания общественного доверия.

Искусство создания надежного доверия к марке чрезвычайно важно не только в рамках мировой экономики для конкуренции за рост достижений и в выборе идей, но также и для отстаивания своих прав большими общностями политики, наук и культуры в противодействии натиску лишенного структуры потока рационалистических вырождений. К сожалению, этот серьезный факт почти неизвестен, и после того, как классические точки кристаллизации старых порядков мышления пропали почти полностью, мне представляется крайне необходимым представить массово-психологические закономерности с помощью коммерческих инструкций, которые могут быть перенесены на все бытие человека.

Такие соображения стали первым поводом для описания особенностей брендинговой техники.

Далее возникла задача однажды в весьма общих чертах объяснить работу современного рекламного психолога. Частая неосведомленность как заказчика, так и его сотрудников мешает проявиться многим здравым идеям и ослабляет много хороших действенных средств, так что большая часть рабочей силы пропадает зря в постоянно равномерно повторяющихся усилиях по пониманию.

Третья и самая существенная причина, которая привела к решению об изложении методов брендинговой техники, основывается на срочной необходимости подготовки перспективного подрастающего поколения. Только благодаря усилиям по воспитанию и сбору материала к размышлению будет возможно ограничить вредные воздействия одной из самых больших бед человечества – которая особенно ощутима в области рекламы, т.е. объявить войну дилетантству во всех вопросах влияния на человеческие массы.

Поставленная задача сталкивается, прежде всего, с двумя трудностями. С одной стороны, методы борьбы обычно всегда причисляются к тайным наукам. Также экономические предприятия не склонны открывать общественности свои средства, с помощью которых они достигли признания своих коммерческих или производственных достижений, и тем самым побуждать своих конкурентов подражать себе. Если бы творческое достижение действительно не было бы предпосылкой в брендинговой технике, то тяга к секретности вообще была бы несовместимой с целью просвещения.

Другая трудность кроется в форме изображения.

Некоторые читатели посчитают недостатком многочисленные повторы и мнимую самоочевидность. У специалиста часто возникают сомнения относительно того, высказывается ли он слишком просто и слишком педантично, когда говорит с дилетантами, или же он уже заранее требует от них слишком больших знаний и понимания. Так как для учебника упрек в преувеличенно элементарном стиле можно перенести легче, нежели упрек в трудности понимания, была предпринята попытка предполагать у читателя как можно малый опыт. По той же самой причине частые повторения должны поддерживать связность с основными мыслями и тем самым облегчать ясное общее представление.

В книгу не включены наставления, касающиеся знания материалов, и объяснения организационных вопросов. На эти темы существует уже много полезных учебников. Нужно лишь установить основные черты брендинговой техники и сделать их общественным достоянием для интересующихся этим читателей, тем более, что уже одна эта цель подлежит сильным естественным ограничениям. Область применения брендинговой техники можно назвать почти неограниченной, так что несколько претенциозное название учебника следует защищать только ввиду прежнего полного отсутствия подходящих учебников. Изобилие материала вышли бы за рамки любого исчерпывающего сборника, и поэтому нижеследующие размышления только в больших картографических изображениях укажут путь к способу рассмотрения, поле воздействия которого еще никто не в состоянии предвидеть.

Рукопись первого издания была окончена в феврале 1937 году и опубликована в ноябре 1939 года. Новое издание потребовало тщательной переработки старого текста, а также нескольких дополнений, стимулом к которым стал живой интерес в мире специалистов. Я надеюсь, что новая версия книги способствует тому, чтобы в усиленной степени направить внимание ответственных руководителей людей на проблемы психологии масс.

Гамбург, сентябрь 1951 года

Ганс Домицлафф

1. Противоположности стиля

«Продавец на ярмарке торгует практически всегда только один раз. Он жесткий торговец, стремящийся продавать любой ценой. Он должен сразу действовать и продавать, так как на следующий день он может быть уже в другом месте. Для него даже не очень важно то, почувствуют ли себя покупатели позже разочарованными».

«Крупный торговец стремится привязать к себе своих клиентов с помощью завоевания их доверия. Его достойный уровень жизни, солидный и стесненный совершенно определенными рамками, его ненавязчивый подход, элегантность его деловой практики, надежность его рекомендаций и внушающая сила уверенной личности – вот его существенные средства».

«На место краткосрочно эффективной техники рекламы приходит оказывающая длительное воздействие брендинговая техника».

Часто используемое слово «Reklame» («реклама» в его устаревшем значении) первоначально значит только средство для возбуждения общественного внимания. Если кто-то хочет предложить на продажу какие-нибудь товары или идеи, то он должен попытаться завоевать общественный интерес или, по меньшей мере, побудить нескольких человек выслушать его.

«Реклама» (Werbung – реклама в современной форме) для товаров или идей еще не включена в такой образ действия. Вероятно, сенсационным рекламным средствам удается заставить ощутить определенную силу притяжения любопытства. Но для того чтобы использовать однажды достигнутое внимание, требуется следующий шаг: соблазн с помощью убедительной рекламы.

История рекламы – это история ярмарок и их методов продажи. Также сегодня на любой ярмарке можно наблюдать, как зазывала стремится сначала привлечь круг слушателей совершенно не касающимися дела возгласами, барабанами, биением гонга, глупыми шутками, фокусами и разными внешне привлекательными объектами в качестве приманки для глаз. Как только он считает, что поймал достаточное количество заинтересованных людей хотя бы на несколько минут, то он начинает своими расхваливаниями, рекламой, обоснованиями и целенаправленными объяснениями «втюхивать» человеку свой товар или свои идеи.

Несомненно, в критический момент смены темы многие слушатели уйдут прочь, причем в первую очередь те, у кого нет настоящего интереса к узнаваемой цели и которые не принимаются в расчет как покупатели. Еще одна часть их уходит, так как обманулась в своих ожиданиях. Среди них, вероятно, много людей, которые тоже могли бы считаться заинтересованными покупателями, но у которых, однако, из-за стиля возбуждения внимания возникли ошибочные ассоциации, и потому они потеряли мысленную связь. Внезапное, в большинстве случаев очень произвольное изменение цели тем, кто занимается рекламой, легко вызывает досаду и часто мешает конкретной проверке предложения.

В таких повседневных наблюдениях первоначальная форма рекламы уже демонстрирует всегда наличествующие в ней опасности неправильного воздействия.

Исторический пример: средневековый врач, который следовал велению времени и стремился добиться известности на единственной публичной сцене, которая в те времена привлекала к себе более широкую общественность, т.е. на ярмарке, с помощью рекламных средств, часто после этого вызывал у серьезных людей подозрения в шарлатанстве и бессодержательной крикливой саморекламе, даже если он был вполне надежен с научной точки зрения.

Примитивные процессы ярмарки находят еще сегодня правильные аналогии у подавляющего большинства рекламных предприятий индустрии. Преобладающее большинство рекламных походов нашего времени остается полностью в плену ярмарочного стиля, и это объясняет недоверие, подсознательную антипатию и иногда ясно выраженное презрение, с которым серьезный человек с деловыми целями этики, создающей товары или идеи, реагирует на недостойные спекуляции на психике посетителей ярмарки.

Даже уже в Средневековье существовала определенная противоположность этой ярмарочной рекламе, противоположность, резко подчеркнутая основами стиля. Лучшим примером этой противоположности был оседлый степенный крупный купец, заменивший крикливую ярмарочную рекламу респектабельностью своего имени.

Очень важно абсолютно ясно представить эти противоположности в качестве прообразов сегодняшней рекламной техники. В обоих случаях речь идет о том факте, что реклама товаров или идей поддерживалась вспомогательными средствами, которые могут выходить за чистую критику ценности товаров или идей и о которых можно думать отдельно.

Крупный торговец стремится привязать к себе своих клиентов с помощью завоевания их доверия. Его достойный уровень жизни, солидный и стесненный совершенно определенными рамками, его ненавязчивый подход, элегантность его деловой практики, надежность его рекомендаций и внушающая сила уверенной личности – вот его существенные средства. Последствия такого поведения могут быть далеко идущими.

Продавец на ярмарке торгует практически всегда только один раз. Он жесткий торговец, стремящийся продавать любой ценой. Он должен сразу действовать и продавать, так как на следующий день он может быть уже в другом месте. Для него даже не очень важно то, почувствуют ли себя покупатели позже разочарованными. Только при случае можно заметить, какую чепуху покупают посетители сельской ярмарки. Они становятся жертвами искусных приемов зазывал, после чего обычно следует горькое похмелье из-за покупки часто совершенно бесполезных безделушек.

Вполне понятно, что целью крупного торговца тоже является трезвая денежная прибыль. Но он должен отказываться от недостойных моментальных сделок – даже очень выгодного рода – ради сохранения прочности своего предприятия. Речь идет не об этических различиях, хотя при исследованиях часто замечаемая большая этика «уважаемого купца» действительно воздействует на трезвость рассмотрения. Речь просто идет о различных методах прибыли, параллельные примеры которых можно найти также на самых больших предприятиях.

Стиль ярмарки демонстрирует:

1. Незначительную важность качества, большую важность внешнего блеска.

2. Беспрепятственную назойливость.

3. Безразличие по отношению к презрению и подобным последствиям собственной недостойности.

4. Неделовой театр, применение шуток, карикатур, эротических намеков; не вызывающее сомнений использование злободневности, религиозных или патриотических настроений.

Последствием является:

Кратковременность осуществления сделок и быстрые прибыли; но опасность неповторяемости, принуждение к длительному изменению вспомогательных средств и вместе с тем большое расходование сил для практически каждого нового начала коммерческого предприятия.

Стиль крупного купца демонстрирует:

1. Безусловное качество или справедливость цены и выбор правильного товара.

2. Сдержанность и искусное усилие для создания такого впечатления, что инициатива остается предоставленной покупателю.

3. Уважение, построенное на чести и порядочности.

4. Ограничение деловыми переговорами с единственным вспомогательным средством чисто личных отношений.

Последствием является:

Создание предприятия, фундамент которого образуется из многолетних хороших опытов его клиентов и из завоеванного этим доверия клиентуры.

Понятно, что возможности прибыли кажутся большими в моментальных сделках, так как они более непосредственно представляют результат работы. В отличие от них создание укорененного в постоянно одном и том же месте продолжительного бизнеса является трудным и продолжительным. Тем не менее, с незначительными по необходимости первыми успехами приобретается большая надежность. В то время как ярмарочная торговля должна быть организована заново для каждого процесса – несущественно, идет ли речь о ежечасных или ежедневных новых основаниях – продолжительное дело может продолжать методически строиться на своем прошлом и на каждом деловом процессе и может даже пережить поколения.

Крупные предприятия сегодняшнего времени полагают, что они уже настолько ушли далеко от этих обоих показательных примеров происхождения рекламы, что к ним редко приходит мысль о проверке самих себя на основе такого сравнения. В действительности размер предприятия не является решающим для его стиля. Даже если на практике речь больше идет о промежуточных явлениях между этими обеими крайностями, то, все же, критический наблюдатель без труда в каждом конкретном случае может понять, склоняется ли предприятие к стилю ярмарки или к стилю степенного, укоренившегося в одном месте купца. После этого он может оценить продолжительную ценность и уверенность в себе.

При исторических исследованиях поучительно узнавать то, что большие моментальные прибыли только редко могли привести к долговременному существованию предприятия. С другой стороны, факт состоит в том, что моментальная сделка является истоком любой настоящей купеческой сущности, и что эта параллель справедлива также для борьбы за идеи – которые всегда следовало бы приобщать к проблеме рекламы.

У каждого большого и стабильного предприятия с самым строгим стилем королевского купца есть где-то его корень в области стиля ярмарочной торговли, и эту особенность – о которой мы здесь только сообщаем, но не доказываем – нельзя забывать при критике стиля.

Базарный зазывала, который почти всегда подвергает себя презрению мира высокого стиля, занимается – так парадоксально это проявляется в действии – собственно, самой эффективной рекламой: рекламой пробуждения спроса. Из обстоятельств ярмарки следует, что среди слушателей, которых продавец однажды приковал к себе, опасность конкуренции остается практически исключенной. Конкуренция не состоит ни в результате работы, ни в рекламе, так что все вспомогательные средства продавца имеют своей целью односторонне пробуждение спроса.

Местный купец при удовлетворении наличествующего спроса вообще не нуждается ни в каких вспомогательных средствах, до тех пор, пока он один владеет полем рынка. Только если конкурентная борьба принуждает его к внешне непроизводительной рекламе, его средства рекламы приобретают достоинство решающего значения. Только конкуренция требует особенного доверия клиентуры, чтобы гарантировать преимущество в коммерции.

Необходимо подчеркнуть эти следующие противоположности, чтобы не создалось впечатление, как будто ярмарочную лавку с ее образными сравнениями в крупной промышленности нужно рассматривать только как давно устаревшую форму экономического и идейного баланса сил.

Изображение противоположностей дает в итоге одновременно историю развития рекламы, и эта история повторяется почти параллельно в каждом крупном предприятии. Почти всегда начало определяется неким человеком, в котором есть что-то от природы ярмарки, который не боится позорной репутации бродячего народа – и при этом вовсе не нужно, чтобы он был хоть в чем-то морально уязвимым. Более поздние поколения регулярно склоняются к тому, чтобы прославлять природу учредителя, и скрывают большое достижение действия за оболочкой стиля. Однако более точные проверки демонстрируют в большинстве своем целеустремленные и мало озабоченные стилем воинственные типы предпринимателей. Единичные явления особенно творческой инициативы, т.е. техники и ученые, которым удалось добиться успеха в качестве основателей экономических предприятий, не всегда дают ясное представление их безрассудной смелости и стилистической безупречности их истоков; но это сложные особые случаи, которые редко допускают повторяемые сравнения.

После успешного начала наступает момент, когда молодое предприятие, так сказать, становится по-настоящему оседлым. Безличность бизнеса прекращается, и ответственность за стиль возрастает. Отдаление от ярмарки подчеркивается, трамплин забывается, многие начальные опыты скрываются, и предприятие стремится к чести и уважению, предпосылкам к доверию клиентуры и стабильности дела. От кое-какой слишком уж неблагородной возможности получения прибыли отказываются, предприятие становится важнее, чем непосредственная личная прибыль, вплоть до того, что в этом или уже в последующем поколении уже не владелец правит предприятием, а предприятие обязует владельца.

Если затем в нестабильные времена силы инерции предприятия уже не хватает, и кризисы противоречат стилю, тогда предприятие приходит в упадок и отмирает. До тех пор, пока ситуация остается более-менее стабильной, и не совершаются никакие слишком большие ошибки, можно рассчитывать на большую надежность. Только экономические перевороты снова выводят природу ярмарки на передний план, так что игра начинается сначала.

Вероятно, можно утверждать, что истоки сегодняшних крупных предприятий далеко не всегда позволяют рассмотреть сопутствующие явления ярмарочной природы, т.е. соответствующую рекламу. Часто говорят, что реклама – это дитя лишь Нового времени. Но это только кажущееся впечатление и относится самое большее к носителям рекламы.

Если продавец расхваливает свой товар громкими хвастливыми словами, то это тоже только реклама. Все различие между более ранними временами и нашим временем основывается исключительно на разной области рынка. В эпоху больших трудностей с транспортом купец сталкивался только с маленьким числом клиентов, которых он мог обслуживать лично. Сегодня честолюбие каждого предприятия стремится выйти за число лично поддающихся влиянию заинтересованных лиц, обратившись на массу, которая вовсе ему не знакома. Вместо устных слов появляются напечатанные документы или похожие носители слов, но цель при этом остается аналогичной. Можно сказать, что устная реклама все больше и больше дополняется или заменяется напечатанными или как-нибудь иначе переданными изъявлениями воли. Если, следовательно, требуется оценить примеры рекламы прошлых времен, то это нужно делать, основываясь не на количестве израсходованной бумаги, а на виде стиля и на форме систематической рекламы.

Так как сущность ярмарки во многом представляет собой исток коммерческих и духовных завоеваний, она наложила свой отпечаток ярмарочного действа также на сущность рекламы, для чего не было никаких других причин, помимо причин почти биогенетического развития. Последствием этого является частое отчаяние традиционного крупного предпринимателя из-за осознания того, что он больше не может отказаться от неприятного, но, к сожалению, ставшего неизбежным зла рекламы, и что он боится этого расхождения к истории его предприятия.

Эти сетования основываются на двух ошибках. С одной стороны, как раз почти все крупные предприятия когда-то в той или иной форме демонстрировали стиль ярмарки и соответствующие попытки рекламы. Это только было забыто, и это также часто бывает тяжело доказать из-за первоначальной ограниченности преимущественно устными методами более ранних времен.

С другой стороны, ни одно крупное предприятие не привязано к тому понятию рекламы, на которое был поставлен штамп ярмарочного зазывания. То, что повсюду обозначают как рекламу, т.е. объявления, плакаты, проспекты, доклады, объявления по радио, фильмы и т.д., еще не означает никакого вида стиля, и далеко еще не исчерпывает арсенал применяемых каким-либо предпринимателем средств оказания влияния ради достижения его коммерческой или какой-либо иной цели.

Формирование общественного мнения – и это, в конце концов, и является конечной целью – зависит от столь многих причин, что так называемые рекламные средства обозначали только одну их часть.

Это даже в высшей степени роковая ошибка, когда опирающееся на давние традиции предприятие считает, что оно обязано призвать на помощь чуждую его стилю методику ярмарочного балагана. Вследствие этого оно утратит гораздо больше ценности, нежели приобретет, так как такая реклама несет стиль одноразового, беглого, непостоянного, неустойчивого бизнеса любой ценой, не знающего сомнений и назойливого типа продавца, который не думает о завтрашнем дне. Однако ценность опирающегося на традиции предприятия состоит в постоянстве, в достоинстве, в профессиональном доверии клиентуры, т.е. в стиле, который никогда нельзя совмещать с общепринятым понятием рекламы.

Логичный вопрос в этом месте звучит так: Должно ли крупное предприятие, которое давно стряхнуло со своих ног пыль маленьких ярмарок и базаров, вообще отказаться от рекламы? В случае большого, больше не поддающегося длительной личной обработке круга клиентов на этот вопрос немедленно следует ответить отрицательно. Только слово «реклама» соблазняет на неправильные мысли. Ни одно предприятие не может отказаться от направленных к определенной цели вспомогательных средств. Однако речь тогда идет о стиле и о методах, которые до сего момента лишь редко приводились в ясной и однозначной форме в противоположность к крикам ярмарочных зазывал.

Нужно еще раз представить себе происхождение видимой сегодня рекламы: Она возникла, когда предприниматель больше не мог непосредственно лично влиять на своих клиентов своими словами. Сначала появились написанные или напечатанные коммерческие предложения. Потом последовали уведомления и объявления. Широко распространившиеся и надежные учреждения отправки – железная дорога и почта – все больше и больше позволяли отдельным передачам доходить непосредственно до большого числа розничных торговцев или также конечных потребителей.

Если раньше большие промышленные предприятия ограничивались снабжением немногочисленных торговцев, которым в обязанность вменялся собственно сбыт товара с помощью настоящего ярмарочного зазывания, то рост требования к рентабельности постепенно требовал все большей независимости от отдельных оптовиков и непосредственных поставок все большему количеству розничных торговцев.

В ходе последующего развития большинство крупных предприятий со своей рекламой обратились, наконец, непосредственно к потребителям и тем самым все больше и больше выделяли также розничной торговле роль администратора товарного склада.

Только прогрессирующий рост рынка и по необходимости увеличивающаяся дальность действия голоса предпринимателя, которые сами по себе не имели никакого отношения к вопросу стиля, будь то стиль ярмарки или почтенного купца, стали причиной создания вспомогательных средств, которые по своему происхождению и ежедневному применению не являются ничем иным, как рупором и носителем стиля личности предпринимателя.

Рекламные средства – это усилители звука или инструменты для передачи воздействия. У них вообще нет никакой самостоятельной ценности. Естественно, что рост техники посредничества создал особенную науку, и что вследствие этого возникло собрание накопленных опытом принципов. Но эти принципы всегда только чисто технической природы и никогда не могут заставить забыть тот факт, что даже при самых хитроумных методах речь идет только о том, чтобы применить голос и вместе с тем собственный стиль предпринимателя или предприятия.

Если, следовательно, традиционный предприниматель считает, что он обязан использовать неизбежное зло рекламы и понимает под этим ярмарочные методы, то он должен терпеть упреки – и вскоре он почувствует также ущерб для своего бизнеса – что это не его собственный стиль и не его голос, которые проникают на рынок через мегафон рекламы. Это голос, взятый взаймы, неправда, которая своим чуждым сущности звучанием вызывает беспокойство у старых верных друзей предприятия, и как каждое грубое противоречие стилю влечет за собой чувствительные наказания.

При обсуждении этой проблемы кое-кто из предпринимателей мог бы ответить: Я вообще не привык делать какую-либо рекламу. Моя репутация состоит в профессиональных достижениях, и потому для моего стиля не существует слов для использования мегафонов.

Так что если бы теперь действительно существовала одна только реклама в обычном смысле, т.е. в стиле ярмарки, то опирающийся на традицию крупный предприниматель должен был бы отказаться от таких методических средств влияния. Уже довольно давно также большинство самых старых крупных предприятий довольствовалось этим. До тех пор, пока стабильные экономические отношения позволяли традиционной ценности с полной эффективностью равномерно приносить прибыль как невидимый рекламный капитал, было также мало поводов принимать во внимание обоюдоострый меч ярмарочной рекламы. Но войны и послевоенные времена с их кризисами засыпали большинство надежных источников ренты. Безрассудство людей ярмарки с их изначальными методами пробивается вверх, и если более старые предприятия не откажутся от своего постоянства, чтобы открыть свободный путь новым творческим идеям, тогда медленное разрушение нельзя будет задержать, как бы незаметно оно ни наступило. Почти все инфекционные заболевания тоже замечают только тогда, когда уже слишком поздно для своевременной защиты.

В любом случае, неизбежно, что также опирающиеся на традиции предприятия при повороте экономических воззрений пойдут новым путем. Но вовсе не необходимо, чтобы они снова начали с ярмарки, так как это во многом означало бы их отречение от уже накопившегося прежнего духовного владения на рынке. Даже при принципиальных изменениях в методе работы – которые, что характерно, почти всегда связаны с определенным изменением области производства или классов товаров – в традиции кроется такой большой капитал, что часто одно уже только имя или товарный знак представляет собой статью активов в имущественном балансе, которая соответствует значительному проценту от реальной стоимости.

Так же как продавец на ярмарке говорит на своем особенном языке, который был избран как образец для рекламы всех аналогичных по стилю и виду крупных предприятий, так же и традиционное предприятие тоже может проявить свой особенный язык, который выводится из стиля оседлого купца старых времен.

Вероятно, не стоит понимать слово «язык» дословно, так как в противоположность базарному зазывале достойный крупный купец также во время приема клиентов под сводом своего склада товаров говорил очень мало. Болтливость обыкновенной рекламы была ему чужда. Существует также молчаливый язык позы и жеста. И если даже настоящий крупный торговец также вовсе не хочет никому ничего навязывать, то он, все же, с помощью многих маленьких сознательных и бессознательных вспомогательных средств стремится завоевать или укрепить доверие своих клиентов. Он при случае, как бы между прочим, упомянет о своих хороших связях и подчеркнет тем самым свою репутацию. Он будет говорить об успехах, которыми он должен быть обязан добротности своего товара, или он будет стремиться установить личную связь со своим клиентом с помощью маленьких знаков внимания. Также в этом есть своя методика.

Итак, если крупный предприниматель нашего времени хочет воспользоваться вспомогательными средствами вроде мегафонов, усилителей звука и носителей стиля, чтобы войти в ставшую более жесткой для него конкурентную борьбу, и использовать новое оружие для обороны от наступающих ярмарочных типов, тогда он должен вернуться к своему старому образцу и изучить средства, с которыми вел борьбу оседлый крупный купец. И он узнает, что речь тут идет о совсем другой рекламе, чем та, которую он до сих пор считал себя обязанным осуждать, и еще он поймет, что он может констатировать удивительное родство стиля на основе сохранения имени и чести.

То же самое по смыслу касается всех аналогичных заданий с целью продолжительного влияния на общественное мнение. Таким же действительным является образец для тех предпринимателей, которые в своих истоках, умышленно или неумышленно, соответствовали типу базарного зазывалы на ярмарке и ищут теперь эволюционную дорогу для стабилизации своего бизнеса.

При этом нужно обратить внимание, что большое разнообразие и комплексный характер всех крупных предприятий иногда затрудняет определение типа стиля, ограничивает это понимание определенными частичными сферами или также допускает существование промежуточных форм. Тем не менее, противоположные полюса всегда можно тем или иным способом определить целиком или частично, и здесь начинается критика стиля и прогноз на будущее.

О ярмарочным стиле и его рекламе уже очень много и систематически писали, и потому здесь нужно рассказать лишь о более поздней степени развития усовершенствованных средств воздействия преимущественно непрямого вида. Однако для этого следовало бы упразднить дезориентирующее слово «реклама».

На место криков ярмарочного зазывалы приходит престиж предприятия, которое обладает своим символом в виде торговой марки. Место краткосрочно эффективной рекламной техники занимает брендинговая техника с долговременным эффектом.

2. Основные законы естественного образования марок

«Целью брендинговой техники является обеспечение монопольного положения в психике потребителей».

«Законы марок – это законы природы».

«Нужно уметь выжидать, пока время не созреет и настоящая марка не утвердится».

Товары и идеи, которые продаются на ярмарке, практически анонимны. Имя производителя здесь так же безразлично как имя торговца. Даже если речь идет о товарах, которые по своей природе могут потребляться регулярно, т.е. о потребительских товарах, однократность процесса закупки остается все же признаком определенной безответственности продавца относительно качества товаров.

При регулярно повторяющихся ярмарках случайная память покупателя может принудить продавца к ограничению его безответственности, но это тогда уже означает переход к оседлому торговцу, который должен сделать предпосылкой прибыльного продолжительного бизнеса обязательство к поддержанию высокого качества, особенно в случае с потребительскими товарами.

Развитие брендинговой техники в противоположность традициям ярмарки исходит из самого товара. Успех ярмарки зависит от приманки для глаз или от назойливо расхваливаемых соблазнов. Итак, если рекламные методы ярмарки могут быть в удивительной мере независимыми от товара или даже от вида товаров, то вспомогательные средства оседлого купца основываются на особенности товара.

Также можно формулировать, что в брендинговой технике сам товар оформляется как истинный носитель своей рекламы, причем дополнительные объявления могут только выставлять в выгодном свете преимущество товара, не показывая при этом какой-либо заменяемой самостоятельной ценности.

Поэтому все основные законы брендинговой техники также могут выводиться из постепенного образования фирменных изделий.

В качестве примеров для объяснения лучше всего подходят очевидные потребительские товары, так как характерный признак бизнеса местного оседлого купца – это длительная повторяемость, которая особенно отчетливо выражается именно в случае потребительских товаров. По этой причине типичные потребительские товары также были первыми превращены в фирменные (марочные) изделия.

Но следует обязательно указать на то, что область применения брендинговой техники отнюдь не ограничивается потребительскими товарами. Мы еще покажем на подробных примерах, что наука брендинговой техники хотя и происходит исторически от потребительских товаров как фирменных изделий, но сама брендинговая техника вообще так же стара как реклама или как любое систематическое проявление воли, и что ее исключительно эффектная и экономическая сила влияния может быть использована практически для любой постоянной цели, которая хоть как-нибудь зависит от общественного мнения. Даже вспомогательные средства борьбы чистых идей можно с помощью содержательных параллелей вывести из примера образа действия коммерсантов.

В действительности даже для совершенно не интересующихся коммерцией читателей речь идет также о пути обучения тому, как завоевать общественное доверие.

1-й основной закон

Давайте предположим, что торговец Герман Шмидт в своем магазине продает среди прочего некий особенный сорт шоколада. Он закупает этот товар на вес у некоего фабриканта – вероятно, он производит его даже и сам, это не имеет значения – и он, со своей стороны, тоже продает этот товар на вес, в соответствии с меняющимися требованиями покупателей. Вид упаковки и ее обозначение, с которыми товар доставляется торговцу Герману Шмидту, невидим для потребителя. Такой же второстепенной является сначала также оберточная бумага, в которой торговец отдает покупателю различные по весу порции шоколада. Шоколад не несет никакого имени, а также какого-либо особенного признака, так что его можно назвать анонимным.

В особом случае, а именно при отчетливо ощутимом настоящем качестве, анонимный до сих пор шоколад занимает особое положение. В городке, который торговец Герман Шмидт наряду с другими конкурирующими торговцами снабжает анонимным шоколадом, постепенно станет известно, что товар торговца Германа Шмидта особенно хорош. Вследствие этого этому торговцу постепенно удастся завоевать реноме специалиста по шоколаду и пробудить сильное доверие потребителей в городке именно к этому виду товара.

Приобретение репутации специалиста по хорошему шоколаду с последовавшим за этим доверием клиентуры – это начало к образованию фирменного изделия. Нужно подчеркнуть, что действительно достижение высокого качества – это естественная причина возникновения марки, и что брендинговая техника может в полной мере и на длительный срок показать свою большую пригодность только на почве подлинного качества.

Из этого опыта следует первый основной закон:

Предпосылкой естественного образования марки является качество товаров.

2-й основной закон

Можно представить, что конкурирующие торговцы прилагают усилия, чтобы снова перехватить к себе клиентов, доверие которых только что завоевал торговец Герман Шмидт. Обычный способ для этого – ценовая борьба.

Если преимущество в качестве является только незначительным, то сбивание цены на этой фазе развития может оказаться роковым. Если, с одной стороны, разница в ценах у торговцев не очень значительна, а, с другой стороны, разница в качестве – настоящая или даже только предполагаемая (та, в которую верят покупатели) имеет некоторое значение, тогда противники торговца агента Шмидта с удивлением узнают, что на долгосрочную перспективу борьба против товара, которому доверяет публика, с помощью занижения цены не будет особо успешной. Несколько более высокая цена даже может считаться доказательством более высокого качества.

Каждый специалист по бренд-менеджменту из своего опыта знает, что среди больших фирменных товаров самых больших оборотов почти никогда не достигает самая нижняя ценовая категория, зато его добивается предпоследняя категория с несколько более высокой ценой как доказательством более высокого качества. Из этого исходит следующий основной закон фирменного изделия:

Не вопрос цены является решающим в первую очередь, а доверие к качеству.

3-й основной закон

Утверждение о независимости признанных товаров высокого качества от конкурентной борьбы в области цен, естественно, нужно понимать с осторожностью. Как только рентабельность торговца или фабриканта становится слишком большой, соответствующее большее различие с предложениями конкурентов очень быстро становится ощутимым, тем более, что на практике существенные различия по качеству анонимных товаров узнаваемы не очень часто, и даже тогда большей частью образуют особенный класс товаров особо высокого качества и цены. Товар, с помощью которого хотят достичь больших оборотов, должен в некоторой степени оставаться в пределах своей категории цен, иначе сравнения оборота прекращаются.

Итак, принцип качества нужно дополнить принципом соответствия цены и качества с помощью строгой ценовой калькуляции. Под достижением качества следует понимать скорее создание особенной добротности товаров в пределах данного диапазона цен, нежели создание особенно высококачественных и дорогих товаров. Ценовой диапазон обуславливается покупательной способностью категории покупателей, на которых рассчитан данный товар, и динамика оборота в пределах определенной категории цен зависит от правильного соотношения цены и качества.

Никогда не может быть большой уверенности при использовании даже благоприятных условий сбыта с помощью слишком завышенной рентабельности (разницы между доходами и расходами), так как раньше или позже благоприятные отношения неизбежно воспитают жесткую конкуренцию. Если торговец Герман Шмидт хочет на долгий срок закрепить свое хорошее реноме, то он с самого начала должен действовать по принципу «Хорошая прибыль за счет больших оборотов со скромным процентом рентабельности» и тем самым испортить радость своим подражателям в бизнесе с меньшими оборотами. Он при достижении достаточного опережения может создать вокруг себя нечто вроде нерентабельной мертвой зоны и тем самым гарантировать себе свое преимущество. Поэтому третье требование звучит так:

Фирменные товары, будущее которых должно быть обеспечено, должны пройти очень строгую калькуляцию в конкурентной борьбе.

4-й основной закон

Давайте предположим, что торговец Герман Шмидт добился своего успеха в области качества в категории цен, которая, с одной стороны, позволяет более сильный сбыт товаров и, с другой стороны, не оставляет конкурентам возможностей для существенного сбивания цен в пределах сравнимого уровня качества, тогда возрастающий оборот приведет потребителей к тому, что они с заразительным единодушием будут говорить о торговце Германе Шмидте как о поставщике хорошего шоколада.

Говорит ли сам торговец много или мало хвалебных слов о своем шоколаде, не играет большой роли, так как его конкуренты наверняка будут утверждать, что их товары по качеству, как минимум, ничуть не хуже. Ведь в случае естественного образования марки авторитет, престиж товара возник почти исключительно из-за оценки его мнением общественности, поверила ли она в это высокое качество сама или же эта оценка возникла даже просто случайно, и по сравнению с этим любой вид рекламы неделового или с трудом доказуемого вида приведет к результату, скорее противоположного тому, на который рассчитывали. Слишком много заверений подорвут любое доверие. Публика всегда считает, что единственный повод для повторных закупок исходит из ее собственной оценки, но никогда из недоказанных утверждений продавца. Как раз в этом отличается позиция потребителей по отношению к незнакомому им ярмарочному торговцу и к знакомому, пользующемуся их доверием местному купцу, все время находящемуся в одном и том же месте.

Вера в собственный рассудок – это вопрос тщеславия, которое легко можно ранить назойливой рекламой. Все «изнасилования», которые покупатель может позволить совершить над собой ярмарочному торговцу, он никогда не позволит лично ему знакомому купцу. Последний должен сделать так, чтобы за него говорил его товар.

Лично он может только объяснять или по-деловому обосновывать. Либо он рассказывает, что он совершил очень хорошие сделки, либо что качество нужно приписать дешевой гидроэнергии в определенном месте, где расположено предприятие. Вероятно, он рассказывает также определенный вздор о добавлении каких-то редких материалов. Но по отношению к своим постоянным клиентам он всегда должен избегать назойливо расхваливающих пустых утверждений необоснованного вида. С другой стороны, он, естественно, может использовать деловую форму объявлений в своей витрине, но также и такие объявления не должны быть преувеличенного, крикливого типа, ибо такой тип объявлений только изумил бы клиента, обеспокоил бы его, вызвал критические мысли или стимулировал бы к противоречию.

Понятно, что торговец Герман Шмидт беспокоится, когда чувствует громкую рекламу со стороны конкурентов. Но он должен отдавать себе отчет, что его клиенты рассматривают свою прежнюю оценку в качестве абсолютно объективно полученного ими личного убеждения. Каждый конкурент должен бороться против предубеждения, что он не объективен, а говорит в корыстных целях. Дискуссия происходит не между Германом Шмидтом и его конкурентами, а между клиентами Германа Шмидта и его конкурентами.

Такой спор неопасен для Германа Шмидта до тех пор, пока он не становится на ту же ступень, что и его конкуренты, и сам принимает участие в недостойном рекламном соревновании. Он должен применять более осторожные средства личных деловых объяснений, которые не вызовут у потребителя унижающее чувство того, что он поддается рекламным приемам. Любая назойливая реклама грозит растущему доверию. Из этого получается четвертое следствие:

В начальные периоды естественного образования марки всякая громкая реклама опасна. Напротив, ценны объективные обоснования качества, которые позволят общественному мнению представлять благоприятное заключение по отношению к себе самому и к другим.

5-й основной закон

В этом месте терпят неудачу очень многие предприниматели. У них не хватает терпения, и они не хотят ждать, пока их постоянные клиенты не разнесут славу хорошего изделия и вследствие этого привлекут новых клиентов. Тот, кто не может выжидать, должен полагаться на часто приносящий быструю прибыль, но зато нестабильный ярмарочный стиль. С помощью грубой силы и страстности нельзя агитировать, а можно только захватывать, и захваты всегда можно удерживать только с применением аналогичных насильственных мер и беспрерывного давления. Существуют очень большие предприятия, которые, как казалось, были построены на века, однако стоит лишь давлению прекратиться, как их репутация в глазах публики тут же утрачивается.

Если вы хотите добиться добровольного признания публики, то вы также не можете оказывать ощутимого психического принуждения, которое вовсе не позволяет проявиться добровольности. Также торговец Герман Шмидт может – если он действительно хороший продавец – оказывать психическое принуждение благодаря своей внушающе сильной личности; но при первом представившемся случае клиенты ищут более приветливого, добродушного помощника для удовлетворения их требований. Мысль о товаре может быть отклонена мыслью о слишком назойливом торговце.

Если для потребителя кадры продавцов уравновешиваются такими же сильными конкурентами или также только другими возможностями источников получения товара, то начинается беспрерывный спад. Прежде всего, бизнес утратит свое своеобразие, так как вдова Германа Шмидта, пожалуй, может унаследовать славу его товаров и тем самым с пользой продолжать его дело, но не унаследует метод давления продажи.

Можно часто удивляться тому, что местные торговцы, которые не рассчитывают на покупателей из числа проходящих мимо прохожих, так мало оживлены или столь сдержанны. Житель большого города благодаря множеству обезличенных коммерческих дел знаком с типом ловкого, искусного продавца, который воспитал в нем трезвую критику. Если он попадает в маленький городок, то он склонен принимать скромную манеру местного торговца за слабость. Даже если он в этом отношении во многих случаях прав, то, все же, противоположность – искусный продавец перед постоянными клиентами – сразу демонстрирует неправильное воздействие стиля. Правильный местный торговец едва ли может долго что-то навязывать своим клиентам. Он подвергается опасности утратить клиента, который при самом незначительном недовольстве покупкой считает, что обязан еще долго после этого упрекать в этом продавца.

Торговец при всех обстоятельствах – если он хочет сохранить доверие своих клиентов – должен избегать оказания заметного влияния на покупателя. Он должен выжидать, пока клиент сам чего-то потребует. Он может, вероятно, осторожно делать предложения, но его видимая сдержанность – это лучшее защитное средство против правомерных и неправомерных нападок.

Активность хорошего торговца демонстрируется не в навязчивости рекламы – как полагают жители больших городов и многие предприниматели, а в умении закупки подходящих товаров и в умении представить эти товары в правильном свете, не отказываясь при этом от внешней пассивности. Этот стиль вовсе не сельский и не провинциальный, а достойный и привлекательный.

Ганзейский купец старых времен поступал точно так же, и он также хорошо знал, на что опиралась его репутация. Если берлинец приедет в Гамбург, где этот старый стиль частично еще жив, то у него даже сегодня еще возникнет то же самое впечатление о внешней пассивности коммерсантов, хотя Гамбург – отнюдь не маленький городок.

Всемирный авторитет старых купцов никогда не имел ничего общего с ловким искусством продажи, зато был очень тесно связан с искусством приобретения подходящих товаров и скромным, ненавязчивым стилем осуществления сделок.

Каждый специалист по управлению марками знает, что новые крупные города без старого традиционного купечества с его постоянными клиентами и раньше совершенно особенно город Берлин с быстрым изменением коммерческих условий и занимающихся коммерцией личностей заняли особое положение в империи. Сегодня сравнения очень затруднены из-за политической запутанности, но рекламные методы, которые приводили к успеху в Берлине, издавна часто оказывались безрезультатными за пределами Берлина. Наоборот, многие процессы в области брендинговой техники, которые оказались плодотворными по всей империи, на довольно долгое время останавливались перед воротами Берлина.

Это основывается на том, что Берлин – и в меньшей степени похожие аналогично быстро разбогатевшие крупные города – гораздо шире знали практику продажи проходящим мимо пешеходам, нежели основывающийся на личном доверии процесс продажи в небольших деловых кругах. Собственно, Берлин и был большой ярмаркой, и его жители благодаря ярмарочным методам стали пройдохами или недоверчивыми.

Для крупного предпринимателя это теперь означает не непригодность вспомогательного средства брендинговой техники, а лишь принуждение к более строгому применению тех методов, которые представляют хороший товар в выгодном свете. Итак, берлинский опыт не должен привести предпринимателя к заблуждению рассматривать проживающего там владельца лавки в качестве образца. Напротив, любой удачный провинциальный магазин с постоянными клиентами всегда может дать изобилие стимулов для стиля марки, который можно также перенести на ситуацию в Берлине.

Если торговец Герман Шмидт соблазняется форсировать продажу своего шоколада, то он оттесняет собственную жизнь престижа его товара в сторону и выводит на передний план свое искусство продажи. Один единственный «излишне проданный» килограмм шоколада, который не был съеден сразу и в результате этого утратил аппетитный вид, или который подсознательно обременяет клиента как излишние расходы, может отпугнуть покупателей от дальнейших покупок, вызвать критическое противодействие даже самого несправедливого вида и очень легко завести среди клиентов ту роковую бациллу, с которой начинается всеобщее заражение настроения:

Форсируемая продажа потребителям при внедрении фирменного товара приводит к опасным последствиям.

6-й основной закон

Можно, вероятно, возразить, что это совсем другое дело, когда крупное предприятие при помощи своего аппарата продажи заполняет своими товарами сбытовую сеть торговцев, чтобы те не стали брать в свои магазины товары конкурентов. Так как в случае с примером торговца Германа Шмидта речь идет о получении сравнений, которые справедливы также для крупного предпринимательства, можно было бы предположить, что здесь мы видим неверное сравнение у слова «аппарат продажи». Однако это не так.

Люди слишком редко задумываются над тем, что владелец магазина или другой соответствующий посредник означает не только видимое потребителю представительство крупного предприятия, но что он одновременно выступает по отношению к крупному предприятию в роли агента потребителя. Торговец в промышленности, занимающейся изготовлением фирменных изделий, был, без сомнения, в значительной степени лишен своей коммерческой самостоятельности, но его настроение как раз поэтому гораздо более непосредственно отражает настроение рынка, нежели в более ранние времена, когда он как самостоятельный купец покупал и продавал свои товары по собственному усмотрению и благодаря личному доверию своей клиентуры обладал большим влиянием на рынке.

Потому это часто одно и то же явление: перенасыщает ли крупное предприятие торговцев или непосредственно потребителей. Каждый перенасыщение сбытовой сети при развитии марки приведет к опасному воздействию аналогичного вида, как только торговцы, со своей стороны, вынуждены будут, чтобы не обеднеть из-за огромных, излишне больших запасов товаров, передавать это давление дальше на потребителей. Позже будет показано, что искусственный вакуум, т.е. определенное уменьшение количества товаров, в случае с хорошими марками может оказать скорее оживляющее коммерцию воздействие, нежели противоположность – переполнение рынка. Особый случай представляют такие товары, потребление которых определяется страстью, как пиво, вино, сигареты и похожие фирменные изделия, при которых удовлетворение потребности во много раз превосходит по важности претензии на самостоятельный выбор.

Все же и здесь принципиально нельзя не уважать своенравие покупателя. Сильно расхваленные методы особенно удачливых продавцов происходят из Америки, причем времен прогрессивного экономического развития. В такие времена можно представить себе и жесткую систему продаж, так как каждый новый прирост возможностей сбыта товаров перекрывает собой старые грехи. Кроме того, Америка – это экономическая область, которая привычна к грубым методам.

В Европе ситуация из-за более старой культуры и несколько более индивидуальной самостоятельности потребителей выглядит совершенно иначе. Еще отчетливее проявилась неудача американского стиля коммерции в странах с наивысшей жизненной зрелостью, вроде Китая, где на каждое давление с целью продажи тут же отвечают самым строгим отвержением. Во времена стабилизированного подхода и еще больше во времена депрессий американская техника продажи представляет собой дьявольское искусство ярмарочного стиля, которое годится только для того, чтобы выкопать могилу самым перспективным предприятиям.

Это касается всех видов марок в их развитии или внедрении. Только бесспорные марки, которые твердо закрепились на рынке, могут некоторое время выдерживать трезвый холод незаботливого аппарата продажи. За прошедшее время этот факт осознали специалисты по «бренд-менеджменту» также и в США, так как применяемые там до сих пор испытанные методы продажи и рекламы доказали в последнее время свою удивительную безрезультатность, и потому американцы лихорадочно ищут новые средства.

Торговец Герман Шмидт продолжает поставлять свой товар с признанным качеством. Его клиентура не способна проверить качество товара непосредственно при закупке, но как раз поэтому потребители во всем зависимы от своего особенного доверия торговцу Герману Шмидту относительно неизменности качества его товара. Так как он скоро достигает определенного положения, дающего власть, то он теперь уже отнюдь не услужливый поставщик, который стремится завоевать симпатии излишними расшаркиваниями. Хоть он никогда не может демонстрировать свое оскорбленное достоинство, но определенная честь и осторожная степень уверенности в себе будет восприниматься и – и это самое важное – даже ожидаться потребителем как нечто совершенно оправданное, так как именно в этом-то он и отличается от своих менее успешных конкурентов.

Ясно, что на практике тут еще не стоит думать, будто бы уже ограниченный каким-то городком успех некоего сорта шоколада придает маленькой лавочке престижный уровень и уважение, но речь здесь идет о вопросах стиля, и в рамках сравнения торговли шоколадом клиентура очень скоро ощутит чувство облегчающей зависимости и поэтому надлежащего уважения. Это ведь только магазин или имя торговца Германа Шмидта, которое придает потребителю спокойствие и уверенность и облегчает вследствие этого процесс закупки.

Вместе с тем происходит характерное изменение в отношениях между торговцем и клиентом, которое при всех исторических исследованиях нужно оценивать как симптоматичное. Так как речь идет, в принципе, только о зависимости, основывающейся на доверии и потребности опоры, при которой внешнее применение силы, кажется, полностью отсутствует, также не возникает никакого сопротивления; при условии, что это сопротивление не вызывается высокомерным поведением или излишним давлением с целью продажи.

Настоящий хороший купец – всегда в скором времени становится хозяином ситуации, а не ее слугой. У клиентуры есть на это тонкое чутье. Даже если стиль слишком услужливого человека позволяет приобрести много друзей, которые хотели бы испытать удовольствие от чувства превосходства, то в этом стиле, все же, никогда нет большой уверенности и надежности. Масса нуждается в поддержке, и клиенты привязываются значительно крепче, если они попадают в зависимость их доверия.

Наблюдая за практикой сильных фирменных предприятий, иногда вызывает удивление, какой уровень доказательства превосходства беспрекословно переносит масса покупателей. Также часто можно наблюдать тот факт, что торговцы, ставшие неуверенными и считающие, что смогут справиться с маневрами конкурентов с помощью торопливой рекламы, предупредительности и услужливости, должны были поплатиться за этот отказ от своей гордости или уверенного в себе достоинства потерей своего престижа и своей долей на рынке фирменных товаров:

Стиль брендинговой техники - это стиль скромной элегантности и уверенного в себе достоинства в соответствии с критериями данного рынка.

7-й основной закон

Раньше или позже конкуренты попытаются с помощью аналогичного или похожего шоколада вызвать сравнительную критику. Клиент принимается подробнее рассматривать шоколад и обнаруживает при этом много особенностей, которые невольно навязываются ему как причины или признаки различия в качестве. Будь то величина куска или поверхность, будь то цвет или зернистость в месте разлома, будь то степень сладости или какие-то другие подобные узнаваемые особенности. Потребитель на основании своего предвзятого мнения уговаривает себя, что только шоколад с этим определенным свойством соответствует его требованиям к качеству.

Конкуренты торговца Германа Шмидта могут сотни раз заверять потребителя, что существуют также другие аналогичные сорта шоколада, которые хороши, хотя и не обладают такими же особенностями. Если это утверждается не очень умелыми аргументами, и если конкурент не является лучшим психологом или специалистом по управлению марками, нежели сам торговец Герман Шмидт, то вряд ли удастся вытащить потребителя из его уверенного положения удобного доверия в неуверенность новых попыток. В конце концов, покупатель – это дилетант, и он в значительной мере не доверяет собственному рассудку, даже если не хочет этого признавать. Поэтому он избегает опасности и, как крестьянин из поговорки, упрямо придерживается всего знакомого, испытанного и привычного.

Но если, однако, случится так, что однажды торговец Герман Шмидт получит партию шоколада, который демонстрирует маленькие отклонения по цвету, структуре в месте разлома и т.д., тогда возникают самые большие опасности. Покупатель тем больше цепляется за разные несущественные подробности, чем менее он сведущ в материале. Уже при маленьких изменениях у него можно выбить почву из-под ног. Стоит лишь покупателю стать хоть немного неуверенным, как конкуренты уже очень скоро могут своими разговорами лишить его последнего остатка доверия к привычному товару. До тех пор, пока вера во всемогущество и профессиональную безупречность торговца Германа Шмидта еще не представляет собой настолько сильный психоз, что все другое стало второстепенным – в экономике так бывает довольно редко; даже маленькие недостатки в единообразии товара сразу вызовут замешательство и будут угрожать с таким трудом созданной марке.

Купец должен считаться также с тысячелетним недоверием, пример которого показывает еще Библия: Сколько потребителей убеждены, что купец всегда склонен поставлять сначала хороший товар, а потом, после его внедрения, ради получения нечестной прибыли медленно ухудшает его качество. Самое незначительное изменение также в самых несущественных моментах может стать поводом для повторного пробуждения такого издревле укоренившегося подозрения. Отсюда следует важный основной закон:

Самое строгое единообразие свойств – это предварительное условие для уверенного существования фирменного товара.

8-й основной закон

Однако, предположим, что кто-то из конкурентов все же однажды смог выйти на рынок с совсем аналогичным шоколадом, который внешне никак нельзя отличить от товара торговца Германа Шмидта. Можно даже представить, что конкурент может использовать адрес того же поставщика, от которого Герман Шмидт получает свой товар. Следовало бы предположить, что вместе с тем преимущество утратило свою силу, и шоколад снова вернется назад, опустившись в свою прежнюю анонимность.

Но к особенностям в конечном счете неспособной к критике покупательской массы относится и то, что она демонстрирует определенную инерцию. Если конкурент не может дать отчетливое доказательство того, что его товар является действительно точно тем же самым, тогда ему не поверят. Психоз доверия к Герману Шмидту даже побудит большинство покупателей находить какие-нибудь различия вкуса, которых на самом деле вовсе не существует. Торговец Герман Шмидт не будет настолько глуп и не станет называть своим клиентам имя поставщика. Вследствие этого у заверений конкурента в идентичности товара не будет доказательств, даже если он сам назовет источник получения товара. Доверие, которое однажды было завоевано, и которым никогда не злоупотребляли, вовсе не так уж легко можно поколебать.

Потребность потребителя цепляться за внешние, незначительные признаки, как только он втайне ставит под сомнение свою собственную профессиональную способность оценки, подталкивает к странностям, которые при объективном рассмотрении кажутся бессмысленными, но в действительности составляют основы брендинговой техники.

Потребитель изобретает другие признаки для различения, если он потерял прежние, или если они не достаточно очевидны.

Так, например, торговец Герман Шмидт по привычке и без особенного повода может использовать синюю оберточную бумагу. Для потребителя доверие к качеству кристаллизуется теперь вокруг синей оберточной бумаги. Отец, который посылает свою дочь к торговцу, чтобы купить его любимый шоколад, или домашняя хозяйка, которая хочет, чтобы кружок ее знакомых дам признал качество предложенного ею шоколада, оба будут видеть в синей оберточной бумаге доказательство подлинности. Если эта бумага отсутствует, то у них возникнет недоверие, так как их способность профессионально оценить товар по всем другим признакам является сомнительной.

Если торговец Герман Шмидт необдуманно поменяет оберточную бумагу и станет использовать вместо синей бумаги коричневую, то наверняка последовало бы много вопросов отца или дам из кружка домохозяек о подлинности шоколада. При этом, во всяком случае, изменение ведет также к неуверенности, потому здесь действует восьмой основной принцип:

Единообразие упаковки или оформления означает очевидную уверенность в отношении непременно требуемого единообразия свойства товаров.

9-й основной закон

Торговец Герман Шмидт при растущих оборотах убедится на опыте, что его клиентура предпочитает покупать его товар определенными порциями. Из ста потребителей 70 посетителей его магазина с некоторой регулярностью будут покупать, вероятно, порцию в 100 грамм. Давайте предположим, что примерно двадцать покупателей предпочитают порцию по 125 грамм и пять покупателей по 250 грамм. Остаток из пяти покупателей покупает шоколад неравномерными порциями.

Это естественное последствие толчкообразного свойства магазина, что владелец магазина стремится встретить наплыв покупателей в более поздние послеполуденные часы, заранее подготовив пакеты. По своему опыту он может рассчитать, сколько пакетов ему нужно подготовить на 100 грамм, 125 грамм и 250 грамм. Определенный запас придает ему большую уверенность, и эта работа медленно переходит к тому, что потребитель вообще больше может не видеть товар перед его заворачиванием, и что он должен обладать слепым доверием к продавцу, чтобы покупать кота в мешке. Сегодня продажа заранее расфасованного товара стала настолько повсеместной, что о самом решающем моменте в этом изменении последнего времени уже почти никто больше не задумывается. В этом пункте все настоящие ярмарочные методы теряют свою коммерческую мораль.

Если речь не идет об очевидном фирменном товаре, который уже пользуется общественным доверием, и которому, собственно, вообще нечего делать на ярмарке, то базарный зазывала никогда не сможет предлагать свой товар заинтересованным лицам в упакованном виде. Приобретение «вслепую» является лишь одним результатом брендинговой техники. Вследствие этого средства поддержки продажи также чрезвычайно новы, так как покупатель должен располагать уже многими предпосылками, которые обуславливают абсолютно другие основы коммерции.

Прежде всего, при процессе закупки полностью исключается вопрос о качестве, так как при всех обстоятельствах предполагается, что ответ на него может быть исключительно положительным.

Покупатель видит сначала упаковку и ассоциирует ее со своим опытом. Во-вторых, он узнает цену. Она может быть также давно известна ему, но он, все же, всегда снова ощущает ее по своему кошельку, и поэтому вопрос о цене всякий раз имеет большое значение для покупки. Третий признак, который товар отчетливо демонстрирует ему, – это подготовленная порция товара для продажи.

С достаточной уверенностью на этой фазе развития марки продавец будет рекомендовать подготовленные порции. Если покупатель вновь требует порцию в 80 грамм, которую он раньше получил бы без каких-либо возражений, то продавец теперь будет стремиться облегчить себе работу и будет стимулировать покупателя к покупке уже подготовленного пакета в 100 или 125 грамм. Скоро клиенты привыкнут к этому распределению и будут даже воспринимать любой промежуточный вес бессмысленным. Эта привычка укореняет в психике рынка новое понятие: единица продажи.

Вовсе не обязательно, что торговец Герман Шмидт навсегда привяжется к основанному на опыте списку требуемых на практике порций покупки. Его психическая полнота власти в полной мере позволяет ему вместо двух различных пакетов на 100 и 125 грамм ввести только одну форму пакета на 100 грамм (возможно, дополненную пакетами на 500 грамм для крупных потребителей). Вероятно, он посчитает пакеты на 125 грамм более прибыльными, так как он уверен в том, что сможет побудить всех покупателей увеличить свои порции покупок со 100 до 125 грамм. Здесь это второстепенный вопрос. Главное для него – удобство унифицированной упаковки и расчета.

Так же, как и все другие основы брендинговой техники также этот строительный камень для построения понятия марки тоже нужно выводить, собственно, из чисто внешней целесообразности. Простое происхождение большей частью забудется. Привычка позволяет цели утонуть в подсознании, и специалист по маркам снова выкапывает ее оттуда уже с полностью измененным смыслом существования. Психолог тогда скажет: Цель единицы продажи в том, чтобы дать потребителю однозначный, легкодоступный признак фирменного товара, которому он стал доверять вследствие этого. Единица продажи определена по величине, форме, виду упаковки и цене. Она предоставляет потребителю самую большую уверенность в идентификации испытанного товара, и тем самым она – документальное доказательство качества.

Унифицированный пакет шоколада Германа Шмидта – это тип. Каждый постоянный клиент, видя определенный синий пакет установленного вида и размера, совершенно точно знает, что в нем находится шоколад, и что этот шоколад привычного качества. Чувство доверительности исходит уже из этой внешней незначительной формальности, и тем самым этот внешний, незначительный признак в полной мере заменяет взгляд на сам «голый» товар, который, со своей стороны, больше невозможно «осознать» без знания о его происхождении из магазина торговца Германа Шмидта.

Единица продажи – это существенный признак товара, который хочет предполагать слепое доверие к качеству товара. Чем меньше количество единиц продажи, тем сильнее бесспорность фирменного товара.

10-й основной закон

Единица продажи обуславливает также дальнейший уже названный признак: равным образом унифицированную цену. Прошло совсем немного времени с той поры, когда в мире магазинов были введены твердые цены. Еще сегодня в торговле на рынках и на ярмарках известна традиция торговаться даже за небольшие по массе и объему объекты, которая раньше была общепринятой также в постоянных магазинах.

(Речь идет, конечно, о Германии и других странах Западной Европы, в других местах мира, например, на Ближнем Востоке традиция торговаться, причем, добиваясь порой весьма значительного снижения цены относительно изначальной, сохранилась и по сей день, и не только на рынках, но и в магазинах. – прим. перев.)

При этом слепое доверие не могло проявляться, и покупка даже второстепенных товаров ежедневного потребления была очень неудобна и требовала много времени. Только во второй половине прошлого столетия отдельные пионеры рыночных преобразований приступили к внедрению твердых цен. Примечательно, что это фундаментальное изменение в отношениях продавца и покупателя исходило от постоянных магазинов небольших провинциальных городов. Это тоже является доказательством образцового достоинства респектабельных купцов с их постоянной клиентурой.

Если, следовательно, для продавца на ярмарке было возможно выторговывать различные цены для одного и того же товара, то у постоянно работающего в одном месте торговца такой подход сегодня очень скоро привел бы к серьезным трудностям. Очень скоро все вокруг судачили бы о ненадежности, и даже при особенно низких ценах уважение к нему оказалось бы подорванным. В весьма общем понимании справедлив принцип: одинаковое качество – одинаковая цена. Любое отклонение от этого принципа постоянные клиенты стали бы рассматривать только в качестве обмана.

Все больше и больше вся экономика подстраивается к этому принципу. Еще отставшие в этом вопросе сферы почти всегда отчетливо демонстрируют свой ярмарочный характер. Так, например, среди врачей все еще разрешено, что ввиду социальных различий врач за одни и те же услуги берет с разных пациентов совсем разную плату. Это естественно, что, например, разные торговцы домашней птицей продают аналогичную птицу аналогичного качества по разным ценам, и что разные врачи за внешне одну и ту же услугу берут с пациентов разную плату. То, что, однако, один и тот же врач отклоняется от своей нормальной цены не только в сторону уменьшения, но и в сторону увеличения, что он почти не устанавливает стандартную цену за свои услуги, а берет за одну и ту же операцию с бедняка 500 марок, с состоятельного пациента 5000 марок, а с магараджи 50 000 марок, показывает, что в сословии медиков все еще сохранился ощутимый до сих пор ярмарочный стиль устаревшей тайной науки.

Наиболее настойчивым требование неизменных цен должно стать при образовании фирменных изделий. Здесь цена – это еще один типичный признак, по которому покупатель узнает свой товар, и где он, по крайней мере, подсознательно ощущает доказательство материальной и качественной неизменности.

Цифры имеют большое психологическое значение. Когда торговец Герман Шмидт ищет единицу продажи, то он должен будет не только решить, стоит ли рекомендовать вес 100 грамм или 125 грамм, но он одновременно должен будет задуматься над тем, как все это выглядит в отношении цены. Первоначально многие товары продавались вовсе не по весу, а по стоимости. Еще сегодня много детей приходят к торговцу и просят у него шоколад на 20 пфеннигов, а не 20 грамм. Шоколад «на 20 пфеннигов» или «на 50 пфеннигов» может быть фиксированным понятием.

Если сегодня особые законы предписывают однозначное указание веса товара, то можно было бы посчитать, что это придумано в интересах потребителей. Но в случае с марочными, фирменными товарами, тем не менее, всегда, происходит естественное регулирование, и попытки мошенничества уже вскоре убивают сами себя из-за потери доверия к марке. В действительности эти законы – это только слабые попытки для ограничения конкуренции, причиной принятия которых могли бы быть конкуренты торговца Германа Шмидта. Такие предписания не оказывают влияния на марку, и если менее успешные конкуренты предположили, что они могли бы нанести торговцу Герману Шмидту вред с помощью предписаний об обязательном указании на упаковке веса содержимого, то они ошибаются.

Без сомнения, сопоставления цен после внедрения единиц продажи при отсутствии указаний веса затруднены. Но решающими остаются визуальное впечатление и единица цены, так что при рассуждениях об естественном образовании марок законы, направленные на ограничение конкуренции, можно оставить без внимания.

Если торговец Герман Шмидт рассчитывает, к примеру, на закупочную цену в размере 340 марок за метрический центнер (100 кг), то он на основании своего жизненного опыта выберет такую наценку, который скомпенсирует ему затраты и гарантирует соразмерную прибыль, не давая при этом конкурентам возможности существенного сбивания цен. Строгая калькуляция цены в большинстве случаев важна для фирменных товаров, так как только отчетливо узнаваемые покупателем преимущества могут начать развитие к фирменному товару. Вероятно, наценка для него должна составить 40%, и из этого следует, что цена для единицы продажи в 100 грамм должна составить немногим менее 48 пфеннигов.

Все признаки единицы товара должны быть очевидны и легко врезаться в память. Цена 48 пфеннигов достаточно сложна и не очень легко запоминается. Если торговец Герман Шмидт умеет размышлять, то он задумается над тем, не стоит ли ему выбрать цену 50 пфеннигов и одновременно добавить несколько грамм шоколада. Ведь унифицированный пакет – это твердое понятие, или, по крайней мере, до этого однажды должно дойти. Не имеет значения, какой именно его вес – если не мешают предписания законов. Или же он уменьшит вес на несколько грамм и создаст единицу продажи в 45 пфеннигов, это цена, которую легче запомнить и представить в монетах, нежели 48 пфеннигов.

В брендинговой технике определение цены для единицы продажи – это одно из самых трудных заданий, которое требует очень тщательного исследования рынка. Все дело не только в том, чтобы установить «ходовую» цену, и что категории цен должны отличаться и группы покупателей разделяться. Также важно обратить внимание на то, что самое дешевое не представляет собой лучшее решение, так как на нем только редко может укрепиться надежное доверие.

Каждый хозяин ресторана может по своему списку вин заметить, что большинство людей стесняются или также не доверяют самым дешевым сортам вина – за случайным исключением из опытных постоянных посетителей – а всегда предпочитают предпоследние категории цен. Также в индустрии фирменных товаров известно, что не последний, а предпоследний сорт почти регулярно оказывается наиболее потребляемым товаром. В производстве сигарет в 1936 году самых больших оборотов достигли не в классе к 2'A пфеннигов, а в классе к 3'A пфеннигов. Так это было всегда, и причем совершенно вне зависимости от того, как в течение времени в зависимости от состояния экономики и уровня жизни можно было сдвинуть всю эту шкалу.

Такую же большую роль играет чисто подсознательная симпатия, которая придает некоторым числам почти магическую силу. Так, например, число 1 непопулярно. Также число 2 вызывает мало интереса. Исключительно приятно воздействует 3. Вероятно, это следует приписать тому, что это число ранее часто использовалось в культовых целях. Еще большую симпатию вызывают числа 5 и 10, которые благодаря подсчету на пальцах с самого начала настолько хорошо знакомы человеку, что на них была построена вся наша десятичная система. Число 6 слабее, еще гораздо слабее число 7. Число 8 также большей частью непригодно. Напротив, число 9 имеет большое значение не только потому, что оно стало вспомогательным средством так называемой базарной цены, но и по подсознательным причинам, которые еще обладают определенной видимым выражением, например, при игре в кегли, когда игрок стремится сбить «все девять» кеглей.

Из таких соображений ценовая единица возникает как вышестоящее понятие единицы товаров. Из-за его типичного значения она должна быть неизменной. Поэтому

10-й основной закон звучит так:

Неизменность приобретенной в деловом и психологическом отношении ценовой единицы – это важная составная часть понятия марки.

11-й основной закон

Нельзя сказать, что последовательность стадий развития в том виде, как она была выбрана в этом перечислении, совпадает с возможными историческими процессами. Ясный процесс вообще едва ли можно доказать на практике, так как взаимные влияния различных видов товаров с разной последовательностью промежуточных ступеней очень часто буквально рывками создают преобразования и часто абсолютно неузнаваемые пути развития идей.

Так можно также предположить, что торговец Герман Шмидт уже существенно заблаговременно перешел к тому, чтобы поместить свое имя на синей оберточной бумаге, чтобы создать этим еще один признак своего высококачественного товара.

Конкуренты всегда идут привычным путем имитации. Если они увидят, что тип шоколада торговца Германа Шмидта стал большим успехом, то они будут пытаться подражать тому же типу. Это происходит не только путем приобретения похожего или аналогичного товара, но и имитацией всех остальных признаков, таких как вид упаковки, цвет оберточной бумаги и единица продажи.

Только в одном моменте конкуренты обычно избегают имитации, а именно в вопросе цены. Они наверняка попытаются создать впечатление, что они в состоянии предложить точно тот же самый товар, но по более низкой цене. О том, что при настоящем образовании марок это им редко удается, нами уже говорилось. Это удается им также очень редко и тогда, когда речь идет действительно о точно таком же по качеству продукте, и их успех, собственно, – разумеется, не с точки зрения техники управления марками после включения в калькуляцию «доброй воли» – с моральной точки зрения должен был бы быть оправданным. Ведь цена – это как раз действительно типичный признак товара и вместе с тем неотъемлемая составная часть воздействующего на подсознание доказательства качества, которое так нужно при продаже «вслепую». По неделовым, необъективным представлениям покупателя более дешевый товар просто не может быть таким же или даже лучшим товаром. Исключение может возникнуть только тогда, когда товар уже очень прочно закрепился на рынке, и торговец Герман Шмидт с ясным обоснованием сам снижает цену.

Если, все же, теперь найдется умный конкурент, который будет подражать также в цене, и в остальном постепенно пробудит веру в полную идентичность шоколада, тогда торговец должен своевременно присоединить к понятию товара еще один признак, которому уж точно никогда не смогут подражать, и этот признак – имя.

Тем самым в наш кругозор попадает еще один новый фактор, важный для образования фирменного товара. На этот раз речь идет о чем-то вроде патентования идеи марки, о гарантировании сохранения доверия среди клиентов.

Ведь первоначально каждый покупатель знал, что гарантия высокого качества была связана с определенным магазином. Частенько может даже оказаться так, что покупатель вовсе и не знал имени владельца Германа Шмидта. По опыту мы часто сталкиваемся с такими высказываниями: «Я купил эти хорошие сигары в магазине на углу улицы через один квартал, и завтра я снова приобрету там еще одну коробку».

В небольших городах люди быстрее знакомятся с владельцем, но, собственно, новичок всегда думает сначала о месте, где он получил понравившийся ему товар. Он невольно предполагает, что он с уверенностью снова приобретет его только в том же самом магазине, и поэтому определение понятия товара звучит для него так: «На углу улицы через один квартал». Это, так сказать, имя для товара. Он может получить в других магазинах тот же размер, цвет, форму коробок и т.д., но надежную уверенность в получении того же самого наслаждения ему дает только видимое для него происхождение, т.е. магазин в определенном месте.

Ситуация постепенно становится иной только тогда, когда упаковка несет имя владельца магазина. В этом случае также для нового клиента имя владельца магазина Германа Шмидта вскоре становится таким же знакомым, как для старых постоянных клиентов. Его представление о товаре основывается на наименованиях, таких как «Шоколад торговца Германа Шмидта» или просто «Шоколад Шмидта». В любом случае, товар теперь также для нездешнего покупателя ассоциативно связывается с личностью определенного человека. Имитация не сможет ослабить такую связь, потому что даже без защиты закона о патентах связь с именем настолько крепка, что нечистая конкуренция всегда останется безуспешной, кроме лишь тех случаев, когда у владельцев фирм действительно одинаковые имена.

Преимущественное право на фирменное изделие должно быть защищено наименованием, которому не смогут подражать. Уже одно имя торговца воздействует как неотъемлемая гарантия высокого качества.

12-й основной закон

Иногда случалось так, что местоположение магазина приводило к наименованиям на упаковке, которые носят обезличенный характер. Например, вспомнив вышеупомянутый пример с торговцем сигарами, можно было бы представить себе наименование «На углу». Есть много таких попыток: «У звезды», («звездой» немцы называют перекресток сразу нескольких улиц – прим. перев.), «На вокзале», «Напротив площади Юлихплатц» и т.д. Но как бы сильно не были такие названия обоснованы исторически, они все равно все проигрывают в сравнении с более определенными именами людей.

Человеческая психика всегда стремится к тому, чтобы мочь связать одно представление также с одним словом. Услышав наименования, взятые из географического положения или также из других похожих обстоятельств, потребитель может представить себе что-то только тогда, когда он твердо знаком с этими обстоятельствами. Как только, тем не менее, имя Германа Шмидта в качестве признака типизирует товар, тогда каждый покупатель знает, что речь идет о некоем человеке. Существует ли этот человек только как фирма или также как физическое лицо, видел ли он его или получает товар из вторых рук, живет ли он только в том же городе или по привычке получает товар в присланном виде, все это, как ни странно, не столь важно.

Естественно, при использовании важных признаков различения нельзя создавать для покупателя загадки и проблемы. Из всех образов представления самым очевидным, исходя из опыта, всегда является сам человек. Это особенно странно потому, что часто люди вовсе не знают, есть ли у этого человека борода, блондин он или брюнет, маленький он или высокий. Каждый может представлять себе этого человека по-разному, но одно определено: каждый как-нибудь представляет его себе и удовлетворен этим.

Соблазнительно предположить, что за легким восприятием имени человека в отличие от всех других способов наименования кроется еще какая-то тайна. Можно было бы предположить, что даже произвольное представление о существе из плоти и крови выглядит также ассоциативно более живым, чем отчетливые представления о мертвых вещах. Во всяком случае, действительный для всех принцип, основанный на жизненном опыте, гласит, что все идеи, все коммерческие предприятия, короче, все, что служит для создания общественного мнения, только тогда приобретает действительно большое значение, когда оно связано с именем человека.

Иногда сложные экономические конструкции, установление квот, технические патенты или подобные ограничения рыночной свободы могут становиться причиной якобы противоположных примеров успехов в конкуренции. Но как только потребитель более или менее непринужденно сможет применить свое подсознательное настроение, однозначно проявится жизненная сила имени, которое человеку так легко запомнить и представить. Фирме, выпускающей сигареты с фантазийным именем «Салем» после отпадения старого имени производителя, вопреки необычной традиции из менее спорного более раннего времени образования марок, сегодня приходится труднее, чем таким фирмам как «Нойербург» и «Экштайн». Если только речь больше не идет о договорном разделе рынка и о большом бизнесе, фирма с обезличенным наименованием AEG с самого начала будет проигрывать фирме, название которой основывается на имени конкретного человека, например, Siemens.

В царстве человеческой психики обезличенные понятия признаются и почитаются гораздо реже, чем личности.

Интересно, что некоторые народы Востока, издавна способные самокритично мыслить, еще в древности запретили изображать людей – даже в очень измененной форме – так как им было известно, как легко можно соблазнить массу на создание идолов, как только речь идет о представлениях о людях. Конечно, с этим также связан опыт брендинговой техники, говорящий о большой эффективности определенного культа личности, что находит широкое коммерческое применение, прежде всего, в такой модернистской стране как Соединенные Штаты Америки.

С начала образования марки личность торговца Германа Шмидта, собственно, нельзя было отделить от проблемы успеха. В конце концов, он – причина и вместе с тем также незаменимая составная часть бизнеса марки. Даже если он сам уже давно умер, как это произошло с Катрайнером, Круппом, Марией Фарина, Хенкелем и другими, но благодаря своему имени он остается живым в представлении покупателей, и в этом кроется та таинственная сила, которая непосредственно соответствует воздействию живого торговца Германа Шмидта как основателя марки шоколада:

Фирменный товар – это изделие определенной личности, которое больше всего несет отпечаток этой личности.

13-й основной закон

Если какой-то купец стоит перед задачей сделать рекламу для своего предприятия и вместе с тем для своих изделий, тогда он с самого начала должен принять решение, хочет ли он проводить рекламу фирмы или же рекламу товаров. В первом случае сама фирма становится маркой, и все вспомогательные средства брендинговой техники направлены на благоприятное образование понятия фирмы в мозгу потребителей. Во втором случае фирма отходит на задний план, тогда как из изделия формируется фирменный товар, который должен добиться важного для бизнеса резонанса в общественном мнении.

Перед таким решением стоит торговец Герман Шмидт. Причиной его раздумий является разнообразие его товаров.

Мы исходим из того, что шоколад торговца Германа Шмидта обладает всеми свойствами гарантии качества в общественном мнении. Вследствие этого он и стал специалистом. Когда люди говорят о хорошем шоколаде, то подразумевают под этим товар торговца Германа Шмидта. При этом неизбежно также и обратное взаимодействие: когда говорят о торговце Германе Шмидте, то думают сначала о человеке с хорошим шоколадом.

Весьма вероятно, что у торговца Германа Шмидта есть также много других хороших вещей, которые не имеют ровным счетом ничего общего с шоколадом. Подумайте, например, о большом разнообразии товаров в провинциальной бакалейной лавке.

Даже если он должен был быть специалистом по шоколадным товарам самого разного вида, то, все же, он сначала останется связанным в умах людей только с одним определенным сортом, с тем самым, с которым он сделал себе имя и приобрел общественное – даже слепое – доверие.

Есть много торговцев, которые полагают, что коммерческое признание в одном определенном товаре укрепляет репутацию владельца магазина в достаточной степени, чтобы воспользоваться этим доверием также для других видов товаров или, по крайней мере, для других сортов, ценовых категорий и единиц продажи того же вида товаров. Но это направление мысли приводит к заблуждениям.

Общественное мнение может содержать следующие постепенно все более и более ограничивающие оценки:

1. Торговец Герман Шмидт – это заслуживающий доверия человек.

2. Торговец Герман Шмидт заслуживает доверия в коммерческих делах.

3. Торговец Герман Шмидт заслуживает доверия во всех делах, связанных с деликатесами.

4. Торговец Герман Шмидт заслуживает доверия относительно всех шоколадных товаров.

5. Шоколад торговца Германа Шмидта (т.е. сорт за 45 пфеннигов, упакованный в синюю бумагу, определяемый по формату и т.д.) наверняка хорош.

Так как, в конце концов, для однозначной цели потребителя, который хочет купить хороший и недорогой товар, в случае личности Германа Шмидта речь идет вовсе не об его чисто человеческих качествах, а только о человеке в том понимании, что он означает надежную уверенность в качестве товаров, сила воздействия, естественно, возрастает сверху вниз по вышеприведенной шкале. Чем более сконцентрирована цель гарантии, тем очевиднее связывание имени и товара или ассортимента услуг и вместе с тем психологическое воздействие.

Шкала содержит пять различных понятий марки. На каждое из этих пяти направлений можно поставить определенный штемпель. Так как, однако, воздействие возрастает с концентрацией, то это оказывается еще значительно труднее, когда приходится преследовать одновременно две или больше целей.

Мозг массы может воспринимать только совсем простые связи или образования понятий. Этот мозг всегда принимает решение в пользу только одного из пяти направлений. Любая формулировка цели должна быть однозначной и постоянной. Слово «и» означает для мозга потребителя нагрузку, которая влечет за собой очень быструю потерю памяти. Чем в более общей форме сформулирована цель, тем меньше пищи получает механизм представления потребителя, и тем более неясной, расплывчатой становится у него картинка в памяти. Чем более цель ограничена однозначной и легко понятной субстанцией, вроде единицы продажи определенного шоколада, тем легче удается образование понятия и вместе с тем завоевание доверия.

Торговец Герман Шмидт убедится на собственном опыте в своем магазине, что ему не удается одновременно с его успешным шоколадом так же успешно продавать другой вид товаров. Он очень скоро ощутит ту страсть большой массы к типизации, которая уже приводила в отчаяние столь многих актеров, писателей, художников и музыкантов, заставляя их следовать линии привычных штампов.

Естественно, существовала и возможность того, что Герман Шмидт завоевал к себе и общее доверие своим ассортиментом хороших сортов шоколада. Также его слава как серьезного коммерсанта вообще может быть очень полезна и поддерживаться брендинговой техникой. Но тогда он не сможет добиться большого успеха с каким-то отдельным определенным сортом. Очень большие успехи мыслимы только при ограничении.

Следует задуматься над тем, как это выглядит в мозгу потребителя. Он связывает определенный сорт шоколада с именем Германа Шмидта и наоборот. Этот сорт шоколада прямо-таки зовут Германом Шмидтом.

Теперь приходит какой-то друг, который рассказывает, что Герман Шмидт предлагает еще второй или даже третий сорт шоколада, причем тоже под своим именем. В конце концов, потребитель, который при этом добровольно экспериментирует, уже совсем не знает, какой шоколад имеется в виду, когда говорят о Германе Шмидте. Во всяком случае он привыкает к различениям первого, второго и третьего класса. Однако при всех обстоятельствах он утратил свою старую простую уверенность, тем более, что всякая классификация противоречит чувству однократности оптимальных результатов. Потому его доверчивость уменьшилась, так как теперь он при покупке должен боязливо обращать внимание еще и на то, чтобы получить также правильный класс. Атмосфера испорчена.

Теперь представьте себе, что другой друг обращает внимание потребителя на то, насколько хорошим является новое моющее средство из бакалейной лавки торговца Германа Шмидта. Он сразу спросит: Это у того человека с хорошим шоколадом? Последствием этого станет еще одно замешательство, так как потребитель не вытерпит это. Он, пожалуй, может связать одно имя с шоколадом, а другое имя с моющим средством, но не одно и то же имя, которое хочет привести к соединению шоколада и моющего средства под одним общим доверием к качеству.

Любая попытка торговца Германа Шмидта использовать свою хорошую репутацию, которой он добился в связи с определенными сортами шоколада, для каких-то других изделий, приведет к разбавлению, выхолащиванию идеи марки и к расколу среди благоприятно настроенных к нему голосов в общественном мнении. Если он своевременно заметит это, то он будет и дальше специализироваться на определенном товаре, и стремиться больше к увеличению рынка для определенного изделия, чем к росту разносторонности своего бизнеса.

Применение имени должно ограничиваться единственным изделием или как можно более сконцентрированной идеей.

14-й основной закон

Торговец Герман Шмидт постепенно развил настоящее фирменное изделие. Только часть его конкурентов еще будет предпринимать дальнейшие попытки, чтобы сломать доминирование одного отдельного человека.

Так как действительно многие ранние успехи марок в очень большой степени исходят от случайностей и непредсказуемых настроений потребителей, непоколебимые конкуренты противятся несправедливости судьбы и стараются исправить недостатки мирового порядка более или менее искусными имитациями. Результат получается всегда один и тот же. С помощью использования законодательной машины с новыми предписаниями для рынка, сужения конкуренции и т.д. стремятся ослабить успешных, не получая при этом, между тем, никаких преимуществ для самих себя.

Вторая группа конкурентов откажется от шоколада, и вместо этого, вероятно, создаст новые марки в других сферах деятельности.

Третья группа, которая состоит главным образом из экономически более слабых или в духовном плане несамостоятельных коммерсантов, пойдет к торговцу Герману Шмидту и предложит ему основание филиалов. Особенно рано это происходит тогда, когда более слабые конкуренты живут в некотором отдалении от территории, которую обслуживает рынок торговца Германа Шмидта. Инстинкт приспособления несамостоятельных в духовном плане торговых агентов настолько силен, что еще никогда ни одно дело не имело успеха без того, чтобы откуда-то по соседству не пришел какой-то нуждающийся в поддержке человек, который с помощью предложения своего участия в деле надеется зарабатывать хоть и меньше, но зато с большей уверенностью.

Такие предложения – это только переходная ступень к образованию особенного своеобразия окрепшего фирменного изделия: независимости товара от определенного магазина или также от его места происхождения.

Для продавца или мелкого розничного торговца – я специально использую это слово в противоположность слову «купец», «крупный торговец» – речь ведь идет только о том, чтобы использовать имя Германа Шмидта и связанный с ним товар с более скромной прибылью также для самого себя. 25 % валового дохода с большими оборотами значительно лучше (при достаточно неизменных общих затратах и экономии накладных расходов на упаковку), чем 40 % при совсем незначительных оборотах.

С другой стороны, торговец Герман Шмидт говорит себе, что он со своим магазином, все же, обладает только ограниченной досягаемостью и уже давно не может в достаточной степени использовать свою репутацию, так как люди обычно не ездят далеко, когда хотят купить шоколад за 45 пфеннигов. Даже если он отдает 25 %, тогда у него все еще остается достаточный свободный простор с 15 % наценки за счет его закупочных цен, в которые он при расчете цены может включить свою прибыль и издержки на упаковку, штемпелевание, стоимость пересылки и т.д.

Несомненно, он, став теперь крупным оптовым покупателем, может заключать с производителями существенно более благоприятные договоры о поставках, и процент его прочих накладных расходов тоже можно будет значительно уменьшить. Типичный сорт шоколада торговца Германа Шмидта благодаря своей достигнутой совершенно естественно и без какого-либо принуждения популярности доказал то, что продавать его можно легко и просто, и потому в расширении магазина до большого многофилиального предприятия или до предприятия оптовой торговли содержится гораздо меньше риска, чем в какой-то иной коммерческой первопроходческой деятельности.

Абсолютно безопасным такое преобразование, впрочем, также не является, так как торговцу Герману Шмидту очень мало пользы приносит то, когда у него есть только несколько отдельных филиалов или клиентов, занимающихся розничной торговлей. Его сильно уменьшившаяся теперь доля от выручки при продаже товаров требует определенного минимального оборота, чтобы новая форма сбыта была прибыльной. Очень скоро появляются первые попытки создания аппарата продажи, чтобы включить в «семейный круг» как можно больше розничных торговцев (дилеров). Ни количество, ни вид магазинов не ограничены. Потребитель может одинаково хорошо покупать знакомый ему оригинальный шоколад торговца Германа Шмидта как в специализированных магазинах, так и в кафе, ресторанах, бакалейных лавках или даже у уличных торговцев.

Не торгующий магазин все еще несет некогда единственную ответственность за качество, а имя Германа Шмидта. Потребитель благодарен за возросший комфорт при приобретении признанного им товара. В случае сомнений он всегда снова вернется к имени, которому доверяет, и насладится надежной уверенностью в том, что он всюду без раздумий и с уверенностью может покупать точно тот же хороший шоколад, и не имеет значения, в каком именно магазине его ему предлагают. Единственным ограничением остаются только лишь различия в свежести и заботливом хранении товара при критике источников его получения.

До сих пор напрасно спрашивали о прерогативе производителя. Такие люди как торговец Герман Шмидт только в редких случаях одновременно являются производителями. Из этого следует, что фирменные изделия хоть и требуют всех предпосылок достижения наивысшего качества со стороны производителя, но рождаются они, однако, из стиля и духа старого почтенного купца. Как именно торговец Герман Шмидт приобретает себе свой товар, это его дело. Для его потребителей и его розничных торговцев поставщиком является только он сам.

Эта констатация очень важна, так как купец должен исходить из желаний своих покупателей, тогда как фабрикант – по крайней мере, первоначальный творчески созидающий производитель – стремится к идеалу технического воплощения цели. И если один думает только о стабильном, как можно большем сбыте, то другой основывает свою деятельность скорее на подходе изобретателя, который убежден в том, что его достижения однажды будут признаны и пробудят также соответствующий спрос.

Управление марками, брендинговая техника – это чисто коммерческое изобретение, которое, несмотря на сходство в творческом создании товаров с целями работы производителя, является исключительно инструментом влияния на спрос или на общественное мнение вообще и предполагает таким образом такое знание рынка, каким обладает только купец. Исходный пункт всех расчетов брендинговой техники – не производитель, а психика клиента.

Герман Шмидт привел своих торговых агентов к очень скоро ощутимой зависимости. Такой удобный бизнес слишком соблазнителен для дилеров, чтобы они так легко могли отказаться от него, и поэтому они вынуждены время от времени соглашаться и терпеть уменьшения скидок, обязательства по сбыту, уменьшение сроков кредита и иногда даже требования исключения товаров конкурентов. Однако почти таким же зависимым стал и производитель. Он должен примиряться со снижением цен, с правами на предпочтительные поставки, с долгосрочными кредитами и подобными тяготами, если он не хочет потерять покупателя, который постепенно совсем в одиночку заполняет большую часть его производственной программы.

Разумеется, у бизнеса торговца Германа Шмидта также есть одно чувствительное место, и оно касается надежности поставок. Это спорно, сможет ли он безопасно поменять поставщика, благодаря изделию которого он основал свое большое дело. Так как у обеих сторон существует сильная потребность в надежности, регулярно раньше или позже доходит до объединения, в котором как характерный пример производитель играет роль технического руководителя, а Герман Шмидт роль собственно предпринимателя фабрики, которой они управляют вместе, но которая позволяет выступить на передний план имени Германа Шмидта.

Из-за этого принуждения к объединению первоначальный тип коммерсанта как создателя марки стал редким явлением. За большими фирменными изделиями всегда видят производящее предприятие и забывают при этом, что его происхождение лежит в товаре для продажи, а не товаре, произведенном той или иной фабрикой. Правильнее было бы даже сказать, что речь идет о коммерческом предприятии, которое в результате покупки стало пользоваться производственными цехами и изобретательностью производителя. В области брендинговой техники и особенно отчетливо в случае с массовыми изделиями, которые обращаются к большому числу покупателей, мерилом в первую очередь служит коммерческий подход:

Фирменные товары – это творческие достижения коммерческого предпринимательства, которое умеет гарантированно обеспечить себе для этого технические предпосылки.

15-й основной закон

Крепкие позиции крупного предпринимателя Германа Шмидта при чисто интеллектуальном исследовании с точки зрения критического потребителя кажутся, собственно, действительно необоснованными. Почему производитель, которого торговец сделал зависимым от себя, сам не может создать большое торговое предприятие? У торговца Германа Шмидта, все же, нет монополии на хороший шоколад.

Когда изобретатель получает патент на некое хорошее техническое нововведение, то у него на значительный срок появляется что-то вроде права монопольной продажи, т.е. монополия, которая опускает уполномоченного производителя до уровня наемного работника, торговцев – до подручных рабочих, а покупателей превращает в просителей. Для любого купца естественной целью и страстной мечтой является овладеть патентом, который соответствует большому спросу и без забот о расчете цен или усилий по продаже приносит надежную высокую прибыль. Большинство самых больших состояний, таких как у Фуггера, Вандербильта, Гоулда, Рокфеллера, Круппа, Сименса, было следствием такого надежного монопольного положения.

Но в самой яркой противоположности к этому торговец Герман Шмидт, как кажется, не имеет ни малейшего права на техническое монопольное положение. Он поставляет шоколад, который он сам первоначально вовсе не производил, и даже если качество этого шоколада и очень хорошее, то все равно большое число производителей и торговцев вполне могли бы поставлять равноценный или даже абсолютно идентичный товар.

Право монополии изобретателя основывается на полученной им защите патентных прав. Однако крепкие позиции торговца Германа Шмидта действительно до определенной степени тоже обладают сходным с монополией характером, который основывается, тем не менее, не на самих материальных достижениях, а только на убеждении общественного мнения, а именно на доверии, которое проявляют в кругах потребителей к знакомым им признакам единицы продажи.

Экономические идеалисты могли бы увидеть в технике управления марками нечто вроде обмана. С этим можно было бы согласиться, если бы было возможно злоупотреблять психологической зависимостью на длительный срок. Однако особенность фирменных товаров состоит в том, что при относительно неудовлетворительном качестве они находят свой сбыт только на очень короткий срок, после чего не слишком деликатная масса покупателей очень скоро полностью отвергнет их. Мошенник может некоторое время зарабатывать хорошие деньги в маленьких предприятиях, но ему это никогда не удастся с фирменными изделиями, поскольку масштаб их продажи неизбежно является большим. Это часто пытались сделать, но, похоже, пока еще никому и никогда это не удавалось.

С другой стороны, брендинговая техника при правильном и честном использовании предоставляет очень долгосрочные гарантии и надежную прибыль, которая достаточно часто живет намного дольше срока службы технических изобретений.

Образование понятия фирменного изделия означает странный фокус, когда из более или менее анонимного товара, который ни в коем случае не пользуется какими-либо привилегиями – разумеется, он должен быть безупречным в отношении качества – создается товар, который подобно запатентованному изобретению гарантирует надежность монополии.

Вероятно, человек однажды под влиянием мексиканских стимулов изобрел композицию плитки шоколада, но патент изобретателя пропал, и сегодня любой разбирающийся в этом деле специалист может производить какой-то шоколад. В конце концов, торговец Герман Шмидт должен быть обязан изобретению «Шоколада Германа Шмидта» только трудно контролируемому своенравию общественного мнения. Для чувства потребителя это объективное, чрезвычайно целесообразное новое творение. Он может защитить внешние признаки этого изобретения как техническое изобретение, так как сегодня существует субъективное право на защиту образования, не говоря уже об естественной защите с помощью фамилии.

Каким бы необычным это не показалось технику: но марки – это тоже изобретения. Только они касаются не столько субстанции, сколько признаков, окружающих ее. Конечная цель – это основывающееся на опыте доверие потребителей или также инстинктивная, часто с трудом объяснимая симпатия, которую потребитель проявляет к несущественным, внешним признакам товара.

Так как эти на первый взгляд совсем не касающиеся сути дела признаки всегда играют самую большую роль тогда, когда сам по себе «голый» товар не позволяет определить никаких отличительных признаков или же позволяет определить их в совсем малой степени, первые «дико проросшие» фирменные изделия наиболее отчетливо проявились среди товаров массового производства и самого широкого потребления, таких как шоколад, сигареты, заменители кофе, моющие средства и т.д. Здесь наиболее непосредственно выражалась потребность в надежной уверенности со стороны потребителей, так как упрощенная покупка требовала тут самого большого доверия.

Тем не менее, законы брендинговой техники действительны для всех предметов торговли от анонимного шоколада до границы технических изобретений, которые будут призваны все больше и больше дополнять или заменять их в коммерческой практике.

Целью брендинговой техники является обеспечение монопольного положения в психике потребителей. Исходный пункт – это изобретение в технике управления марками, которое так же, как и любое техническое изобретение, может основываться только на некоей особенности. При этом речь идет – более или менее дополнено материальными усовершенствованиями – о повышенном психологическом осуществлении цели.

16-й основной закон

В технике управления марками нам приходится иметь дело с очень многими таинственными силами, которые остаются невидимыми беспристрастному наблюдателю. Также товарный знак обладает такими особенными силами влияния, как те, которые хоть и могут в скромной мере определяться экспериментальной психологией, но вряд ли могут быть сведены в некую систему без философских теорий.

Уже неоднократно подчеркивалось, что все, что мы называем фабричным знаком, знаком происхождения, товарным знаком, гербом, торговым знаком и т.д., является чистым торговым отличительным знаком, клеймом. Имя не может вести к ошибкам, в конечном счете, потому что фабричный знак только тогда имеет ценность, если он используется как вспомогательное средство в торговле и выполняет этим задачу товарного знака. Даже герб обладает характером товарного знака. Не говоря уже о том, что старейшие гербы представляли собой что-то вроде клейма собственности, всегда получалось понятие объективной или психологической курсовой стоимости. Также идеи являются ходовым товаром, вне зависимости от того, за какие монеты ими торгуют.

Но даже многовековая или тысячелетняя традиция не может окончательно и исчерпывающе обосновать мистику.

Чувство почтительного внимания должно лежать очень глубоко, так как мы видим только отдельные симптомы при применении часто неприметных вспомогательных средств. Закрепление представляется глубоко засыпанным в подсознании миром опыта требовательного разума.

Первоначально фирменный знак торговца был, без сомнения, чем-то вроде замены подписи для неграмотных, и этот знак подтверждал собственность на права или товары. Так же как даже еще сегодня кое-какой духовный отшельник признает документ, ставя на него три маленьких креста, так и в самые древние имена собственник делал непреходящей свою уверенность перед общественностью.

Три маленьких креста – это не только временная мера. Простой человек видел в этом что-то вроде магического знака. Форма креста соответствует древней символической силе. Печать фараонов – это больше чем просто слово египетского иероглифического шрифта. Иллюстрированные представления, пожалуй, были связаны со старинными знаками вообще. Крест христиан и руны германцев всегда были неприкосновенны. Даже если согласиться с тем, что добрую долю этого почтения можно вывести из стремления умеющих писать людей делать из всего тайну, то все же лишь современная профанация магических знаков в буквенный алфавит затемнила подоплеку, вероятно, самых ранних артефактов праистории.

Издавна у неприкосновенности фирменных знаков торговцев или клейм, подтверждающих право владения, помимо практически необходимой меры данного общественного устройства, было еще некое моральное или также культовое обоснование, которое подчеркивалось угрозой особенно тяжелого наказания. Сильнее всего это проявляется при общих символах, т.е. при видоизменениях марок в форме гербов, знамен или знаков с изображениями, которые могут получить большую самостоятельную ценность, чем человеческие жизни.

Об этих фактах следует напомнить, чтобы придать проблеме товарного знака больший вес, чем тот, который могла бы оправдать чисто коммерческая цель узнаваемости и маркировки.

Также сегодня, после того, как искусство письма стало всеобщим, рекомендуется неизменно создавать такие в своем роде древние вспомогательные средства неграмотных как сокращения или далеко видимые маркирования и использовать их как символы. Человек гораздо быстрее и более надежно может связать с понятиями некое образное впечатление, нежели текстовый смысл.

Большинство людей читает только очень неохотно. В первую очередь трудно побудить людей к чтению текстов, которые не обладают никаким бескорыстным собственным значением занимательности, а преследуют эгоистичную цель. Поэтому требуются очень искусные приемы, чтобы заставить человека прочесть рекламный текст.

Как и в случае с большинством характерных особенностей людей антипатия к чтению также основывается на комфорте. При этом нужно указать на два различия в восприятии и понимании изображения и текста, которые позволяют сделать очевидной еще одну ценность товарного знака и одновременно определить основные принципы.

Буквы алфавита – всегда одни и те же. Только из их расположения следует изменяющийся смысл. Следовательно, читатель должен сначала постараться понять их расположение, так как знакомство с одной отдельной буквой не содержит еще никакого признака.

Товарные знаки являются тоже чем-то составным, так как они состоят из имеющих определенную форму линий, плоскостей и при случае также цветов, но они в своей композиции воздействуют как отдельные самостоятельные буквы. Здесь в какой-то мере существует неограниченно много букв, из которых каждая отдельная буква используется только для одной и неповторимой цели.

Второе различие следует из первого, и касается как раз потраченного на восприятие и понимание времени. Чтение даже коротких предложений или слов требует выстраивания очередности впечатлений от отдельных букв и чувства их порядка. Чтение, таким образом, является процессом, последовательностью отдельных исследований, во время которых требуется работа разума, чтобы установить смысл расположения и исключить ошибки.

По сравнению с таким последствием необходимых единиц времени товарному знаку теоретически требуется только единственное мгновение, чтобы быть обнаруженным и вызвать в памяти образы столь важные для техники управления марками.

Следовательно, товарный знак не только обладает визуально более сильной характеристикой, но и его восприятие и понимание требуют также значительно меньших издержек времени и соображения.

Характеристика товара словами «Siemens» или «Reemtsma» требует от видящего их человека, чтобы он охватывал отдельные буквы, всякий раз, когда он также видит имена. Так как его нельзя принудить к этому, он часто будет путать такие слова как Siemens, Siemons, Seimons, Sirmons, Sirmers. Если же, напротив, использовать символы вроде Символ Siemens или Символ Reemtsma, тогда потребитель одним единственным взглядом схватывает обозначение.

Разумеется, одних символов тоже недостаточно, так как снова и снова существуют люди, которые должны сначала выучить связь символа и имени. Для такой цели всегда нужно одновременно неразделимо связать символ и имя. Ради ясности впечатления необходимо отбросить все мешающие элементы. Отсюда получаются старые примеры использования фирменных знаков торговцев, которые послужили образцами для нижеследующих фирменных знаков:

Символ Siemens Символ Reemtsma

Такие композиции, со своей стороны, образуют новые единства, которые должны быть неприкосновенными.

Иногда встречаются сложные торговые знаки, которые приходится сначала рассматривать некоторое время, чтобы узнать их, но такие торговые знаки как раз слабы. С другой стороны, существуют ключевые слова и имена особенной краткости, которые можно охватить одним взглядом и требуют поэтому очень незначительных затрат времени или раздумывания. Но даже с учетом этих крайних случаев не следует заблуждаться относительно непреодолимой противоположности обоих признаков. В случае надписи все равно смысл дает только расположение букв, тогда как товарный знак даже как своеобразный символ является типичным.

Также картинки иллюстрированного журнала требуют от рассматривающего их намного меньших затрат времени и способности к соединению, чем какой-то только приблизительно настолько же исчерпывающий текст. Чтение является гораздо большей умственной работой, чем рассматривание изображений, даже если эти изображения больше рассказывающей природы и не были созданы только для зрительного воздействия.

Торговец Герман Шмидт, который своим именем охарактеризовал новое творение марки и тем самым породил его, без долгих размышлений, исходя из идейного наследия своих предков, будет искать бросающуюся в глаза маркировку, знак, пригодный для того, чтобы дополнить буквы его имени на упаковке каким-то отчетливым признаком. В голову сразу приходит как-то выделяющееся переплетение букв его инициалов H. и S. Но он вряд ли найдет что-то оригинальное на этом давно убранном поле искусства составления торговых знаков. Может также случиться так, что он обладает старым домашним гербом. Иногда у лавки, из которой вышел его бизнес, есть какая-то своеобразная форма или необычная часть конструкции. Номер дома, фигуры животных, формы окна, памятники, деревья, ручной инструмент и т.д. могут предлагать неограниченные возможности, чтобы создать товарный знак.

Также торговец Герман Шмидт установит, что одного лишь таинственного символического воздействия и практических преимуществ легкого восприятия товарных знаков недостаточно. Не хватает фонетической выразительности. Потребитель, который приходит в магазин, чтобы купить шоколад, употребляет наименование, которое врезалось ему в память и поэтому всегда остается с ним как визуальная картинка товарного знака в памяти. Он, вероятно, при случае сам скажет об этом: упаковка с синей лентой или со львом, мечом и т.д.; но он не любит говорить об этом. Он стесняется из-за того, что сам он совсем не разбирается в шоколаде, и, кроме того, он не хочет самостоятельно с трудом подыскивать словесные выражения для его зрительного воспоминания.

Из этих практических причин следует необходимость всегда приводить имя торговца Германа Шмидта в сочетании с торговым знаком или же никогда не применять торговый знак без фирменного наименования «Герман Шмидт». Даже маленькие ошибки такого рода позволят конкурентам прорваться в понятийный вакуум и сделать потребителя доступным для новых влияний.

Написанное или напечатанное имя требует визуального дополнения с особенной силой воздействия. Это товарный знак, который всегда должен приводиться в сочетании с именем. Его форма должна – чтобы удовлетворить смысл зрительного воздействия – быть достойной как символ, своеобразной для предотвращения путаницы и легко воспринимаемой.

17-й основной закон

Когда дилетант думает о фирменном изделии, то в голову ему приходит обычно какое-то странное фантазийное имя. Первый вопрос предпринимателя к консультанту по брендинговой технике звучит примерно так: – Не можете ли вы придумать нам привлекательное имя? Под этим он имеет в виду такие названия марок как Holstentreue («Гольштинская верность»), Triumph («Триумф»), Sieg («Победа»), Manengold, Sonnenglanz («Солнечный свет»), Schwabenstolz («Швабская гордость»), Goldina, Schwertschlag («Удар меча») и подобные напыщенные словообразования, которые по его мнению обладают особенной притягательностью и лучше всего подходят для завоевания симпатии потребительских кругов.

Естественный рост шоколадной марки торговца Германа Шмидта не демонстрирует никаких импульсов к таким фантастическим наименованиям. Они даже чрезвычайно чужды сущности серьезной марки.

Следует признать, что такое наименование как «Шоколад торговца Германа Шмидта» или также проще «Шоколад Шмидта» окажется несостоятельным на длительный срок. Такое название слишком тяжеловесно. Потребитель, в высшей степени одержимый комфортом в своей сущности, вероятно, сам придумал бы какое-то свое наименование и ввел бы сокращения.

Торговец Герман Шмидт заблаговременно заметит, что некоторые потребители в лавке просто просят продать им «синий шоколад», так как этот товар ведь заворачивался в синюю упаковочную бумагу и потому характеризовался ею. Народная молва, вероятно, придумала бы такие названия как «Шоколад Шмидта», «Шоколад Германа» или «Синий Шмидт».

Так возникают настоящие торговые знаки, тогда как фантазийные имена очень легко ведут к ошибочным ассоциациям.

Любой внимательный наблюдатель быстро заметит, что для настоящего достигнутого результата чисто фантазийное имя всегда выглядит глупым или просто бессмысленным. Нельзя назвать новый изобретенный телефон именем германского бога – «Вотан». Следует либо сконструировать из обрывков латыни или древнегреческого языка имя, которое, как кажется, содержит указание на свойства товара, либо образовать новое слово, которое в какой-то мере с точки зрения языкотворчества станет всеобще признанным наименованием вида.

В качестве крайнего случая можно упомянуть наименование «фен» для аппарата для сушки волос с помощью горячего воздуха. Слово это происходит от известного в альпийских землях горячего южного ветра. Хотя речь здесь идет уже о почти неделовом наименовании, сравнение между горячим ветром и аппаратом, производящим горячий воздух, настолько очевидно, что ошибочная ассоциация в значительной степени исключается. Тут действительно из-за связывания содержания ценностей памяти возникло обогащение языка, которое привело к тому, что все аппараты для сушки волос с помощью горячего воздуха – происходят ли они от фирмы, которая зарегистрировала для себя это наименование или от ее конкурентов – известны теперь под видовым наименованием «фен». Тем самым это слово – больше не фантазийное наименование, а практически деловое и техническое имя для нового изобретения. Вскоре останется не много людей, которые во время разговора о феновом аппарате будут думать о южном ветре. Давно называют фен феном, так же как телефон называют телефоном.

Шоколад торговца Германа Шмидта как естественное марочное изделие обладает именем и печатью личности самого изобретателя и единственного производителя. Если теперь торговец Герман Шмидт хочет ввести более удобный способ наименования, то он не должен забывать о том, что его шоколад представляет собой действительно новое изобретение. Он – изобретатель «Шоколада Германа Шмидта», который является единственным и неповторимым, и на который ему обеспечена монополия. Если он не помешает этому впечатлению какими-то неделовыми наименованиями, то моральное право на монопольное положение также признается за ним. Его претензия на изобретение в глазах его потребителей состоит в особенном качестве и особом своеобразии его шоколада.

Объективный наблюдатель возразит, что такое право стоит на действительно слабых ногах, но это всегда зависит от конкурентов. Если конкуренты не выдвигают никаких требований на права изобретателя, или если такие их претензии невелики, то в конкурентной борьбе вполне достаточно некритического доверия покупателей к качеству товара, образовавшегося на основе случая или несущественных внешних признаков.

Само собой разумеется, сила любой марки тем значительнее, чем больше может доказываться достойная рекомендации специальная особенность товара, которая, однако, не может прятаться за неделовым фантазийным именем. Между двумя конкурентами, которые называются «Солнечное золото» и «Швабская гордость», потребитель не сможет на основе одного только имени ощутить качественное преимущество объективного прогресса.

Лучшие имена получаются непосредственно из специальной области.

Торговец Герман Шмидт должен будет задуматься над тем, в каком именно моменте его шоколад все же действительно отличается в лучшую сторону от предложений конкурентов. Определенная трудность возникает вследствие того, что чистые указания свойства никак нельзя защитить. Он не может, к сожалению, зарегистрировать и использовать в качестве торговой марки такие наименования как «молочный шоколад», «шоколад с орехами» и т.д., даже если он и сам придумал такую композицию. В шоколадной индустрии трудно найти названия, которые позволяют деловую претензию на самостоятельность. Также в примерно аналогично построенной индустрии суррогатов кофе, если она успешна, до сей поры сохранился только надежный рецепт связывания с принятым именем производителя, как «Солодовое кофе Катрайнера» (Kathreiners Malzkaffee) или «Мельницы Франка» (Mühlen-Frank). Потому-то и торговцу Герману Шмидту пришлось бы довольствоваться также такой формой как «Шоколад Шмидта».

Если и существуют также другие возможности, то они, тем не менее, не являются предметом данного примера естественного образования марки. И без того слово «специальный» тут рассматривается с точки зрения дилетанта. Это слово и так охватывает много возможностей способа наименования, которые настоящему специалисту могут показаться неуместными или даже гротескными.

Рынок своим собственным формированием ценностей доказывает пристрастие к простым, деловым наименованиям марок, которые находятся в очевидной связи с товаром.

18-й основной закон

Нет причин предполагать, будто торговец Герман Шмидт обладает большей способностью к самокритике, чем его частично так же успешные коллеги в предпринимательстве. Успех одной отдельной марки, которой, как он полагает, он обязан в первую очередь своему трудолюбию и способностям, возбуждает его к дальнейшим экспериментам.

Обычная нехватка мудрого самоограничения приводит бизнесмена к мысли о том, что он даже со своей хорошей маркой достигает, все же, только ограниченной части потребителей. Он говорит себе, что есть очень разные слои потребителей, из которых он со своим сортом шоколада привлек к себе только один единственный – да и то лишь частично. Он считает невыносимым, что при определенных обстоятельствах конкуренты обнаружат вакуум рынка в других категориях цен или вкуса, который, как он считает, он и сам дополнительно мог бы заполнить.

Он забывает, что хорошая марка – это дар богов, и что он берется делать из этого дар данайцев. Успешные купцы, судя по опыту, всегда склонны к той слабости, что они очень сильно переоценивают свои собственные интеллектуальные способности и трудолюбие, и рассматривают их в качестве единственной или хотя бы непоколебимой основы своего успеха, до тех пор, пока капризная Фортуна не найдет возможности продемонстрировать свое большее участие. Такой случай представится сразу, как только торговец Герман Шмидт перейдет к тому, чтобы продавать другой сорт шоколада, упаковывая его в красную бумагу, разделяя его на порции по 50 грамм, и предлагать потребителям по единой цене за 25 пфеннигов.

Успех его первой марки предполагал некоторое количество случайных – он же еще не занимался никакими расчетами в сфере управления марками – совпадений. Вид шоколада случайно совпал с представлениями его клиентов о высоком качестве. Он в столь же малой степени мог бы это предвидеть, как и любой другой специалист. Вид его продажи, манеры его обращения с потребителями, его деловой стиль и его лицо случайно особенно счастливым способом соответствовали подсознательным желаниям посетителей магазина. Если бы это была другая категория посетителей магазина, и сам магазин находился бы в другом районе с другой категорией покупателей, тогда, вероятно, тот психоз доверия, который часто имеет очень малое отношение к критическому разуму, вообще никогда не смог бы развиться.

Также цена и единица продажи должны были быть избраны удачно. Он требовал за единицу продажи как раз столько денег, сколько существенная часть его клиентов была готова и способна заплатить. Если бы симпатия к товарам случайно возникла в более высокой категории цен, то такой торговец как Герман Шмидт – в раннее время естественного образования марок – едва ли когда-нибудь даже мечтал бы о коммерческой возможности односторонне больших оборотов.

Прежде всего, значительный спрос на шоколад этого особенного вида должен был уже наличествовать, хоть и в невидимой форме. Если бы конкуренты в некоторой степени уже удовлетворили рынок, то повод для кристаллизации доверия вокруг его шоколада отсутствовал бы. Его счастьем было то, что он попал в вакуум рынка.

Должны ли были бы все эти случайности теперь также снова так благоприятно совпасть в случае новой марки? Это маловероятно, если методы брендинговой техники не придут на помощь.

Торговец Герман Шмидт также забудет, что хорошей старой марке потребовалось сравнительно много времени, пока она смогла утвердиться и победить. Деловым людям обычно не хватает времени, и они всегда верят, что они смогут сократить назначенное время естественного роста марки с помощью силы или тепличной температуры.

Как уже говорилось выше, любое расширение количества марок означает расщепление психологического воздействия марки. Имя торговца Германа Шмидта должно быть идентичным с совершенно определенным сортом шоколада. Нельзя брать одни и те же имена для двух различных изделий, даже если они похожи друг на друга. Шоколад Шмидта неповторим, как каждое правильное изобретение.

Также попытка ввести шоколад Шмидта 1-го класса и шоколад Шмидта 2-го класса, требует полное отсутствие конкуренции или же таких конкурентов, которые остаются неопасными из-за аналогичного отсутствия знаний о брендинговой технике. Любая классификация уменьшает силу идеи качества, при которой, как говорят чувства, существовать может только один оптимум.

Другая попытка позволила бы спрятать желаемую разницу в ценах за видовым различием. Так, например, торговец Герман Шмидт мог бы объявить: До сих пор я выпускал на рынок самый лучший сладкий шоколад, а теперь я выпускаю на рынок самый лучший горький шоколад, который по чисто техническим причинам можно производить даже дешевле, чем прежний сладкий вид. Такое обоснование очень часто рекомендуется брендинговой техникой, чтобы предотвратить связь между сопоставлением цен и сравнением качества. Такая аргументация может уменьшить опасность расщепления, но не может устранить ее вообще.

Удачно введенное имя настолько соблазнительно, что можно было бы написать поучительную историю о предприятиях, которые разрушили сами себя необдуманным использованием дополнительных марок. При идее однократности, которую потребители привязывают ко всем творениям марок, две марки так же должны бороться друг с другом как конкуренты, даже тогда, когда они по цене и по своему типу различны.

Однако существуют отрасли промышленности, борьба в которых настолько остра, что там уже не важно, возникнет ли на одну марку больше или меньше в дополнительных категориях цен или категориях вкуса. Например, ранняя конкуренция в области цен, рекламы и продажи в сигаретной промышленности привела к такому большому разнообразию марок, что между обеими мировыми войнами возникло что-то вроде позиционной войны, которая определила отдельные резко разделенные друг от друга категории цен и превратила их и районы продажи в почти независимые поля сражения. Но это исключения, действенность которых в малой степени распространяется на другие виды товаров, и, кроме того, также на рынке сигарет появление методов брендинговой техники вместо старых неуклюжих средств конкуренции уже смогло, по крайней мере, в пределах категорий цен в значительной степени устранить переизбыток марок.

Если круг потребителей очень привязан, то он будет судить так: Сладкий шоколад Германа Шмидта действительно хорош, но, все же, горький шоколад гораздо лучше у Алоиза Хубера. Даже если с технической точки зрения действительно бесспорно, что оба сорта шоколада торговца Германа Шмидта стоят выше по качеству, чем изделия каких-либо конкурентов, то масса покупателей поверит в это лишь с большой неохотой. Либо это что-то вроде чувства справедливости, либо невольный протест против слишком настойчивого желания показать, что мы, мол, знаем и умеем все лучше других; во всяком случае, масса покупателя продемонстрирует мало доверия, когда кто-то станет утверждать, что он добился больших успехов не только в одной конкретной сфере, но, кроме того, еще в нескольких других задачах.

Естественно, также возможно, что горький шоколад внезапно окажется очень большим успехом, а именно под девизом: Настоящий шоколад Шмидта теперь уже можно получить дешевле. Вероятно, многие потребителей более низкой категории цен уже слышали о хорошем шоколаде Шмидта, который они не покупали только потому, что он был для них слишком дорог. Если мы предположим тот случай, что удешевление шоколада Шмидта – все же здесь практически речь идет лишь о снижении цены вопреки кажущемуся изменению сортов – приносит новые большие обороты, тогда это с уверенностью происходит за счет старой, более дорогой марки.

Тем самым торговец Герман Шмидт зря промотал свое доброе имя ради ошибочного расчета. Он похож на человека, который упускает из рук жирную утку, потому что хочет поймать, кроме нее, еще несколько голубей. Он едва ли сможет вернуть свое прежнее положение, и новая категория покупателей, которая была завоевана им не естественным путем роста марки, а с помощью уловок с ценой, столь же неверна и непостоянна, как те деньги, которые соблазнили ее. О личных связах на основе брендинговой техники при такой конкуренции за счет снижения цен вообще больше не может быть и речи, пока длительные периоды бесспорного господства на рынке сбыта не позволят образоваться определенному обычному праву. Это справедливо – как уже говорилось – только с умом и только при очень острой конкуренции. В противном случае понятие марки может концентрироваться на Германе Шмидте как поставщике шоколада вообще, условием чего, тем не менее, станет отказ от типичного фирменного изделия.

Даже если шоколад Шмидта неповторим, то все же можно предположить и другие изобретения шоколада. При некотором успехе всегда следует считаться с большим количеством попыток конкурентов с самыми разнообразными идеями марок.

Получивший необходимый урок в результате неудач с новыми дополнительными сортами торговец Герман Шмидт приходит к мысли просто самому сконструировать для себя конкурента, чтобы оттянуть на себя еще один сегмент рынка. Он позволяет «шоколаду Шмидта» спокойно развивать его неповторимое существование, и покупает себе второе предприятие с фирмой Георга Шумана. Теперь он либо поставляет на рынок новый сорт под именем «шоколад Шумана», либо он следует за традицией своего времени и выбирает такое имя как «Milko» как сокращение наименования самого товара: Milchkomposition – «молочная композиция». Имя для этого примера не имеет значения. Он мог бы также в память о хорошем альпийском молоке назвать марку «Альпина».

Теперь дело выглядит по-другому, прежде всего, если он умеет ориентироваться на две различные категории покупателей и подчеркивать отчетливые стилевые различия способа наименования и придания формы товаров.

При этом он спокойно может указывать как для «шоколада Шмидта», так и для шоколада «Milko» свое собственное имя Германа Шмидта как производителя при условии, что это происходит в очень незаметной форме. Как ни странно, широкая публика обнаруживает эту идентичность происхождения только редко и уже неопасным способом, без последствий сравнительной оценки. Общий стиль наименования невыгоднее, чем общее наименование происхождения. Также это является доказательством того, что колебания подсознания в брендинговой технике гораздо важнее, чем способность критической оценки.

Разумеется, достойно рекомендации, чтобы торговец Герман Шмидт для своего второго сорта наряду с торговым знаком сохранил также официальное название фирмы Георга Шумана, причем особенно тогда, когда оборот позволяет содержать два разделенных аппарата продажи, хотя также это относительно потребителя не всегда должно иметь непосредственно решающее значение.

Важно разделение стилей. Если он достиг его, то в глазах потребителей речь так или иначе идет уже о двух различных предприятиях.

У одной фирмы есть одна марка. Две марки – это две фирмы.

19-й основной закон

Уже не раз говорилось, что только в результате накопления опыта современной брендинговой техники удалось в некоторой степени сузить воздействие случая. Пример торговца Германа Шмидта был выбран потому, что он чрезвычайно типичен для естественного образования марки и психологически поучителен. Большинство крупных предприятий, занимающихся фирменными изделиями, были обязаны своим успехом вовсе не предвидению умных торговцев, а серии счастливых случаев, которыми торговец сумел воспользоваться или которые – что также неоднократно может наблюдаться – сами были настолько сильны, что даже большая бестолковость предпринимателя больше не смогла бы бороться с такой удачей.

Также еще сегодня опытные предприниматели в сфере фирменных изделий при старте новой марки обычно говорят, что только боги знают, как отреагирует рынок на появление новой марки. Станет марка успешной или нет, это все еще дело случая. Если ей не удается добиться успеха, то следует попытка с новыми марками, до тех пор, пока однажды по воле случая не совпадут нужные предпосылки, или пока не иссякнут все силы.

Основная цель примера состоит в связном описании естественного развития марки, как оно, вероятно, в другой последовательности по времени, но в его эволюционном смысле правдиво отражает настоящая жизнь. Большое увеличение транспортной техники, тесная связь и возникшая вместе с этим большая предрасположенность к инфицированию больших народных масс при случае расширили в экономике местные успехи на большие области. Вследствие этого новый стиль товара в фирменном изделии образовался само собой, как естественный продукт.

Законы марок – это законы природы.

20-й основной закон

Несомненно, нелегко правильно использовать данные законы для всех видов товаров и, наконец, также для любой цели влияния на общественное мнение. Большинство предпринимателей знает только односторонне свою отрасль, и поэтому они склоняются к утверждению, что всюду нужно рассчитывать на другие обстоятельства. Пример с шоколадом основывается на товарном материале, который дает необычно мало стимулов для новых творений. Почти каждый другой вид товаров в гораздо большей степени позволяет создать некую специальную особенность, которая может стать основой изобретения марки как доказательство ее права на существование. Если, однако, предприниматель заявляет, что его товар нельзя сравнивать с шоколадом и изображенными здесь обстоятельствами, тогда обстоятельства у него могут быть только еще более благоприятными с точки зрения брендинговой техники.

Наиболее благоприятными они являются в случае действительно больших технических изобретений и настоящих материальных или также нематериальных оригинальных ценностей. Тогда брендинговой технике также не приходится нести все бремя аргументации внедрения товара. Между обоими крайними случаями анонимного вслепую купленного товара с очень недостаточными с деловой точки зрения признаками качества, с одной стороны, и очевидным высоким достижением, каким его представляет собой техническое изобретение, с другой стороны, движутся все мыслимые возможности экономических, а также нематериальных целей, и не имеет значения, идет ли речь о потребительских товарах или о единовременных, на первый взгляд, страховых сделках.

Какими бы разнообразными ни были товары, но большая масса потребителей, как и человеческая психика со всеми ее стереотипно продемонстрированными закономерностями, всегда одна и та же. Так как брендинговая техника основывается на потребителе и вместе с тем подчиняет себе также технику изготовления товаров и придания формы товарам, то одни и те же основные законы везде действуют одинаково. Нужно только уметь правильно применять их.

Основные законы следует очень тщательно отделять от большого разнообразия полученных на опыте знаний, которые добавляются в каждой области при практике создания марки с помощью брендинговой техники. Об этом будет рассказано позже.

Основные законы, которые происходят из природы сущности марки вообще, находят свое завершение в обобщающей картине, которая может считаться зеркалом познания для многих тайн этой столь богатой загадками области исследований.

Все прежние результаты наблюдений – это по существу только изображения свойств, которые демонстрирует марка, образовавшаяся естественным путем. Сочетание этих свойств дает в итоге представление о товаре, которое постепенно приобретает потребитель.

Каждое представление является чем-то комплексным. Шоколад Шмидта узнают, с одной стороны, по синей оберточной бумаге, по формату или также по оттиску, с другой стороны, по цене и по особенностям материала. Вышестоящее понятие шоколада Шмидта – это созвучие разнообразных особенностей, и вместе с тем получается что-то, что должно быть объяснено на примере.

Человек всегда наиболее отчетливо проявляется в своих симпатиях или антипатиях при его отношениях с другими людьми. Есть люди, которые вызывают симпатию к себе уже при первом взгляде. Если провести более подробные исследования, то регулярно можно установить какие-нибудь их сходства с людьми, которые по опыту оказались действительно симпатичными. Симпатия или антипатия равным образом связаны преимущественно с эмпирическими, полученными на основе опыта фактами. Только по прошествии довольно долгого времени хорошего опыта возникает определенное чувство доверия и доверительной близости. Даже люди, которых с самого начала воспринимают хорошо благодаря их определенному сходству с вызывающими симпатию образами из памяти, должны иногда ждать довольно долгое время до окончательного заявления о дружбе. Так это происходит также и при внедрении новых марок. Им требуется – как уже неоднократно подчеркивалось – часто кажущееся непропорционально долгим время, пока чувство доверительной близости и вместе с ним слепое доверие потребителя не будет укреплено после своего рода испытательного срока.

Если человек теперь задумается над тем, что в его испытанном друге ему настолько знакомо и вызывает доверие, тогда он сначала вспомнит о каких-нибудь хороших качествах, потому что он, естественно, считает это причиной дружбы. Но хорошие качества не всегда можно сразу увидеть в друге. Они выявляются только при конкретных поводах. Чувство доверительной близости должно привязываться к внешне узнаваемым особенностям, которыми друг отличается от других людей.

Спросите себя: глаза ли это, нос, губы, лоб, рот, щеки, волосы, цвет кожи, фигура или же это голос, движение, манера держать себя и особенности мышления? При таких размышлениях можно прийти к результату, что речь идет не об отдельных свойствах, а о созвучии, согласовании всех характерных особенностей. Человек всегда мыслит композициями, и для этого он выработал чувство композиции, которое как при музыкальном аккорде однозначно и характерно создает общее понятие.

Смысл композиции становится более отчетливо ощутимым в тот момент, когда какая-либо часть композиции изменяется. Может случиться так, что вы встретите своего друга и вопреки всей доверительной близости ощутите вдруг чувство неуверенности. Вы испытующе рассматриваете лицо друга: в нем что-то не так. Вероятно, несмотря на многолетнюю дружбу, вы вообще впервые весьма основательно рассматриваете его, так как у вас возникло беспокойство. Обнаруживаете морщины, которых не видели раньше, замечаете, что его глаза мутные, или что у друга появилась лысина. Вы чувствуете себя пристыженным, потому что так вы очень скоро станете действительно совсем не по-дружески критичным.

В этом неприятном настроении вы после некоторого промедления спрашиваете: – Скажи-ка, дорогой друг, сегодня что-то на твоем лице кажется мне незнакомым, но я не знаю, что именно. Друг, который вовсе не почувствовал критический холодок, который он вызвал, непринужденно улыбается: – Да я просто для лучшего сохранения моих волос сегодня сделал пробор направо, а не налево, как всегда. Вот и все. Совершенно рутинный случай, но человеку все равно требуется некоторое, пусть и короткое, время, пока он привыкнет к новой композиции и теперь свяжет с уже новым лицом свое представление о доверительной близости.

Можно вообразить, как исключительно точно чувство композиции регистрирует самое незначительное изменение элементов композиции, если становятся ощутимыми даже такие незначительные изменения, которые также при критической проверке невозможно обнаружить. Вероятно, вы никогда и не задумывались над тем, делает ли ваш друг пробор налево или направо.

Так же музыкальный человек заметит даже самое незначительное изменение в созвучии аккорда, даже если это совсем малозаметный, второстепенный голос, который он вовсе не в состоянии был бы определить как отдельную составную часть.

Теперь представьте себе однажды изумление, если друг вдруг сбрил бороду, которую носил до сих пор. Сначала его едва ли можно узнать, и даже самый близкий его товарищ на значительное время теряет чувство близости.

То же самое происходит и с чувством, которое подсознательно связывает потребителя с маркой. Его чувство композиции получило созвучие, совпадение свойств в качестве представления, которое возникло из всех видимых и во вторую очередь также из слышимых, осязаемых, вкусовых и обонятельных особенностей как один аккорд.

Если друг говорит раздраженно и хрипло, это не так плохо, как тогда, когда его лицо изменяется. Можно говорить также о лице фирменного изделия, к которому прикрепляется чувство доверительной близости потребителя. Если изменить в этом лице что-то хотя бы самое незначительное, сразу наступает чувство неуверенности. Пробуждается критика, и вызывается опасность потери марки.

Марка не может защищаться так же хорошо, как человек. Она не может подробно объяснить: – Я – все еще та же самая, только прическа изменилась, но не сердце, которое, все же, самое главное. Также по отношению к очень хорошо введенной марке в каком-то дальнем уголке души уже часто разочарованного благодаря ярмарочным торговцам потребителя остается живым остаток недоверия. При каждом поводе это недоверие возбуждается, и если оно даже и не приводит сразу к полному отказу, то, все же, приводит к более острой критике и к более открытому уху для нашептываний конкурентов.

Специалист по брендинговой технике чуть ли не ежедневно сталкивается с тем, что какой-то предприниматель говорит ему: «Если мы лишь чуть-чуть изменим упаковку, только один цвет, и благодаря этому сможем обойтись без одного цикла печати, то потребитель вовсе ничего не заметит, а мы сэкономим большие расходы». Он так же легкомысленно мог бы сказать, что если бы его нос сдвинули всего на несколько миллиметров вверх, или если бы его глаза раздвинули еще всего на полсантиметра шире, то все это мелочи, которые его друзья даже не заметят или не проверят. Вероятно, они в некоторых случаях действительно быстро преодолели бы это, но как только какой-то художник-портретист позволил бы себе этот вздор, тогда друга на картине вообще нельзя было бы узнать. Портрет представил бы чужого человека, в котором также нельзя было бы найти даже самого незначительного повода для доверия. Чувствительность человеческого чувства композиции настолько велика, что даже фотография, которая должна была бы, собственно, гарантировать самое надежное и точное воспроизведение лица, может быть чрезвычайно несходна, потому что либо поза необычна, либо потому что было избрано мгновение неблагоприятного настроения у человека.

У марки есть лицо, как у человека. Что может быть изменено без опасности, а что нет, от случая к случаю может быть очень трудной задачей. Существуют искусные рисовальщики, которые с помощью лишь немногих линий могут в полной мере вызвать у зрителя чувство, что изображенный на портрете человек ему хорошо знаком, даже тогда, когда на портрете присутствуют далеко не все подробности. Потому и марка иногда аналогично может конструироваться более экономно, не затрагивая при этом ее сути. Хороший друг останется хорошо знакомым и узнаваемым также в самой различной одежде. Поэтому в случае марки нужно говорить о лице, так как выражение лица не может изменяться. Однако, что является у марки лицом, а что – ее одеждой?

Можно вспомнить об аккорде из музыкального произведения для оркестра, и это воспоминание до определенной степени можно вызывать также с совсем по-разному созданными вспомогательными средствами пианино. Можно нарисовать портрет как разными цветами, так и одним цветом; но структурные изменения, даже внешне весьма второстепенного рода, могут изменить лицо, и это означает смерть фирменного изделия или принуждение к новому внедрению нового лица, а это почти точно то же самое, как и полностью по-новому созданная марка.

Ценность фирменного изделия основывается на близком и доверительном знакомстве потребителя с лицом фирменного изделия. Лицо марки – это созвучие всех существенных особенностей и качеств фирменного изделия, которые после его успешного внедрения больше не могут разделяться.

21-й основной закон

Специалист по рекламе постепенно начнет настойчиво спрашивать, должен ли тогда в результате внедрения новых методов брендинговой техники любой рекламный подход стать второстепенным.

Вообще, для дилетанта весь вопрос марки – это только вопрос рекламы. Большинство фабрик, выпускающих фирменные изделия, входят в его сознание только с помощью средств рекламы, и поэтому даже круги специалистов уже заразились убежденностью в том, что управление марками – это, прежде всего, проблема рекламы.

Нужно четко различать средства воздействия, которые публика узнает, и те, которые публика хоть и ощущает подсознательно – и действует в соответствии с этим ощущением – но не рассматривает их как методические попытки оказания влияния. Брендинговая техника склоняется к последним. Она вовсе не хочет, чтобы ее всюду воспринимали как назойливую. Она хочет достигать оборотов, которые тем надежнее, чем меньше публика замечает давление на себя и чем тверже она придерживается убеждения о добровольности решения о покупке.

Само собой разумеется, специалист по маркам тоже должен делать рекламу. Но никогда в том значении этого слова, которое связано с назойливо расхваливающими товар зазывалами. Даже если пример торговца Германа Шмидта не убеждает, и «шоколад Шмидта» отказываются использовать для сравнений как, мол, почти чисто случайный результат, все равно следует обратить внимание на тот исторический факт, что все прославившиеся за последние десятилетия крупные рекламные кампании не создали ни одной долгоживущей марки. Даже не перечисляя многие образцы широкомасштабной рекламы, которые не выходили за пределы минутных успехов ярмарочного стиля, можно заверить, что значительно больший бизнес с фирменными изделиями был сделан предприятиями, над которыми скорее посмеивались как над слабыми мастерами рекламы, или которые со своими большими оборотами хоть и находили признание общественности в качестве поставщиков товаров, но едва ли были известны публике как производители рекламы.

Само собой разумеется, конкуренция тоже играет важную роль. Можно до определенной степени быть принужденным к рекламе, чтобы как отдельное продолжительное предприятие не проиграть гидре быстро переменчивых ярмарочных предприятий перед каждым периодом развития. Это хоть и дорого, но тут есть то преимущество, что в большом рекламном концерте, как, например, в сигаретной промышленности, реклама отдельного больше не так сильно бросается в глаза. Это звучит парадоксально. Тем не менее, несомненно, что все специалисты по рекламе качали бы головами, если бы они могли сравнить цифры оборота отдельных марок сигарет в Германии с их рекламной активностью.

Самых больших оборотов также здесь достигали отдельные марки, которые никогда не были особенно заметны своей рекламой. С другой стороны, за немногими исключениями, те марки, которые якобы объективным судьей рекламы и рекламного воздействия оценивались бы как лидеры, продемонстрировали на самом деле слабый оборот. Ситуация после Второй мировой войны еще слишком неустойчива, чтобы позволить надежные примеры. Если вся экономика страны останется вынужденной прибегать к стилю ярмарочного балагана, то самые большие крикуны, несомненно, подтвердят значительные преимущества, но все равно только на короткий срок, и эти их преимущества никогда не смогут использоваться в том упорядоченном обществе, которое, как мы надеемся, возникнет позже.

Самая лучшая реклама – это все еще та, без которой можно обойтись.

Даже если кто-то верит, что может отказаться от соображений брендинговой техники, и оставляет без внимания все упомянутые естественные законы, вопрос о рентабельности рекламы все еще остается открытым. Подсчитывают количество рекламных средств и определяют на ежеквартальную рекламную кампанию огромную массу плакатов. К этому добавляются объявления в газетах с общим тиражом во много миллионов. Инвестируемая в это сумма, несомненно, действительно весьма велика. Но сравните однажды с этим количество внедренных в среднем в то же время фирменных изделий. Сколько упаковок сигарет, шоколада, моющих средств и т.д. противостоят соответственно цифрам тиража так дорого приобретенной рекламы?

Вы с удивлением узнаете, что у большинства крупных предприятиях, занимающихся фирменными изделиями, сам товар с его оформлением без существенных дополнительных расходов может дать в итоге такое большое количество носителей рекламы, какое никогда не сможет достигнуть ни один, даже самый большой рекламный бюджет.

Тем более удивительно то, что только немногие фирмы думают о том, чтобы оформлять сами свои марки как носители рекламы. Вероятно, они придерживаются мнения, что им больше не нужно никакое рекламное воздействие, когда потребитель уже купил их товар, и что реклама нужна им только для внедрения товара и начальных продаж. Однако это неверно, так как у фирменных товаров есть своя собственная сила заражения. Они должны не только – как все потребительские товары – покупаться неоднократно, но они должны также привлечь к себе также всех друзей и соседей. Задача начальных продаж – точно так же согласно историческому развитию шоколада Шмидта – вменяется в обязанность, естественно, в первую очередь искусству продажи, которое может быть сменено рекламой только после уже произошедшего образования понятия марки.

Так же неверно регулярное возражение, что, мол, психологический момент рекламного воздействия неблагоприятен, когда покупатель уже некоторое время знает товар. Уже сопровождающие товар иллюстрации и подобные приложения, сувениры и т.д. в качестве средств поддержки продажи доказывают противоположное. Реклама должна быть только правильной с точки зрения брендинговой техники и не ограничиваться пустыми утверждениями, которые в ежедневных газетах с их странными попытками вызвать сенсацию все еще демонстрируют непонимание психики потребителей.

Позиция против самовнушения многих занимающихся рекламой ни в коем случае не говорит об отказе от вспомогательных средств рекламы, таких как плакат, объявление и похожие носители стиля. Нельзя только видеть в рекламе панацею и акушера, но нужно сначала исследовать на их жизнеспособность те элементы, которые должны в итоге привести к появлению представления о марке в мозгу потребителей.

Поэтому реклама – это последняя глава в длинном ряду примеров развития марки шоколада Шмидта.

Еще раньше были указаны причины опасности рекламы на фазе начального развития марок. К этому добавляется угроза самых роковых ошибочных ассоциаций потребителей, которые при определенных обстоятельствах занимаются рекламой, еще до того, как товар стал знаком им. Это снова звучит парадоксально, так как по мнению предпринимателей реклама должна сначала побудить потребителя, чтобы тот попробовал новый товар.

Это не буквоедство, когда делается принципиальное различие между сообщениями для публики, с одной стороны, и типичной рекламой, с другой стороны. Ошибочные ассоциации потребителей возникают только тогда, если реклама воспринимается больше не как объективное разъяснение, а именно как реклама. В этом кроется очень большое различие. Во втором случае потребитель, вероятно, любуется рекламой, считает ее очень хорошей, но даже и не думает попасться на ее удочку. Каждый дилетант, следящий за рекламой, всегда считает других доверчивыми глупцами. Как раз вследствие этого часто получается так, что большинство прославившихся своей рекламой предприятий столь редко достигают долговременных успехов.

Возникает вопрос: С помощью чего же тогда можно приблизить новую марку к публике? Ответ звучит так: с помощью аппарата продажи.

Для каждого специалиста по бренд-менеджменту и для каждого специалиста по рекламе влияние аппарата продажи – это проблема с очень многими спорными пунктами. Не бывает продавца, который при отсутствии успеха в продаже не начинает своего извинения с того, что его слишком мало поддерживали с помощью рекламы, или, возможно, не поддерживали вообще. Надежда на обучение невелика. Только успех хороших марок в состоянии вызвать доверие к правильности методов техники управления марками.

Типичные хорошие продавцы должны обладать агрессивностью. Терпеливая кропотливая работа по созданию марок им чужда. Если бы это было не так, то они как продавцы или руководители продаж очень легко стали бы слишком слабы. Специалисты по брендинговой технике и продавцы должны представлять собой противоречащие, конфликтующие между собой силы в согласованной работе предприятия. Это, вероятно, самая трудная, но также и самая плодотворная работа в жизни предпринимателя: добиться полного проявления результатов воздействия законов брендинговой техники, не сделав при этом свой аппарат продажи пассивным и безынициативным.

Сколько бы кажущихся уступок не делал предприниматель, фирменное изделие по существу можно внедрить только с помощью аппарата продажи. Реклама – это вспомогательное средство для усиления роста, но она отнюдь не эликсир для новорожденных детей или для оживления мертвецов.

Если также с несомненностью установлено, что реклама в самом начале не приносит большой пользы внедрению марки, и что общепринятая реклама преимущественно приносит лишь серьезный вред, то, все же, можно представить, что ради более уверенного настроения аппарата продажи будет найдена такая форма рекламы, которая, по крайней мере, не рассердит потребителя сразу же.

Аппарат продажи в самых редких случаях думает об истинной цели рекламы, а именно о том, что она должна подсознательно влиять на потребителя. Вместо этого он по-деловому рассчитывает так: «Когда розничный торговец увидит, что он поддерживается рекламой моей фирмы, тогда я смогу с более сильным доказательством гарантировать ему отсутствие риска большего заказа». При этом речь для него, собственно, идет только об одной форме рекламы, той, в которой она представляется торговцу эффективной. Вероятно, большинство торговцев, так же, как и продавцы, в высказываниях которых отражаются мнения торговцев с нежно измененными тонами, считают себя лучшими экспертами по рекламе. Они аргументируют как уполномоченные представители потребителя: «Мы же должны лучше всего знать это, так как, все же, мы ежедневно встречаемся с потребителями и вследствие этого становимся рупором общественного мнения».

Такое представление было опровергнуто слишком часто, чтобы стоило представлять все противоречащие ему причины, которые основываются на практическом опыте. Однако в этом месте также важно снова подчеркнуть подсознательное направление наступление брендинговой техники. Не существует долговременных потребителей, которые признают другой повод для покупки, кроме веры в качество, хорошее соотношение цены и качества, или продолжительной привычки, т.е., если сказать одним словом: доверия к марке. Перед этим фактом все оценки рекламы из кругов потребителей и торговцев теряют свою ценность. Решающими здесь являются совсем другие вещи, а не одобрительное признание рекламы предприятия.

Если предприниматель все же, позволит себя переубедить, чтобы удовлетворить не только свой аппарат продажи, но и торговца (дилера) или завоевать его симпатии, то произойдет следующее:

Торговец Герман Шмидт пытается ускользнуть от всех опасностей, но все же делать рекламу. Он, по сути, ограничивается тем, что совсем без комментариев размещает на всех афишных тумбах, на досках для объявлений, на станциях метро и на прочих рекламных площадях простые и краткие слова «Шоколад Шмидта».

Тем самым он, без сомнения, станет известен. Он избегает сопротивления потребителей против недоказанных утверждений и личной назойливости. Потребитель примет к сведению существование этого шоколада, и все продавцы вздохнут.

Однако самый важный закон природы состоит в том, что потребитель со свойственным ему чувством композиции обобщает все проявления, которые для него образуют появляющееся понятие фирменного изделия. После прежних объяснений к фирменному изделию принадлежали только такие качества, которые непосредственно свойственны товару или его оформлению. Теперь, однако, и реклама будет неотъемлемой составной частью лица марки, которое отныне в существенной мере станет определяющим для проблемы сходства.

Если марке вопреки такой рекламе удастся – это вполне возможно в случае настоящей марки, и если реклама носит характер чистого объявления – зажить собственной жизнью, тогда впечатление от рекламы никогда не может угаснуть. Его все время нужно обновлять снова и снова.

Вследствие этого предприниматель заключил с рекламой убийственный договор. Большей частью он считает, что реклама должна быть включена в его расчеты только как одноразовое, неповторимое мероприятие по внедрению. Но первая же попытка ограничения или перерыва сразу вразумит его. Он больше никогда не освободится от принуждения к постоянной рекламе, даже если марка продержится полвека на рынке.

Закон лица марки непреклонен.

Отказ от рекламы, которая благодаря ее одновременности при внедрении стала составной частью лица марки, очень скоро вызовет подсознательное чувство отчужденности. Это больше не то лицо, к которому потребитель получил доверие. Это больше не доверительно знакомое ему общее впечатление. Не хватает чего-то, что сам потребитель не может объяснить; постепенно и на первый взгляд беспричинно возникает критика, и конкурентам легче воспользоваться этим.

Предприниматель может осудить это как нелогичное. Но потребитель все равно не обязан руководствоваться логикой. Он почти во всех случаях своего выбора действует преимущественно повинуясь чувствам, даже тогда, когда он аргументирует в противоположном направлении.

Классический пример – мощная реклама внедрения мыла «Pears Soap» в Соединенных Штатах. У нее был чрезвычайный успех, но когда через один год рассчитанная только для одноразового применения сумма в один миллион долларов была израсходована, обороты тоже в самое короткое время упали, так что потребовались значительные усилия и полная переориентация основ расчетов, чтобы смочь сделать рекламу долговременной системой. Все же многие специалисты еще и сегодня не знают, почему их обороты остаются непосредственно связанными с увеличением и уменьшением неестественно большого рекламного бюджета. Также в Германии есть достаточно примеров этому.

Сильная реклама при внедрении станет неотъемлемой составной частью лица марки и поэтому впоследствии от нее уже никогда нельзя будет отказаться.

22-й основной закон

Каждая марка нуждается в интеллектуальных резервах средств рекламы. Бизнес, который начинается со слишком большим капиталом и средствами рекламы, в большинстве случаев нерентабелен. Принуждение к самой бережливой экономике всегда оказывалось очень полезным и естественным способом ограничивало обычно часто не знающие границ желания рекламы.

У богатых предпринимателей значительно более плохие перспективы на будущее в новых фирменных изделиях, чем у бедных новичков, которые должны очень экономно расходовать свои пфенниги и покрывать расходы на рекламу исключительно из своей прибыли. Каждая с самого начала с большим размахом принесенная общественности цель марки уже несет в себе зародыш смерти от «переедания». Богачи не любят давать природе проявиться.

Кто, однако, под давлением обстоятельств видит свое самое благородное задание в том, чтобы выполнять кропотливую методическую работу и упорным трудом с применением методов брендинговой техники завоевывать для хорошей марки деревню за деревней, городок за городком или городской район за районом, тот приобретет и сохранит напряжение борьбы не на жизнь, а на смерть, инстинкт и питаемое практикой богатство идей, в чем ему будет завидовать даже слишком уверенный в себе крупный предприниматель.

Из-за естественных ограничений само по себе окажется так, что в начале существования фирменного бизнеса на рекламном бюджете приходится экономить. Какой путь тогда остается открытым?

Ответ уже дан: техника продажи.

Среди многочисленных мелких торговцев почти всегда есть такие, которые хотят поэкспериментировать с новым фирменным изделием. Очень неблагоприятная почва для принятия новых фирменных изделий так или иначе является неподходящей. Тогда рекомендуется скорее своевременно исследовать другие классы товаров.

Кроме того, в общем, среди многих потребителей всегда есть те, которым с самого начала нравится стиль товара. Даже если сначала их круг может быть очень мал, то, все же, любая хорошая марка напоминает о библейском горчичном зерне или также об истоках шоколада Шмидта.

У каждого создателя марки есть приобретенный опытом или – что гораздо эффективнее – естественный стиль, который оставил свой отпечаток на фирменном изделии и на всем, что относится к нему. Почти все внедрения основываются на отдельных потребителях, которые случайно чувствуют созвучие в стиле и при покупке стихийно проявляют свою симпатию, даже не сознавая этого.

Вовсе не так тяжело в скромной мере найти доступ на рынок, если можно предъявить настоящее новое творение. Если вы уже удержались на рынке, тогда можно также собирать силы – при условии, что предприятие не было сразу задумано слишком широко и поэтому при первоначально маленьких оборотах вообще не позволяет калькуляцию.

Преждевременная реклама не только предотвращает собирание резервов своими силами, но также часто искажает образ фирменного изделия. Принудительными средствами, напоминающими методы выращивания растений в теплице, можно на короткое время добиться роста спроса, который фирменное изделие вовсе не заслуживает по своей ценности марки.

Внедрение с единственными аргументами аппарата продажи и устными рекомендациями розничного торговца потребителю является на деле одновременно самой надежной проверкой. Если ставшей заметной жизненной силы марки – полезно рассматривать марки как одушевленные существа – недостаточно, чтобы с начинающимся спросом обещать завоевание общественного доверия, тогда здесь что-то не так. Тогда есть возможность проверить марку, изменить ее или при случае вовсе заменить ее на новые творения, еще до того как был инвестирован слишком большой рекламный капитал, до того как слишком много потребителей уже укрепились в своем отторжении, и до того как самокритика стала страдать от кажущихся успехов давления рекламы.

Аппарат продажи, на котором первоначально лежит все бремя внедрения, требует, само собой разумеется, некоторых вспомогательных средств.

В первую очередь для этого подходят здоровые аргументы продажи. Так как для каждого настоящего фирменного изделия необходимо положить в основу особую ценность как идею марки всей работы, то из этого также следует тезис в пользу консультаций со стороны продавца. При действительно прогрессивных изобретениях, улучшениях и явных больших достижениях в сравнении с конкурентами хороший продавец легко сможет применять воздействующие как внушение силы.

Кроме того, он должен объяснить фирменную идею специального вкуса или специальной цели, указать на необходимость заполнения пустующих ниш в ассортименте наличествующих изделий и предоставить подобные доказательства, подтверждающие права на существование новой марки.

Легкая продаваемость, больший общий оборот и репутация современного магазина – это цели торговца и вместе с тем также точка соприкосновения с аргументами аппарата продажи.

Какими бы проблематичными ни казались потребителю преимущества ценовой конкуренции между враждующими марками, тем выгоднее, тем не менее, бывает иногда ограниченное сроком сбивание цен у торговца. Если какие-либо средства вообще находятся в распоряжении, то лучше использовать их для скидок при внедрении товара, специальных возмещений или подобной помощи продажи, а не для финансирования рекламы, которая в этот момент окажет совершенно неправильное воздействие.

Принуждение к продаже делает изобретательным. Каждый хороший продавец может рассказать самые захватывающие истории из своей практики – только о рекламе он не должен был говорить.

Здесь не должно возникнуть впечатление, будто вообще никогда не бывает марок, которые захватывают рынок за очень короткое время. Но если захват рынка приводит к долговременному закреплению фирменного товара, то причиной этого является либо только конъюнктура, либо сильная жизненная сила самой марки. Не только в жизни людей, но и в жизни марок бывает что-то вроде любви с первого взгляда. Однако такие триумфальные шествия с самого начала весьма редки. В общем, предприниматель ничего не получает просто в подарок, чтобы ему при этом не приходилось использовать одновременно терпение и интенсивную работу.

По историческом опыту основная добродетель изготовителя фирменных товаров – это упорная настойчивость, почти неразумное упрямство в убежденности в ценности своего фирменного изделия. Есть много примеров, что такая упрямая односторонность после многолетней недооценки общественным мнением внезапно приводит к огромному успеху. Нужно уметь ждать, пока не придет время, и настоящая марка не завоюет весь мир.

Также при внедрении марки, т.е. в то время, когда искусство продажи обладает приоритетом, чтобы вообще сначала преподнести товар потребителю с целью критики, слишком крепкие позиции могут оказаться роковыми. На торговцев нельзя оказывать какого-либо давления, которое не основывается на силе самой марки.

Если марка использует, например, не собственный аппарат продажи, а уже существующую мощную систему для другого фирменного изделия, то важные маленькие истоки образования собственных корней (с чувствительными, но дарующими жизнь мельчайшими волокнами) очень легко могут остаться неразвитыми. Чужие, как бы полученные взаймы у другой марки – «старшего брата» – силы сделают развитие собственных сил ненужным и помешают полноценному росту корневой системы. Внутренняя часть ствола станет гнилой еще до того, как опасность будет заметна, и марка окажется несостоятельной, как только ей придется жить самостоятельно.

Кроме того, совместная продажа двух марок, сильной марки и молодой марки (причем последняя должна извлекать пользу из этой связи), изменяет лицо марки. Также методика внедрения или стиль продажи может стать определяющим для образования лица марки и из-за появление неприятных отношений зависимости помешать собственной жизни. Существует много марок, которые сами по себе могут быть по идее вполне здоровы, но которые живут, однако, с самого начала в тени других интересов и лишь очень медленно вырастают за пределы этой тени, если только какие-то особенные обстоятельства случайно не предложат им более благоприятные для этого условия жизни.

Специалист по брендинговой технике всегда ощущает большое беспокойство, когда предприниматель для новой идеи марки использует аппарат продажи, который одновременно изо всех сил работает для других марок. Это может слишком радикально уничтожить тот маленький остаток веры мелких торговцев в свое самоопределение, что через принуждение к продажам и невольные выражения дурного настроения очень легко передастся и потребителям.

Работа по внедрению фирменного товара является задачей аппарата продажи. Тем не менее, при этом нужно обращать внимание на то, что так же, как и своевольная реклама, также все прочие чужие силовые средства кроме внушающей силы чистого искусства продажи, могут вызывать защитные инстинкты рынка.

Бывают образования марок с такой жизненной силой, что некоторые предупреждения остаются неподтвержденными. Однако это счастливые исключения, появляющиеся из неконтролируемой сокровищницы случая. И если речь должна идти только о том, чтобы внести лотерею спекуляции марками на массовую психику в более благоприятный расчет вероятностей, то уже стоит с помощью опыта брендинговой техники уменьшить сумму опасностей на несколько процентов ее доли в игре.

3. Реклама марок

«Не реклама должна стать осознаваемой, а доверие к марке должно подсознательно укрепиться».

«Хорошая реклама черпает исключительно из круга идей самого фирменного товара».

«Один из важных законов брендинговой техники гласит, что реклама должна только стимулировать образование благоприятного общественного мнения, но она никогда не должна предварять фиктивное формулирование благоприятного мнения».

Твердо упрочившиеся марки иногда могут перенести удивительно много ошибок, но в отличие от них новорожденные или очень молодые на рынке фирменные товары являются весьма восприимчивыми. Потому чем дольше вы сможете подождать со стимулирующими средствами рекламы, тем сильнее марка разовьется внутри, и тем лучше она впоследствии справится с неизбежными при любой атаке защитными инстинктами рынка.

В любом случае не рекомендуется изменять лицо марки преждевременной рекламой при помощи далеких от сути товара дилетантских идей и наглядных материалов, направленных только на возбуждение сенсации.

На практике экономические соображения определяют дату, начиная с которой товару можно помогать средствами рекламы. Эта дата почти всегда устанавливается несколько раньше того момента, который хотел бы установить специалист по брендинговой технике. При этом тогда возникает вопрос: С помощью каких средств рекламы можно увеличить оборот, чтобы при этом встречные движения рынка как естественные реакции не истощили прибыль?

Как только у вас есть уверенность, что новая марка уже зажила собственной жизнью и непрерывно – пусть даже, вероятно, и слишком медленно в экономическом отношении – продвигается вперед, тогда требуется, собственно, только такая реклама, которая делает внешнюю картину и идею марки узнаваемой для еще большего круга людей, которые потенциально могут этой маркой заинтересоваться.

Первым делом, еще до того, как начнется реклама, товар уже должен быть в наличии у всех важных розничных торговцев (дилеров). Следует очень строго предостерегать от того, чтобы агитировать за что-то, что потребители не смогут непосредственно увидеть, ощутить прямо сейчас, так как в противном случае воздействие рекламы приводит к разочарованиям, которые еще больше усиливаются также со стороны торговцев. Ни один торговец не признает и не одобрит марку, которой нет у него в запасе, и поэтому в таких случаях на доселе еще не возделанной пашне рынка уже начинают пышно разрастаться сорняки, еще до того, как сама марка сможет пустить на этой пашне свои корни.

Сама реклама как техническое средство зависит от круга стиля товара. В случае с потребительскими товарами, выпускающимися в большом количестве, такими как моющие средства, шоколад, сигареты, зубная паста и т.д., уровень цен которых рассчитан на самые широкие круги населения, самый подходящий носитель для рекламы в начальной стадии – плакат, большое объявление. Также при более чувствительных к стилю фирменных товарах, таких как технические устройства, бытовые приборы и т.д., основной упор в рекламе нужно делать почти исключительно на иллюстрации, которые, как и в случае с плакатом на проспектах, объявлениях в иллюстрированных журналах, могут дополняться только ценой и коротким текстом, который объясняет смысл и вместе с тем подсознательно поясняет необходимое право на существование этой марки.

Вся начальная реклама тем самым должна преимущественно наглядно показывать лицо самой марки. К лицу марки относится внешний вид товара и цена. Потому с точки зрения брендинговой техники бессмысленно, например, делать плакаты, объявления или проспекты, в которых цена непосредственно не связывается с впечатлением от иллюстрации.

Это подтвержденный на опыте и не знающий исключений факт, что вопрос о праве на существование новой марки, который подсознательно задают потребители, является также вопросом о праве на существование рекламы. Потребители, вероятно, сознательно признают все неделовые, не касающиеся сути вопроса средства возбуждения внимания, допускают их или даже любуются ими, но их подсознание отвергает такие средства. Поэтому специалист по управлению марками совсем не доверяет вспомогательным средствам в духе ярмарки и избегает их, даже если кое-какая идея сенсации может быть особенно соблазнительной, и первые успехи скрывают правду.

Дело вовсе не в том, что плакат чисто делового стиля или наглядные изображения первой рекламы появляются в огромном масштабе. Память или длительное воздействие на человеческую психику – это простой продукт силы и частоты возбуждения чувств. Большой плакат, изданный небольшим тиражом, столь же эффективен, что и маленький плакат, вышедший соответственно большим тиражом. Само собой разумеется, что при таких соображениях требуется установление минимальной величины, которая как показатель порога возбуждения очень различна для всех видов товаров и идей марок.

Если средства очень ограничены, тогда оказывается целесообразнее увеличить силу и уменьшить частоту, чтобы вообще не остаться ниже пороговой величины возбуждающего воздействия.

Если, тем не менее, вы можете позволить себе инвестировать много денег в крупномасштабное планирование марки, тогда частота возбуждающего воздействия важнее, чем сила отдельного рекламного средства. Даже если показатель запоминаемости как продукт силы и частоты теоретически остается одинаковым, то, тем не менее, во втором случае уменьшаются побочные воздействия той агрессивности, которая в ином случае станет ощутимой. Отдельные сильные, т.е. крупноформатные средства рекламы воздействуют также на сознание, что с точки зрения цели рекламы приносит мало пользы, так как в сознании реклама оценивается именно как реклама. Это приводит к неправильным ассоциациям. Не реклама должна стать осознаваемой, а доверие к марке должно подсознательно укрепиться.

По той же самой причине для начальной рекламы рекомендуется самый простой метод сообщения, которым занимается в своем магазине уже знакомый нам торговец Герман Шмидт. Когда он правильно с точки зрения стиля ставит в витрине рядом с товаром плакат и пишет на нем «Свежее – только что привезено!», тогда эта самая настоящая косвенная реклама методом сообщения. Ведь этот его плакат с одинаковой силой привлекает внимание не только тех клиентов, которые до сих пор уже продемонстрировали свой интерес к его шоколаду, но и совсем незнакомых с его шоколадом чужаков, которые рассматривают выставленные в витрине товары. Подсознательному представлению наблюдателя этот плакат говорит три вещи: 1) то, что товар свежий; 2) что, очевидно, на этот товар существует определенный, и отнюдь не несущественный спрос и, следовательно, 3) что этот товар должен быть хорош. Эти соображения наблюдатель отнюдь не делает осознанно, но он осознает только чувство определенного доверия и стимул к покупке. Подсознание часто комбинирует удивительно быстро, если речь идет о часто повторявшихся комбинациях, и если деловое преимущество становится узнаваемым.

Такие и подобные деловые сообщения в большой степени отвечают на подсознательный вопрос о праве рекламы на существование. Если предметные, конкретные плакаты и иллюстрации благодаря своей ненавязчивости в какой-то мере уклоняются от этого вопроса, то в случае с деловыми сообщениями их целесообразность ясно подтверждается с подсознательно эгоистичной точки зрения потребителя. Суть в том, что такие сообщения вовсе не воспринимаются как агрессивная реклама, вызывающая у человека чувство того, будто бы он сам не способен принять осознанное решение.

Этот процесс следует представить себе наглядно. Рекламное средство пытается задержать спешащего мимо человека, чтобы вырвать его из его собственных мыслей и что-то прокричать ему. Если человека удается задержать, и потом он поймет, что речь идет о рекламных утверждениях, то у него подсознательно возникает чувство отрицательного, так как в душе он не считает чистую рекламу вправе задерживать его. Жадный интерес рекламиста он воспринимает как оскорбительный. Он чувствует, что это «только» реклама. Если же он, тем не менее, получает некое объективное сообщение, о котором он, в крайнем случае, подумает, что оно предназначено больше для других, чем для него самого, то он, все же, отметит положительное в словах.

Объективное, деловое сообщение подсознательно ощущается как «положительное». Его право на существование признается без возражений. Оно считается объективно полезным так же, как и любая чисто редакционная газетная новость, целесообразность или право на существование которой не вызывает сомнений, даже если она находится вне круга интересов кого-то из читателей.

Объективные, деловые сообщения оставляют лицо марки неизменным. Даже глазурь очень сильно подчеркнутого стиля деловитости как типичная реклама внедрения в состоянии усилить навязчивость лица марки, так что реклама выполняет как раз свое истинное задание: представить марку в правильном освещении, не делая ее при этом навсегда зависимой от этого освещения.

Область деловых сообщений как средства рекламы значительно больше, чем, очевидно, считается в практике современной рекламы. Почти для всех товаров можно составить сообщения аппарата продажи для его заинтересованных лиц. Самое главное тут вовсе не то, обращаются ли при этом официально к преобладающему большинству слушателей. Они оказываются под впечатлением и ощущают невольный интерес также и тогда, когда тот, кто занимается рекламой, на первый взгляд обращается специально к специалистам, оптовикам или прочим крупным потребителям.

Кроме того, о свойствах самого товара, об особенно благоприятных условиях производства, источниках сырья, о ценах мирового рынка, об улучшениях, изобретениях и подобных специализированных проблемах можно составлять объективные сообщения, обладающие сильным косвенным рекламным воздействием.

К этому добавляется сфера советов, например, о применении, консервировании, покупке и проверке фирменного товара.

Независимо от того, подходит ли предприятие для того, чтобы сообщать общественности о событиях на фирме, его внутренних вопросах, таких как ответственность людей, зачисление на работу новых специалистов и т.д., или же сообщения об успехах за границей могут произвести впечатление на чувство потребителя в направлении роста престижа марки, всегда действует одно правило: Хорошая реклама черпает исключительно из круга идей самого фирменного товара.

Для специалиста по брендингу иногда нелегко бывает перенести однажды определенный стиль предпринимателя на многие средства рекламы, которые должны привести предпринимателя к непосредственному общению с потребителями, но это, в любом случае, нормальное и выполнимое профессиональное задание. Зато одним из самых трудных заданий, которыми должен заниматься специалист по брендингу, является оказание влияния также на аппарат продажи в такой степени, чтобы тот, по крайней мере, не мешал стилевому воздействию брендинговой техники.

В личном общении классического купца с потребителем методы рекламы и продажи непосредственно соответствовали его собственному виду стиля. На современных крупных предприятиях предприниматель едва ли вступает в личные отношения с потребителем. Поэтому было изобретено искусство рекламы со вспомогательными средствами, которые передают стиль предпринимателя и тем самым должны создавать нечто вроде замены личного соприкосновения.

Та же самая огромная дистанция между личностями предпринимателя и потребителя существует также в процессе продажи. Эту дистанцию преодолевает организация продажи. Но здесь носителями стиля сущности предпринимателя становятся не терпеливые листы бумаги и подобные материалы с легко изменяемой формой, а отдельные люди, которые черпают необходимую для успехов продажи силу внушения именно из своеобразия их стиля, и поэтому форму их можно изменить только в незначительной мере. Хороший тип продавца, что полностью соответствует особенности этой профессии, в самой большой степени связан с агрессивным стилем. Тем самым он оказывается в вечном антагонизме со специалистом по рекламе, заклятым врагом которого он является почти всюду там, где практические успехи не позволяют признать духовное лидерство за одной или другой стороной.

Если приоритетом обладает стиль аппарата продажи, то последовательная брендинговая техника становится практически невозможной, так как требования к рекламе со стороны организации представителей (дилеров, филиалов) очень скоро создадут такой род рекламных средств, который очень близок к типичному стилю ярмарки. С другой стороны, хороший аппарат продажи, который обладает правильным темпераментом и энергией продажи, не может быть втиснут в чуждый ему, сдержанный и влияющий преимущественно на подсознание стиль.

Соображения брендинговой техники о плоскостях сознания, основных законах психологии и подобных предпосылках рассматриваются настоящим продавцом только как ошибочные, ложные, изощренные каверзы. И в этом он со своей точки зрения прав. Требование способности продажи трудно соединить с требованием тщательных наблюдений за принципами стиля, и поэтому каждое крупное предприятие, в особенности, в отрасли, занимающейся фирменными изделиями, должно будет считаться с продолжительным конфликтом в области стиля, из-за которого такое предприятие во многих отношениях – как доказывает современная практика – по-прежнему одной ногой застряло в ярмарочном стиле.

Задача предпринимателя или специалиста по брендинговой технике состоит в том, чтобы не позволить этому внутреннему противоречию повлиять на образ марки в общественном мнении. Как правило, это также возможно предотвратить, причем как раз вследствие того, что между аппаратом продажи и потребителем остается еще одно промежуточное звено: оптовики и розничная торговля.

Розничная торговля – очень полезное учреждение. Это она представляет предпринимателя в профессии продажи перед настоящей общественностью. Ее стиль остается подчиненным стилю рекламы предприятия. Во всяком случае, несомненно, что розничная торговля нейтрализует соприкосновение продажи между предпринимателем и потребителем, так что марка и реклама преимущественно остаются эффективными с точки зрения стиля.

Даже случайные промахи и срывы в личном поведении некоторых немногочисленных розничных торговцев едва ли будут перенесены на марку, так как у большинства фирменных изделий число пригодных розничных торговцев настолько велико, что потребитель не чувствует себя связанным с отдельными людьми, а подсознательно получает только очень нейтральное и бесцветное представление о понятии сбытовой сети как связующего звена или посреднической организации. И это, в конечном счете, самовластная цель образования марки.

Итак, если исключить редкие недостойные примеры розничной торговли, которые при случае могут в маленьком кругу вызвать недоверие к какому-либо фирменному изделию, то, как правило, при защите фирменного стиля товара и рекламы розничная торговля берет на себя важную роль фильтра от актов грубого насилия со стороны аппарата продажи или предпринимателя. Большинство крупных предпринимателей после уже произошедшей сегодня специализации экономических задач потерпели бы жалкий провал, если бы им пришлось вернуться к своим истокам и сыграть роль владельца лавки Германа Шмидта на начальной стадии его деятельности.

Поэтому нужно напомнить о том, что истинное время обучения торговца начинается с того места, где происходит его непосредственное соприкосновение с публикой. При этом следует признать, что за прошедшее время розничная торговля утратила в области брендинговой техники очень многое из своей первоначальной самостоятельности. Однако взамен этого она получила определенную уверенность в ходкости товара, как это добровольно сделали первые приверженцы торговца Германа Шмидта, ставшие его дилерами или руководителями филиалов.

Если бы теперь некоему крупному предпринимателю, тем не менее, пришла бы в голову идея пройти назад по пути торговца Германа Шмидта и «набросить» на рынки сбыта обширную сеть из собственных магазинов, то этим он создал бы в какой-то мере полностью зависимую розничную торговлю, которая включала бы в свой состав только штатных служащих. И тогда больше не было бы аппарата продажи, воздействие которого могло бы угрожать стилю – но при этом пропала бы и значительная часть живости.

Определенная самостоятельность розничной торговли и, прежде всего, ее собственная ответственность очень полезны для существования. Концерны, владеющие сетями универмагов, из-за разнообразия их товаров и из-за соблазнительного чувства власти организационной техники являются не создателями марок, а врагами марок. Они непосредственно противоречат цели завоевания общественного доверия для «породистой», высокоразвитой профессиональной специализации. Вместо этого их характерной чертой является ни к чему не обязывающая пестрота ярмарки дешевого ширпотреба, щеголяющей только низкими ценами. В случае исключений из этого типа публика сразу снова подчеркивает специальные достижения.

Даже если аппарат продажи, естественно, не может влиять на своих клиентов в розничной торговле так же бесцеремонно, как продавец на ярмарке, ибо речь также идет, в конце концов, о постоянных клиентах, с которыми нужно обращаться заботливо, то, несмотря на все воспитание заботы о клиенте стиль общения часто остается существенно жестче, чем это могло бы быть позволено в общении с потребителем с точки зрения брендинговой техники. Различные методы хороших продавцов, с которыми те благодаря искусству убеждения, крикливым, преувеличенным аргументам, неделовым беседам с широким употреблением свежих анекдотов ошеломляют розничного торговца, забивают ему голову, при применении их непосредственно к потребителю означали бы быструю смерть любой молодой марки.

Если предприниматель со своей маркой и средствами рекламы получает контакт непосредственно с потребителем, то он при помощи своего аппарата продажи может контролировать только одно отдельное звено в цепи «предприниматель – продажа – (оптовик) – розничный магазин – потребитель». Несмотря на относительную самостоятельность оптовиков и розничной торговли, эти органы образуют единую семью с аппаратом продажи, и упрочнение их связей – это внутрисемейные дела, которые только при повышенном давлении на продажу доходят до потребителей.

Следовательно, когда предприниматель через форму средств рекламы и прочую деловую практику позволяет открыто проявиться воинственному стилю своего аппарата продажи, то он не осознает ценности своей марки и стиля обращения с клиентом постоянно размещенной в одном и том же месте розничной торговли, который должен дать марке нейтральную основу для ее независимого жизненного развития.

Также те обычные упреки, которые аппарат продажи традиционно высказывает в адрес розничной торговли: лень, безразличие, неспособность к новаторской работе и т.д., всюду, даже там, где они опираются на доказательства, почти регулярно являются несправедливыми. Пассивность розничной торговли – это добродетель, которая приносит пользу хорошей марке. Как раз в качестве нейтрального представителя потребителей розничная торговля отражает особенности рынка, которые она только искажала бы своей собственной инициативой. Вопреки смыслу обвинений предприимчивая розничная торговля созданием собственных марок или слишком большим энтузиазмом к новым экспериментам очень затруднила бы положение на рынке и ухудшила бы, по меньшей мере, самостоятельность развития марок.

Эта благоприятная пассивность розничной торговли, само собой разумеется, справедлива только по отношению к фирменным изделиям с точки зрения предпринимателя. При продаже вещей, которые не могут быть причислены к массовым товарам, т.е., например, при торговле книгами, предметами искусства, одеждой, бельем, лампами и т.д., воздействие пассивности было бы катастрофическим.

Опыт звена «аппарат продажи» с розничной торговлей как основы стиля для влияния на потребителя не имеет почти никакого значения. Само собой разумеется, всегда интересно услышать от аппарата продажи, как он оценивает ситуацию со спросом, как розничная торговля распределяет марки, и какие конкурирующие марки проигрывают или выигрывают. Но ни розничная торговля – которая в большинстве случаев видит лишь слишком маленькую область, чтобы делать настоящую профессиональную оценку – ни оптовики, ни аппарат продажи не могут сами принимать решение о стиле марок и средств рекламы, так как для этого требуется то знание общего положения, которым может обладать только предприниматель.

Уже говорилось, что у хороших марок укрепление на рынке может быть достигнуто гораздо легче и надежнее, если не применяется какое-либо повышенное давление аппарата продажи. Как только на розничную торговлю оказывается слишком большое давление, в результате чего, она, со своей стороны, тоже оставляет стиль старательного при продаже, но нейтрального с точки зрения брендинга консультанта своих клиентов и усиленно навязывает определенные марки, то тут же возникает опасность передачи этого давления потребителям, за чем последуют их защитные движения.

Похожая опасность возникает из-за организации торговли вразнос или торговли в рассрочку в собственной администрации крупных предприятий.

При этом жесткость продажи предпринимателей передается непосредственно к потребителю, который в случае неоднократного повторения предпочитает уклониться от такого давления и вместе с тем теряет всякое чувство доверия к имени предприятия или марки. Собственные организации сбыта непосредственно потребителям в индустрии фирменных товаров очень редки и, в общем, ограничиваются товарами, обладающими относительно высокой розничной ценой, которые поэтому покупаются только разово. К этому нельзя причислять так называемую домашнюю рекламу (когда продавцы ходят по домам и организациям, предлагая свой товар), для которой есть свои особенные законы. Но важно тщательно продумывать каждый случай, когда аппарат продажи выходит из своих узких рамок посреднической деятельности и делает свой воинственный стиль продажи ощутимым для потребителя, что идет во вред предприятию.

Существуют большие предприятия с очень ненавязчивыми кадрами аппарата продажи, которые работают больше со штатными коммивояжерами, нежели с представителями, работающими за комиссионные, и тем самым основывают все свое существование преимущественно на силе марки. Вероятно, как раз благодаря этой односторонности они достигают уверенности самых сильных и самых надежных марок на рынке. Разумеется, нужно упомянуть, что только предприятие, уже надежно располагающее крепкими позициями, может позволить себе штатный аппарат коммивояжеров, тогда как новое предприятие требует более незначительных финансовых обязательств воинственного штата представителей.

Поэтому также довольно регулярно можно наблюдать автоматическое развитие нового предприятия от продажи через представителей с высокими комиссионными до постепенного перехода на постоянный штат коммивояжеров, получающих постоянное жалование и только иногда вознаграждаемых премиями.

Тем не менее, нетерпеливый предприниматель всегда хочет опереться на большой, сильный аппарат продажи, и при этом он едва ли выйдет из-под вечного давления ярмарочного стиля, пока он позволяет своему аппарату продажи в решающей степени определять стиль.

В любом предприятии по лицу марки и по средствам рекламы сразу можно определить, кто определил лицо предприятия: аппарат продажи или специалист по брендингу. Это средство различения дает возможность серьезной самопроверки также тем предпринимателям, которые мало склонны от случая к случаю следовать за подробным ходом мысли психолога.

Загадочность некоторых успехов марок и многих неудач марок не так уж велика, если подумать о том, что потребитель всегда озабочен своей мнимой подсознательной самостоятельностью. Потребность массы в привязанности ужасно сильна, но эта потребность такова, что хочет быть выражена через собственные изъявления мнения или добровольные действия.

Но это невозможно при принуждении, которое явно заставляет человека ощутить свою неспособность думать и поступать самостоятельно, по крайней мере, это невозможно в долгосрочной перспективе. Сила воли к продаже всегда может иметь временные успехи, но тоже только до тех пор, пока эта сила существует и располагает средствами, которые лежат вне области влияния на мнение. Краткосрочность успеха продаж происходит не только из нанесения ущерба лицу марки, которое изменяется под давлением продажи, но и просто из вопроса рентабельности. Большой расход сил у большинства фирменных изделий оказывается нерентабельным в длительной перспективе. Сильный аппарат продажи состоит преимущественно из личностей, которые не дешевы, и успех остается связанным с их жизнью и смертью.

Тем не менее, целью брендинговой техники является собственная жизнь идеи или марки, так чтобы она могла как можно лучше выдерживать кризисы, а также, чтобы даже сравнительно слабый менеджер смог бы успешно управлять ею долгое время.

Эта формула различения не полностью идентична с большим различием между ярмарочной торговлей и настоящим купечеством, однако очень близка к нему. Она основывается на различии обоих слов, означающих рекламу – устаревшего ее понятия «Reklamе» и современного «Werbung», если в обоих случаях вернуться к происхождению этих слов.

Краткий вывод:

Продавец стремится навязать свой товар клиентам.

Специалист по брендингу пытается создать марку и средство рекламы, которые пригодны для того, чтобы привлечь клиента.

Один стиль означает оказание давления, другой стиль стремится добиться силы притяжения, воздействия «засасывания», чтобы соблазнить на покупку, но клиент при этом не теряет чувства самостоятельности своего выбора.

Нельзя неоднократно «навязывать» фирменные изделия массе потребителей. Можно неоднократно навязывать их отдельному розничному торговцу, если ходкость марки допускает большой спрос. Розничный торговец лишь редко абсолютно не зависим в своих решениях, так как он, по меньшей мере, непосредственно подвержен воздействию силы внушения продавца, а также со своей стороны находится в состоянии борьбы с конкурентами, которая препятствует ему в свободе действий.

Только потребитель внешне свободен, и поэтому «принудительная» продажа у него редко может повторяться. Масса потребителей слишком велика, слишком аморфна и подвержена слишком многим влияниям, чтобы с помощью принуждения хорошего продавца стать зависимой на длительное время. Поэтому здесь действуют совсем другие законы, чем те, которые может включать опыт лучших представителей. Пока речь идет о розничных торговцах, действует техника продажи. Как только речь заходит уже о массах потребителей, стиль техники продажи становится бессмысленным.

Может вызвать недоумение, что эти мысли здесь так подробно варьируются, но переоценка рекламы нашего времени неоднократно делала любые соображения брендинговой техники иллюзорными и породила настроения в пользу средств принуждения, которые обладают видимостью длительного достижения цели ровно настолько, пока какой-то конкурент не объединит преимущество лучшего знания со здоровыми материальными условиями для творчества. Также в экономическом соревновании народов между собой эти проблемы однажды приобретут большое значение.

Через все графические изображения современной рекламы, а также тексты объявлений, плакатов и т.д. проходит это различие навязывающей и засасывающей формы со всеми возможными градациями – как видимый знак того, какие именно идеи руководят предприятием: идеи аппарата продажи или идеи брендинговой техники.

Типичный продавец всегда стремится идентифицировать рекламу с самим собой. Он говорит о мощности, действенности, назойливости, психическом принуждении и подобные сильные слова. Он хотел бы, чтобы весь его арсенал аргументов, оборотов речи, шуток, сенсаций и риторики, при помощи которых он завоевывает торговцев, также бы отражался в средствах рекламы, хотя речь на этот раз идет уже не о бизнесменах, а о потребителях.

Когда вы видите плакат, на котором рука держит какое-то фирменное изделие, или на котором изображен человек с раскрытым ртом и соответствующими заголовками, тогда знайте, что такие средства рекламы порождены психикой типичного продавца. Каждый человек, занимающийся рекламой, должен регулярно спрашивать себя: Является ли тот или иной плакат, объявление и т.д. «навязывающим» или «засасывающим»?

Несмотря на многочисленные промежуточные ступени противоположность этих двух подходов настолько сильна, что почти на каждом предприятии преобладающее значение получает тот или другой способ выражения. И потому также отчетливо можно определить, следует ли в данном случае ожидать кратковременный успех – и, вероятно, также серию краткосрочных успехов – или же долговременный успех, способный сравнительно легко пережить кризисные времена.

Если вы видите товар, аппетитно представленный хорошими красками, и при этом обаяние изображения не уменьшают слишком много лозунгов или прочих «добавок», тогда перед вами «засасывающее» рекламное средство, которое именно «агитирует» и представляет в соблазнительном виде, вместо того, чтобы навязываться. Также объективные, деловые тексты могут создавать стимул. Но это всегда должно быть «стимулом», «соблазном», но только не каким-то назойливым изобразительным или текстовым криком.

Вполне логичный, но непонятный для некоторых рекламистов опыт учит, что «тихие» рекламные средства достигают гораздо большего воздействия, а также непосредственно слышимы гораздо отчетливее, чем назойливость всякого рода. Потребитель хочет смочь «обнаруживать» кое-что самостоятельно; в его душе тут же возникает чувство отторжения, когда его насильно тыкают носом во что-то, если он сам непосредственно не ощущает преимуществ.

Естественно, поворотная точка этих противоположностей не находится в одном и том же месте у разнообразных видов товаров. В общем, большие круги потребителей требуют более грубых средств, чем более узкие круги потребителей, численность которых остается ограниченной из-за вида товаров или их цены. Однако почтенная деловитость приносит пользу и в случае с фирменными изделиями самого широкого спроса, такими как сигареты, моющие средства и т.д.

Еще одна дурная привычка, причину которой можно найти в недостаточной способности продавцов к абстракции, это изображение большого количества товаров. Когда в каком-то магазине или также на фотографиях вы видите ряды из десятков пылесосов, сотни плиток шоколада или тысячи пачек сигарет, то можно с уверенностью сказать, что это идея аппарата продажи, который ошибочно предполагает также и у потребителей ту же радость от массового оборота, которую ощущает он сам. Однако потребителя всегда интересует только один единственный пылесос и соответственно только одна единственная пачка сигарет. Массовость, огромное количество товаров вызывает у него нечто вроде опасений. Это буквально уменьшает ценность товара и создает для него характер «ширпотреба».

Такие неправильные оценки и заблуждения продавца ежедневно доказываются в форме печальных повторений. Существует много марок, которые из-за таких нагрузок даже после многих лет технических доказательств своей надежности так и не зажили своей собственной жизнью, хотя дилетант этого так и не понял.

Продавец с гордостью расскажет своему клиенту-торговцу, что оборот его фирменного изделия удвоился, или, что оно достигло самого большого оборота в округе, в Германской империи, и, возможно, даже во всем мире. Вероятно, он такими словами сможет укрепить доверие торговца к продаваемости своего товара, но если он считает, что такими же средствами убеждения на плакатах, в объявлениях и т.д. он сможет в конкурентной борьбе добиться симпатии потребителей, то он глубоко ошибается.

Потребитель только с очень индифферентными чувствами получает из всего этого знания о том, как обстоят дела у бизнеса некоего предпринимателя; и поэтому лучше всего вообще избавить его от этого. Однако ему совершенно все равно, принадлежит ли он сам к большинству, которое решилось выбрать какую-либо марку. Зарубежные успехи, разумеется, в некоторой степени пробуждают у него патриотическое чувство солидарности, но в остальном его интересуют только его собственные желания и преимущества, которые он вовсе не идентифицирует с желаниями и преимуществами неизвестного ему большинства или какого-то предприятия. Если его коллега или какой-то другой знакомый расскажет ему о товаре в благоприятном ключе, то это имеет для него большое значение.

Все же, количественная оценка незнакомых ему масс, как бы статистически надежно она ни была доказана, легко вызовет у него чувство противоречия и будет стимулировать его особые желания. Ни один человек в своей частной жизни не хочет быть частью массы и не хочет, чтобы с ним обращались как с частью массы. Разумеется, здесь тоже снова нужно подумать о различии видов товаров. Вышесказанное относится, прежде всего, к таким фирменным изделиям как шоколад, сигареты и т.д., которые предоставляют свой выбор вкусовым предпочтениям потребителей. Если же, напротив, какое-то лекарство может похвастаться многими тысячами исцеленных с его помощью больных, то это было бы, без сомнения, чрезвычайно полезно и выгодно.

Другая типичная ошибка – нагромождение аргументов. Продавец стремится произвести впечатление на своего клиента-торговца кучей технологических процессов, гарантий, доказательств и утверждений о высоком качестве товара и тем самым принудить его сделать заказ. Такое же изобилие аргументов, с которыми он, исходя из своего опыта, смог иметь успех у торговцев, он хотел бы увидеть также на всех средствах рекламы. При этом он не думает о другом направлении движения и, прежде всего, не думает о том, что в случае с потребителями он имеет дело не с отдельным человеком, на которого он может устно оказывать влияние, а с массой, на которую он как раз и не может устно влиять своей силой внушения, и которая не склонна и даже не в состоянии заниматься письменным воспроизведением его аргументов.

Средства рекламы – это композиции из слов и изображений, но отнюдь не консультации продавца. Большая масса не способна понять что-то, что выходит за рамки единственного очевидного аргумента. Для тех, кто интересуется по-настоящему, на почти каждом рекламном средстве можно где-нибудь добавить не слишком заметные поясняющие тексты, но любое подчеркивание большей части рекомендаций таило бы в себе только то устрашающее воздействие, которое по опыту следует из антипатии массы к любой умственной работе.

В искусстве торговли часто рассматривается в качестве позволенной военной хитрости, когда торговцу рассказывают сказки об успехах продажи и признаниях. Конечно, для торговца нелегко впоследствии проверить правду, так что искусный продавец, вероятно, часто в состоянии что-то внушить отдельному торговцу, выдав желаемое за действительное. Но если он, тем не менее, ошибочно полагает, что может применять такие же трюки также и в рекламе по отношению к единству потребительской массы, тогда возникают роковые ошибочные ассоциации.

Хорошим примером пользующихся дурной славой наивных откровений души продавца является неумная фраза «Мандрил остается мандрилом». Она может быть типичной для беседы торговцев, но масса воспринимает эту фразу только как слабую защиту от каких-то скептиков. Еще более отчетливо это видно на неприятных осложнениях, которые можно наблюдать на рынке: «Люди правильно говорят, что мандрил остается мандрилом!» Тот, кто придумал эту фразу, надеется, что с ее помощью убедит массу, будто бы масса действительно сама выразила такое важное мнение. Но мозг массы, который в подсознании всех потребителей реагирует единообразно, так не думает и сразу ощущает неправду или бездарную выдумку.

Так же обстоит дело со следующим дополнением: «Пусть кто-то говорит, что хочет, но мандрил все равно остается мандрилом!» В таком предложении мозг массы инстинктивно чует сильно уменьшающиеся показатели продаж и попытку избавиться от недружелюбной критики.

Любое проявление сокровенных мечтаний рекламиста бессильно и неспособно к убеждению. Один из важных законов брендинговой техники гласит, что реклама должна только стимулировать образование благоприятного общественного мнения, но она никогда не должна предварять фиктивное формулирование благоприятного мнения, тем более что никогда нельзя надежно рассчитать ход мысли публики. Нужно выбирать изображения и слова, которые побуждают потребителя, чтобы он сам приобрел хорошую оценку марки и доверие к ней.

Но очень заблуждаются насчет успеха те, кто выписывает самому себе хорошие сертификаты и вследствие этого предотвращает или мешает единственно эффективному образованию убеждения в мозгу массы.

Каким бы бессмысленным ни казалось уже простому здравому смыслу, когда кто-то с преувеличенным самохвальством хочет пробудить хорошее впечатление и сам говорит все возможное, что он, собственно, хотел бы слышать из уст своих приверженцев, но такой подход в дилетантстве рекламы, все же, является правилом. К этому относится также много определений вроде сладкого слова «превосходно», которые вызывает ощущение определенного надувательства, ибо речь при этом не идет о звучащих правдоподобно утверждениях, потому что такие определения находятся вне обыкновенного словоупотребления и напоминают о неудачных попытках мошенничества.

Нетерпеливому продавцу больше всего хотелось бы просто приказывать. Он хотел бы, чтобы каждый потребитель говорил о его товаре или что этот товар необходим. Самым глупым образом он использует рекламные средства, чтобы объявлять свои желания, вследствие чего он никогда не добьется доверия общественного мнения.

Особенно повелительное наклонение в рекламе всегда без исключения является слабым или вызывает нежелательный эффект. Масса только тогда может любезно позволить что-то приказывать себе, если она еще до этого поверит в то, что она подчинилась добровольно.

Масса нуждается в вере в собственную инициативу. Она сначала хочет только сама признать марку, к которой она после этого привязывается как к своему собственному изделию или к своему собственному открытию. В действительности сама марка – продукт массы, в мозгу которой она должна образоваться как составная часть мира представления.

Хоть и говорят, что это специалист по брендингу создает марку, но это только языковое упрощение. Специалист по брендингу в какой-то мере только поставляет композицию материала, которая является особенно подходящей и соблазнительной, чтобы быть принятой массой и пробудиться к живой марке. Жизнь в марку может вдохнуть только масса, но этого нельзя добиться силой, а можно только простимулировать.

Естественное следствие таких размышлений решает также вопрос имитаций. Продавец с самым напряженным вниманием следит за любым видом рекламы, – будь это реклама конкурентов или также только реклама какой-либо отдаленно родственной отрасли фирменных изделий. Если он ошибочно полагает, что может наблюдать позитивные успехи (к чему он всегда склонен, так как «другие» ведь всегда все делают лучше, чем его собственная фирма), то он настаивает на применении таких же средств воздействия. В большинстве случаев он не осознает причин этих успехов, или вообще не осознает масштаб узнаваемого успеха. Самые лучшие средства рекламы «непереносимы», не поддаются передаче.

Если вы хотите вызвать симпатии к какому-либо товару, то вы можете работать только лишь с теми средствами, которые могут выводиться из особенности самого товара, т.е. являются непереносимыми. Необходимый принцип рекламы марок – избегать любых рекламных средств, которые с помощью изменения имени могли бы быть использованы также конкурентами или для рекламы совсем других видов товаров. Помимо всего прочего, это приводит к риску, что кто-то снова скопирует рекламную идею и тем самым украдет также уже оплаченное воздействие рекламы или же ослабит, выхолостит такое воздействие. Вследствие этого специалист по брендингу должен исследовать каждое рекламное средство на предмет того, может ли оно при несущественных изменениях быть применено также для других рекламных целей, и не является ли оно по этой причине непригодным. В консультациях продавцов можно без особых опасений подражать общераспространенным средствам убеждения неделового рода, в рекламе же это невыгодно.

Продавец может потратить много минут и, в случае необходимости, даже часов, чтобы с помощью своих аргументов добиться успеха у клиента. Средство рекламы часто должно воспламенить или произвести заманчивое впечатление уже через одну секунду. Этого времени достаточно, в крайнем случае, лишь для одного единственного объективного аргумента, и даже при этом стиль тоже играет большую роль в памяти, чем содержание.

Средства продажи – это не средства массовой рекламы. Стилем хорошей рекламы марки должен быть стиль молодой дамы, которая никогда не может раскованно и грубо навязывать себя, но которая с помощью тайного искусства соблазна представляет себя в правильном свете, пока мужчины сами не принесут ей жертву.

4. Психика массы

«Какими бы разными ни были цели марок, их всегда можно единообразно основывать на законах, которым следует мозг массы, так как марка – это только понятие в мозгу массы».

«Сама марка – это продукт исключительно психики массы».

«Для оказания влияния на массы в понимании специалиста по брендинговой технике необходимо ограничиться простым ясным звучанием, тоном или стилем и продемонстрировать при этом уверенность в себе, спокойствие и силу».

Брендинговая техника – это искусство, которое отнюдь нельзя составить просто из успешных фактов. Постоянно меняющаяся картина рынка, сильные различия в областях восприятия различных марок и особенно разнообразные масштабы рассматриваемых потребительских масс свидетельствуют, что педантичное повторение рекламных средств, которые однажды имели успех, в действительности является проблематичным. Важно, что в результате накопленного опыта сегодня стала понятна необходимость психологических соображений, и что мы видим стремление определить основные законы вместо того, чтобы только собирать рецепты для простых имитаций.

Очень немногие рекламисты знают, насколько велико изобилие дилетантских попыток в сфере брендинговой техники, и насколько малым, напротив, остается количество марок, которые приобрели влияние в сознании общественности. После таких констатаций можно оценить, насколько решающим обычно является фактор случайности и как мало доверия заслуживает поверхностная имитация случайных успехов. Тот, кто хочет добиться некоторой уверенности и заменить, или хотя бы в значительной степени дополнить удачу специальными знаниями, должен заняться также образующими теорию заключениями, которые хоть и выводятся из трезвых наблюдений, но после этого через абстракции ведут к интеллектуальной области обусловленности нашей свободы воли.

Это, кажется, немного связано со стилем эпохи Ренессанса нашего времени, что основательное знание и ремесленное мастерство утратили престиж в сравнении с пафосом художественного вдохновения. Если брендинговая техника или реклама вообще должна подняться до уровня художественной дисциплины, то нужно напомнить о том, что как раз старые мастера располагали очень большими знаниями и ремесленным мастерством. Ни одна даже самая гениальная творческая натура не может обойтись без надежного знания материала, если требуется создать долговечные ценности.

Учебник брендинговой техники хоть и не может заменить богатство идей и художественное мастерство, но он может научить тому, как можно практически оценить эти дары богов и сделать их полезными для надежного достижения цели. Причина дилетантства нашего времени в сфере брендинговой технике это не отсутствие свежих идей, а нехватка выдерживающих критику знаний, с помощью которых можно отделить зерна от плевел. Молодой художник, который в доверии к своей гениальности с определенным комфортом верит, что сможет обойтись без трудной школы старых мастеров, приобретет так же мало уверенности, как и молодой специалист по рекламе, который доверяет исключительно своим способностям генерировать идеи, не приобретя через изучение ремесла никакого критерия, позволяющего отличить пригодное от непригодного.

Критерий специалиста по рекламе происходит из знания психики массы.

Какими бы разными ни были цели марок, их всегда можно единообразно основывать на законах, которым следует мозг массы, так как марка – это только понятие в мозгу массы. Как бы сильно ни противились этому естественное чувство и простой разум, но неопровержимым является осознание того, что все люди остаются охваченными чем-то вроде общей души, и что мы все в каждое мгновение, в котором мы представляем собой часть массы, ограничиваемся в нашей свободе мыслить и свободе воли одними и теми же законами.

У каждой клетки человеческого тела есть что-то вроде ее собственной жизни. Даже если, вероятно, и нельзя говорить о способности каждой клетки организма мыслить, то, все же, мы знаем, что фактическая собственная жизнь возникающих и умирающих клеток по существу уклоняется от нашей власти. Все клетки в свою очередь обладают чем-то вроде общего мыслительного аппарата или жизненного центра, будь то центральная нервная система или мозг. Здесь мы говорим не об анатомическом исследовании и описании. Нам важно лишь констатировать, что не только каждая отдельная клетка ведет свою собственную жизнь, но что также и все государство клеток, которое называют человеком, образует жизненное единство.

Так же обстоит дело и с массой. Она составлена из многих людей как из клеток. У каждого отдельного человека, как у каждой отдельной клетки, есть что-то вроде собственной жизни. Так же, как человек как комплекс клеток обладает мозгом массы клеток, так и масса как совокупность отдельных людей многими особенностями своего поведения очень отчетливо доказывает существование мозга массы.

Мозг массы влияет на жизненные функции государства клеток в значительно большей степени, чем обычно принято считать. С другой стороны, так же и у клеток тоже есть определенная доля в своеобразии метода работы человеческого мозга. Современная медицина неоднократно констатировала взаимодействия между мозгом человека и чувством направления клеток. Все же каждый раз нужно очень четко различать две самостоятельности, хотя речь идет, собственно, только об особи и о совокупности особей.

В случае с массами людей отдельный человек, как кажется, в будничной жизни в значительной мере сохраняет свою собственную жизнь. Однако в действительности вышестоящий мозг массы влияет на проявления жизни отдельных людей настолько исключительно сильно, что им, в точности как клетке, удается только в самом внутреннем круге задач сохранять что-то вроде собственной жизни.

Для отдельного человека едва ли возможно было бы на долгое время в одиночестве оставаться способным к духовному развитию, так же, как и отдельная клетка только в ограниченный период может демонстрировать свою жизненную силу.

Человек, который не привык делать наблюдения и констатировать обусловленность своей свободы мышления и свободы воли, думает, что он независим в своих решениях. В действительности же он живет и умирает в огромных организмах человеческих масс, так же как отдельная клетка в иерархии человеческого тела.

Когда завязывают отношения с отдельными людьми, то факт стоящей выше психики массы едва ли узнаваем. Но как только вместо отдельных людей исследуют проявления жизни больших человеческих групп, – и в брендинговой технике мы преимущественно имеем дело с массами – то существование мозга массы сразу становится заметным.

Душа мозга массы практически в столь же малой степени является совокупностью душ отдельных людей, из которых внешне состоит масса, в какой душа отдельного человека может рассматриваться как совокупность душ клеток. Как раз поэтому столь важно осознание своеобразной самостоятельности всех структур, ибо опыт, который был накоплен с отдельными индивидуумами, вовсе не обязательно всегда является определяющим для создания и использования средств воздействия, которые должны быть применены по отношению к мозгу массы.

Если, например, представитель аппарата продажи заявляет о том, что у него есть определенный опыт с его отдельными клиентами, тогда ему следует возразить, что этот его опыт при всем признании его успехов с мозгами отдельных индивидов вовсе не обязательно содержит еще и отправные точки для применения его по отношению к мозгу массы.

Очень трудно сделать факт мозга массы понятным, тем более, что мозг массы, в свою очередь, тоже дает о себе знать только через проявления индивидуальных мозгов, которые управляются законами психологии масс. Для нас не существует анатомически видимого или ощутимого мозга массы, и, прежде всего, масса не ограничена, а переменчива в своей величине в соответствии с каждой системой координат. Но ведь и психику отдельного человека тоже нельзя представить привязанной к какому-то отдельному анатомическому органу человека. Однако можно на опыте установить, говорит ли какой-то человек в том или ином случае как индивидуум или же как орган частичного образования соответственно вышестоящего мозга массы. Ради простоты мы здесь отождествляем мозг и психику, ибо так или иначе оба эти слова могут считаться только символами умственной жизни.

Душа – это композиционная сила, которая создала соответствующую целостность клетки, человека или массы и оснастила их своеобразием. Поэтому она также не может быть локализована как орган. Разум же, напротив, это инструмент, который, как представляется, в некоторой степени связан у людей с клетками мозга, и у масс становится наглядным в виде фигуры вождя. Разумеется, роль разума всегда подчинена душе.

Раньше неоднократно применялось слово «психоз», когда нельзя было привести какие-нибудь созвучные мнения больших человеческих групп в соответствие с разумностью индивидуальной психики. Говорили об идейных инфекциях, массовом бреде и подобных сравнениях, которые все, однако, могут оцениваться только как необычные симптомы мозга массы. При этом индивидуальная психика фигуры вождя может подчинить себе большие человеческие массы почти вплоть до отказа от любой теоретической разумности. Специалист по брендингу, тем не менее, имеет дело больше с будничными симптомами мозга массы.

Кинорежиссер, которого интересующийся искусством человек упрекает в недостатке вкуса, отвечает, как свидетельствует практика, обычно так: «Вы не знаете публику». Он имеет в виду массу, у которой другой мозг, нежели у индивидуума, и она также предъявляет другие вкусовые требования. Как раз кинокритика особенно отчетливо заставила некоторых психологов осознать четкое различие между мозгом масс и мозгом отдельного человека. Самые лучшие специалисты и самые видные художники могут очень стараться, создавая идеальный фильм, и, все же, это почти всегда остается неуверенной спекуляцией на труднопонимаемом вкусе публики, который принимает самые поразительные решения. Эта неуверенность именно в случае с кино неоднократно приводила к очень примитивным почерпнутым из опыта принципам, например, к большой переоценке малозначимых поверхностных деталей какого-либо успеха, к подражанию предполагаемой привлекательности и, наконец, к одностороннему признанию ценности «марки» известных актеров. Все это – признаки большой неуверенности по отношению к непостижимому мозгу массы, который лишь редко можно привести в согласие с областью разума и вкуса индивидуальных мозгов.

Тем же опытом обладает каждый политик, каждый врач, каждый полицейский и вообще каждый человек, который как индивидуум располагает определенной умственной самостоятельностью в его собственной области и противостоит образованию массы. Исходя из своего опыта, он всегда склонен предполагать у этой массы нечто вроде меньшей разумности. Главный признак мозга массы – это то, что его способность мыслить существенно меньше, чем у мозга индивидуума. Из этого следуют очень важные для рекламы принципы.

Возьмем хотя бы только маленькое количество умных, благоразумных людей, из которых каждый отдельный человек в своем собственном кругу доказал определенную умственную самостоятельность и способность мыслить, и дадим этим людям советоваться между собой о каких-нибудь общих интересах. Уже в случае с маленькой группкой объективный наблюдатель – если он сам не связан с кем-то из этой группы своими интересами и поэтому остается непредвзятым – с удивлением заметит, что умственный уровень такого совещания в очень значительной мере уступает уровню отдельных индивидуумов. И не имеет значения, идет ли речь о некоммерческих организациях или об экономических группировках. Может случиться так, что цель превращается в свою противоположность, и общественность этого не замечает. Часто случается, что решения более или менее противоречат интересам всех участников, что принимается нечто почти роковое. Почти всегда результаты не видят будущего, ибо – что очень похоже на то, что во время марша идущий медленнее всех человек определяет скорость всего марша – самый неактивный в духовном плане и самый близорукий ограничивает всю умственную область. Вообще умственные достижения никогда не являются результатами паритетных размышлений больших человеческих групп, но они появляются только вследствие действий отдельных сильных личностей.

По мере того, как увеличиваются группы людей, сокращается и их общая способность мыслить. Если отобразить крайние различия психики массы и индивидуальной психики в виде числовой градации, то соответствующий общий мозг наблюдаемой человеческой группы с ростом численности этой группы очень скоро сместится от образца индивидуальной психики к образцу психики массы.

Это и есть та причина, из-за которой часто приходится говорить о численном порядке выделенной какой-либо марке массы потребителей. Дорогие деликатесы, дорогие ткани, дорогие предметы потребления и специальные товары имеют, в общем, лишь небольшой круг сбыта. Применимые методы рекламы в изображении и тексте при этом до определенной степени еще могут опираться на отдельные опыты с индивидуумами, но, между тем, их уже нельзя когда-либо использовать непосредственно, так как даже самая маленькая группка уже демонстрирует отчетливые симптомы более примитивной психики массы. Но если нужно рекламировать такие фирменные изделия как моющие средства, шоколад и т.д., то уже необходимы очень сильные упрощения. Из всех потребительских товаров у сигарет, вероятно, самый большой сбыт среди фирменных товаров, и поэтому здесь уже на практике нужно считаться со значительным сближением с теоретическим образцом психики массы.

Не только числовая величина соответственно заинтересованной группы людей определяет степень массово-психологического характера, но и интенсивность интереса. Итак, одновременно очень важно и то, какой доли требует какая-либо проблема в мозгу массы. Чем больше участие массы, чем важнее ощущаются жизненные отношения, тем более отчетливо будут также – как и при росте численности – массово-психологические качества.

Можно столкнуться с многочисленными примерами, которые наглядно представляют различие между психикой массы и индивидуальной психикой. Когда вы беседуете с каким-нибудь человеком о его профессиональном опыте или какой-либо специальной области, где он практически работал, то вы часто находите в нем удивительную самостоятельность мышления, которая значительно выше общего уровня. Но если вы для сравнения направите беседу на какую-то тему, которая занимает аналогично большую группу людей или общественное мнение вообще, то вы с удивление ощутите сильное падение умственного уровня. Самостоятельность оценки, чувство ответственности за критику или также только потребность в самых простых предпосылках компетентности исчезают почти полностью. Вместо собственных заключений появляются модные слова, лозунги, бессодержательные, как у попугая, повторения чужих слов, сопротивление против любого объективного способа рассмотрения и неразумное упрямство подчеркивания мнения, которые никак не согласуются с предыдущей способностью мыслить этого же индивидуума. Теперь уже с вами говорит не индивидуум, а часть массы.

При всех таких примерах нельзя упускать из виду, что масса преимущественно очень неточно выражается через рупор части массы. Массе очень трудно выразить себя словами, так как она не размышляет, не формулирует мысли и слова, а только подхватывает лозунги и демонстрирует свою позицию действием. Чтобы получить ясное представление о положении дел, следует предположить, что масса все еще сохранила значительно больший инстинкт, как его сохранили и некоторые низшие организмы.

У индивидуума такой инстинкт уже был сильно вытеснен гипертрофией разума. Итак, если человек однажды излагает свою позицию как индивидуум, а потом высказывается уже как часть массы, то последнее следует рассматривать скорее как симптом мозга массы, а не как надежное доказательство мнения. Можно не только предположить, но и достаточно часто доказать, что человек как индивидуум часто представляет совсем другое, даже прямо противоположное мнение, чем то, которое он высказывает как часть массы и наоборот. Нередко бывает так, что почти все члены массы как индивидуумы отвергают какое-то дело, но своими действиями почти без исключения демонстрируют признание и одобрение того же самого дела.

Может даже считаться правилом, что во многих случаях в человеке можно увидеть конфликт, причиной которого являются различные инстинктивные ориентации влечения его двойного существования как целого и в то же время как части целого, хотя это и не осознается так явно, как частое противоречие между личными интересами и обязательствами.

Важный для специалистов по брендинговой технике пример разделения индивидуальной психики и психики массы дает любая подборка мнений о рекламе. Только очень немного людей в душе отдают себе отчет, что большую часть их действий, связанных с покупками, нужно объяснить рекламой. В общем, люди верят, что следуют за своей собственной беспристрастной оценкой, когда располагают доверием к фирменному товару. И когда говорят о силе внушения рекламы, то каждый человек невольно рассматривает себя как исключение из правила.

Ни один человек, который занимается бизнесом, не станет опровергать то, какое большое значение имеет реклама, и какую власть она доказывает ежедневно. Но одновременно каждый противится представлению, что на него самого, как и на всех остальных, тоже в значительной мере оказывают влияние, считая его неспособным к самостоятельному мышлению и решению. Этот странный разлад, который каждый может наблюдать на собственном примере, происходит из того, что человек как разумный, способный мыслить индивидуум на самом деле почти не ощущает никакого влияния. Реклама всегда влияет на человека лишь настолько, насколько он является частью массы, причем индивидуальная критическая способность мыслить в значительной мере исключается, так что процесс не доходит до сознания.

Однако самое примечательное в этом процессе – это тот способ, с которым индивидуальный мозг примиряется с влиянием мозга массы. Так как индивидуальный мозг привык строить все мнения на самостоятельно приобретенных убеждениях, то он совершает что-то вроде самообмана и, не раздумывая, защищает мнение массы как результат приобретенных им самим убеждений. Если в таких случаях спросить о более точных сведениях, то очень скоро возникает типичное замешательство с обычно непонятной раздражительностью, даже у людей, которых, в общем, можно считать очень миролюбивыми и благоразумными.

И специалист по брендингу и массовый психолог в областях, выходящих за рамки их профессиональной деятельности, точно так же подчиняются стоящей выше психике массы, как и все остальные. Ученый сказал бы, что меняется лишь система координат.

С другой стороны, руководитель театра или директор киностудии очень отчетливо отличает самого себя и своих сотрудников, с одной стороны, от публики как наименования с трудом поддающейся определению массы, с другой стороны. Он знает, что у публики есть странные воззрения и желания, которые он в душе не понимает, но должен их изучать, ибо это часть его профессии. Он подсознательно достаточно часто чувствует себя как посетитель зоопарка или сумасшедшего дома, и он никогда не будет идентифицировать себя самого с массой.

В любой другой системе координат это особое положение режиссера полностью меняется. Для владельца сигаретной фабрики руководитель театра или директор киностудии – это только маленькая незначительная часть большой массы его потребителей с той же самой умственной несамостоятельностью, которая отличает и все остальные части массы.

Но и производитель сигарет со своей стороны тоже немедленно опускается на более низкий уровень массы, когда он идет в кино. Каждый почтовый служащий, полицейский, врач, официант, вообще каждый человек, который при каком-либо случае в особом положении противостоит массе, может собрать доказательства безрассудства и бестолковости массы, к которой он, со своей стороны, тоже принадлежит сразу же при смене системы координат.

Точное различение между индивидуальной психикой и психикой массы имеет двойное значение для специалиста по брендингу.

Во-первых, признание этого различия является условием очень тщательной критики выражений мнения. Оценки рекламы или критику эффективности рекламы и подобные основанные на опыте утверждения со стороны публики, нужно воспринимать с крайней осторожностью. Всегда нужно сначала удостовериться в том, говорит ли здесь индивидуальная психика или психика массы. Индивидуальная психика регистрирует только свои собственные впечатления и поэтому не способна свидетельствовать о впечатлениях психики массы. Психика массы едва ли регистрирует и в своих высказываниях раскрывает лишь инстинктивные ориентации влечения для действий. Потому все высказывания мнения об эффективности рекламы (вне кругов специалистов) в любом случае утрачивают свою буквальную ценность. Невозможно строить какие-нибудь основывающиеся на опыте принципы непосредственно на сформулированных высказываниях массы.

Как часто специалист по брендинговой технике сталкивается с тем, что какой-то товар или какая-либо идея осуждается мнимой общественностью через уста отдельных людей, и при этом триумфальное шествие товара или идеи не может остановиться. То, что говорит индивидуум, не имеет значения при проблемах массы. То, что масса говорит устами отдельных индивидуумов, нужно оценивать только симптоматично. Решающим для специалиста по брендингу является то, что масса затем делает в действительности.

Во-вторых, различие между психикой массы и индивидуальной психикой является определяющим фактором для вида рекламных средств. Масса реагирует совсем на другие раздражители, нежели индивидуум. Для этого необходимо представить эту противоположность на отдельных примерах свойств. Разумеется, нельзя забывать, что речь идет о теоретических крайностях, между которыми на практике существуют постепенные переходы, причем пропорционально к величине массы.

Собственно, можно говорить не о массе вообще, а о градациях между обеими крайностями, более или менее приближенные примеры которых можно обнаружить в действительности.

Для лучшего понимания представим это в виде перечня:

1. Основное различие состоит в способности мыслить.

Теоретический индивидуум способен самостоятельно делать выводы, умеет делать самостоятельные оценки, и его действиям предшествуют разумные соображения. Масса же абсолютно неспособна мыслить. Она пренебрегает даже самыми простыми умозаключениями. Ее разум носит почти животный характер, который понимает предложенные стимулы только до той степени, пока они без принуждения и без какого-либо преобразования приспособлены к наличествующей инстинктивной воле. Если при этом не затронуть наличествующую инстинктивную волю или затронуть ее только в неудовлетворительной степени, то масса не отреагирует вообще, даже если благоразумное размышление оказалось бы исключительно полезным.

С помощью доводов разума можно воспитать отдельного человека. Масса же повинуется фундаментальным законам, от которых ее нельзя заставить отказаться. Воспитание массы означает даже не преодоление существующих инстинктов, а только изменения направления с помощью изменения мыслительного питания в духе дрессировки.

2. Индивидуум старается никогда не дать ввести себя в заблуждение внешним видом. Содержание речи, статьи, картины и т.д. для него важнее внешней формы. Масса, напротив, может понять интеллектуальное содержание попытки убеждения только тогда, когда речь идет о самых простых формулировках самых простых идей. Комбинация двух или нескольких идей или даже двух или нескольких формулировок остается для массы непонятной. С другой стороны, масса исключительно восприимчива к внешне видимому стилю, к ритму, к тону речи, к театральности, пафосу, короче, ко всем сбалансированным композициям непосредственно узнаваемых элементов формы. Можно было бы назвать это своего рода массовым инстинктом, который занял место недостаточных умственных способностей.

Масса часто воспринимает какое-либо рекламное средство как кто-то, кто вовсе не владеет языком и поэтому приходит к оценке рекламы лишь с помощью чувств через всякие чисто внешние несущественные элементы, такие как форма, жест, поза и цвет. Не будет ошибкой разъяснить способность понимания большой массы на примере поведения домашней собаки, которая не понимает слова своего хозяина, но иногда поразительным способом понимает смысл произнесенного из сопутствующих обстоятельств, если это позволяет ей обладание представлениями. Этим объясняется также то, что собака через восприятие сопутствующих обстоятельств, которые не осознает сам говорящий, иногда приближается к правде даже ближе, чем было предусмотрено. Кое-какие обманы, причиной которых является смысл слов, тогда не имеют успеха, так что приходится считаться с инстинктом тонкого слуха массы, который очень просто может быть объяснен тем, что говорящего выдают такие неконтролируемые им явления как интонация, движения руки и т.д. Таким же способом можно объяснить грубые ошибки, на которые обращают внимание при языковых интерпретациях мозга массы.

3. В памяти индивидуума огромное количество результатов опыта занимает так много места, что для простых впечатлений остается совсем мало пространства. Память массы едва ли обременена умозаключениями и познаниями, и вследствие этого масса демонстрирует почти загадочную память на форму и цвет. Предпочтением определенных слов, форм и цветов даже по прошествии десятилетий и иногда даже веков масса очень отчетливо доказывает продолжение существования образов в памяти, которые могли быть получены много поколений назад. Однако они ограничиваются простыми впечатлениями без доказуемых мыслительных изменений.

Из этого для специалиста по брендинговой техники получаются не только многочисленные точки соприкосновения, но и некоторые опасности с трудом понимаемых разумом предубеждений или часто необъяснимых отклонений.

4. У индивидуума естественная инстинктивность сильно ограничивается разумом и приобретенными им из опыта знаниями и умениями. Поэтому подверженность индивидуума чужому влиянию критически ограничена и привязана к убедительным доказательствам. Масса очень инстинктивна и поэтому ее легче сравнивать с примерами животных. Проявления инфекции эпидемического характера, которые у индивидуума остаются ограниченными телом, у массы овладевают также психикой, которая в ее инстинктивности вызывает в памяти многочисленные аналогии с болезнями.

Идея, которую индивидуум регистрирует как что-то чисто умственное и как бы прячет ее в выдвижной ящик на тот случай, если она понадобится, в психике массы может зажить независимой жизнью, которая подобна картине увеличившихся в миллионы раз микробов как носителей идеи. На этом факте основывается самостоятельность жизни марок, которые могут продолжать расти совершенно независимо от критического разума отдельных индивидуумов, как будто они сами являются живыми существами. Причина этого явления – это, очевидно, незначительная умственная самостоятельность мозга массы, который еще демонстрирует животные качества, какие индивидуум знает только от телесных органов.

5. Индивидуум эгоистичен. Масса тоже эгоистична, но только в основной тенденции и без целеустремленности. На обращение к эгоизму масса всегда отвечает одобрительно, но этот эгоизм – особенно с помощью сильных идейных инфекций – можно направить на курс, который прямо противоречит эгоистичным интересам отдельных людей. Отсюда следует важный для практики вывод, что масса часто поступает непоследовательно.

Совершенно невозможно сделать понятными массе какие-либо долгосрочные процессы развития в истинных картинах. Она видит только «сегодня» и беззаботно верит в «завтра». Маленькая моментальная выгода «сегодня и сейчас» для массы настолько соблазнительна, что она, не раздумывая, пожертвует ради нее стократно большей выгодой, которая, однако, появится лишь через несколько дней. Такую близорукую позицию массы можно преодолеть только с помощью сильных идейных инфекций.

Эгоизм массы жесток, как только она восприняла цель. Тем не менее, он касается сначала вопросов существования массы и только в более или менее сильно уменьшенной мере преимуществ составляющих массу индивидуумов. Так, например, страстный государственный эгоизм почти никогда не приносит счастья подданным, но вместо этого требует от них больших жертв. Уменьшившаяся в сравнении с индивидуумом духовность обуславливает также сокращение этических основных законов. Благодарность, сочувствие, раскаяние и обязательство перед самим собой масса никогда не сможет почерпнуть из самой себя. Они могут обладать значением как идейная инфекция, не показывая при этом настоящего этического содержания, так как они остаются ограниченными лишь внешними признаками.

По этой причине многие попытки рекламистов, которые полагают, что могут скрыть свои коммерческие цели, и умоляют о сочувствии, исходят из ошибочных предпосылок. Плакаты и объявления, которые требуют от массы какого-либо обязательства по отношению к бедствующим личным интересам, считаются доказательствами слабости. Масса любит сильных и никогда не любит слабых, если только слабый не извлекает пользу из какой-либо идейной инфекции в тени сильной воли, как это спорадически и очень нерегулярно может происходить при пропаганде гуманитарных идей.

6. Все низшие живые существа, собственно, подчиняются только роковой силе, безразлично, оказывается ли она мощной в физическом или также только в умственном отношении. В таких случаях стадный характер становится отчетливо заметным. Отдельные индивидуумы с возрастающим интеллектом преимущественно упрямы и чужды общности. Они редко позволяют управлять собой, объединять или делать зависимыми. Масса, однако, оказывается исключительно нуждающейся в поддержке, как только она верит, что может ощутить мощную силу как надежную опору. Предпосылкой является определенное созвучие в ритме движения.

Физический мир и вместе с тем также массовая психика демонстрирует что-то вроде потребности в консонансе, созвучии. Об этом еще нет связных научных объяснений, и поэтому это утверждение также основывается лишь на эмпирическом факте. Индивидуум с его стремлением к самостоятельности демонстрирует лишь небольшую потребность в консонансе, но масса очень сильно показывает эту форму мыслительного согласования. Это становится тем отчетливее, чем сильнее раздается звук и чем больше он случайно или по умному расчету соответствует готовности к колебанию – тематически или структурно.

Для оказания влияния на массы в понимании специалиста по брендинговой технике необходимо ограничиться простым ясным звучанием, тоном или стилем и продемонстрировать при этом уверенность в себе, спокойствие и силу. Всякую неуверенность, любое изменение методики психика массы через весьма чувствительные органы колебания сразу воспринимает как доказательство слабости и наказывает за это ростом риска ухода. Некоторым всадникам довелось на своем опыте узнать, что лошадь сразу же ощущает любую неуверенность, причем настолько тонкими органами, что это кажется почти необъяснимым. Эта чувствительность животного абсолютно идентична с массой, которая не может на длительный срок привести в соответствие внутреннее противоречие или слабость со своей сильной потребностью в опоре, если какая-либо альтернатива вообще имеется в наличии.

7. Масса считает другими масштабами времени, нежели индивидуум. Медлительность образования идей, внедрения марок, изменений мнения и воздействия всех средств влияния пропорциональна величине массы. Многие предприниматели терпят неудачу из-за огромной медлительности мозга массы. Не только потому, что они не могут ждать, пока марка не станет жить в мозгу массы, но они также в ходе рекламных кампаний очень легко забывают о длительном периоде «разогрева» всех средств оказания влияния, который должен пройти, пока они начнут по-настоящему работать. Кампания с размещением объявлений часто показывает результат только по прошествии недель и месяцев, так что сезонный товар на декабрь нужно пропагандировать у больших масс уже в октябре.

Самая частая ошибка та, что рекламная идея прекращается прежде времени. Если отдельная примитивная мысль постоянно вдалбливается снова и снова, то скоро наступает момент, когда индивидуальная психика предпринимателя больше не может вынести монотонность рекламного средства. Все друзья предпринимателя, его аппарат продажи и многие коллеги по отрасли, которые обычно сопровождают его рекламу индивидуалистической критикой, жалуются на безыдейную тупость и настаивают на новых изобретениях. Но ведь только к этому моменту масса вообще начинает совсем тихо ощущать эту стереотипную рекламную идею. Если предприниматель – как это преимущественно и происходит – отказывается от рекламы, давно наскучившей лично ему самому и его друзьям, то он тем самым отказывается и от использования трудоемких и дорогих истоков успеха.

Прежде чем большая психика массы что-то поймет, ставшая внимательной индивидуальная психика уже сотни раз разочаруется бездуховностью, примитивностью надоевших повторений. Если отдельные предприниматели доказывают, что их реклама дала результат сразу и поэтому не нуждалась в упомянутом выше периоде «разогрева», то нужно сказать, что речь при этом могла идти только о начальном шоковом действии без продолжительности, которое принадлежит к стилю ограниченной по времени ярмарки.

Странное, стоящее выше всех нас – в соответствии с теми или иными системами координат – групповое существо, которое мы называем массой, можно сравнить с сильным животным, которое до определенной степени позволяет управлять собой, если предъявленные требования не сопротивляются механизму животного. Каждый специалист по брендинговой технике, как и актер, знаком с понятием капризного чудовища публики, которое сегодня послушно несет на руках добившегося успеха, но уже завтра даже при несущественном промахе растопчет его своими огромными ногами. Внушающее страх капризное своенравие – это в действительности выражение правил игры, которые все еще остаются непонятыми, потому что любой порыв психики массы закономерен.

В этих приведенных выше строках даны только несколько важных точек опоры для знания психики массы, в котором специалист по брендинговой технике нуждается для своей работы. Количество свойств, которое можно развить из этого основного изображения, очень велико. Поэтому самой важной школой для специалиста по брендингу является накопление собственного опыта о свойствах психики массы с помощью трезвых наблюдений, причем для каждой специальной области, которая ставит этому специалисту профессиональные задачи.

Эта классификация, как ни странно, может оставить без внимания возможные различия групп по уровню образования. Подчеркнуто индивидуалистические круги так или иначе, как правило, очень малы. Но даже тот особый случай, когда два равным образом узкоограниченных круга представляют две группы, из которых одна состоит из людей с академическим образованием, а другая преимущественно из работников ручного труда, на практике не демонстрирует существенного различия массово-психологических свойств.

В гораздо большей мере нужно учитывать географические различия. Исходя из опыта, образование психики массы несколько интенсивнее на юге, чем на севере. Сильная театральность, пафос, показные жесты, громкие слова и подобное внешнее оформление без приоритета содержания на юге уже в маленьком кругу воспламеняют массовую инфекцию, тогда как на севере в группе такой же численности отдельные люди еще не отказались бы в такой же мере от своей индивидуальности и тем самым также от своей критики.

Германия находится в промежуточном пространстве между проявляющим готовность к инфекции населением юга и более своенравными индивидуалистическими людьми севера. Пока неясно, основываются ли эти географические различия на климатических условиях, на плотности населения, на возрасте общностей или на более древнем типе человека юга или совершенствовании человек севера. Важен тот факт, что попытка закрепления марки должна считаться не только с законами психики масс, но и одновременно с критикой со стороны индивидуальной психики в соответствии, среди прочего, и с географическим критерием.

Сама марка – это продукт исключительно психики массы. Она мыслима или жизнеспособна только в питательной среде психики массы. Индивидуальная психика не имеет к марке никакого отношения. Пока психика массы могущественна по причине своего размера, критика со стороны индивидуальной психики не может причинить никакого вреда. Если, однако, некая группа, как это преимущественно случается в практически пригодных к обработке областях, не охватывает совокупность географически отделимой массы народа, и если нужно считаться с тем, что существуют, в конце концов, также другие специалисты по брендинговой технике (сознательные или бессознательные), которые ведут конкурентную борьбу за идейное влияние, то возникает опасность, что какое-то бесцеремонное оскорбление индивидуальной психики взорвет психику массы и погонит человеческий материал к новым, направленным в другую сторону идеям.

В ежедневном образовании психики масс участвуют не только отдельные, но и довольно многочисленные специалисты по брендинговой технике. И речь при этом идет не только о коммерческих целях, но и весьма различных областях общественного интереса.

Как нельзя представить клеточное строение человека просто как скопление массы абсолютно аналогичных отдельных частей, так же нельзя рассматривать и психику массы в качестве абсолютно гомогенного группового понятия. Отдельные клетки, как и отдельные люди, показывают определенные различия в уровне и положении, которые получаются из градации силы собственной жизни. У мозга массы есть структура, которая, вероятно, при более подробных исследованиях проявляется как очень сложная, но для практики позволяет принять понятный простой смысл структуры.

Каждая большая группа – это собрание подгрупп, которые, в свою очередь, тоже состоят из подгрупп. Физика предлагает в качестве сравнения картину сооружения материи из групп и подгрупп, т.е. из органов, веществ, молекул, атомов, электронов и т.д.

Вожди или представители таких восходящих групп, как их аналогично показывает все человеческое общественное устройство, – люди с растущей самостоятельностью. Они – хранители психики массы. С их относительно более сильным индивидуализмом и происходящей из этого большей мыслительной способностью (только по сравнению с частями мозга масс!) они заботятся о том, чтобы управляемостью психики массы нельзя было долго злоупотреблять в ущерб интересам массы. Из них формируются соответственно новые руководители, которые благодаря предпочтению новых идей марок позволяют при случае заменять или вытеснять существующие идеи марок по причине их недостойности.

Итак, для специалиста по брендингу, если он хочет добиться уверенного существования для своей марки, речь идет о том, как он влияет на психику масс, не обижая при этом готовых к критике, но на практике почти всегда неизвестных руководителей групп. Вследствие этого рекламные средства так же, как и марки должны быть совершенно неуязвимы также для индивидуальной психики. Индивидуальная психика не может сделать марки живыми, так как это может только психика массы. Но индивидуальная психика может нанести вред.

При дилетантской критике рекламных средств очень часто можно услышать вопрос, почему же специалист по брендинговой технике вообще дает подробные текстовые сведения, если психика массы все равно неправильно понимает или не замечает их. Это факт, что такие сведения в объявлениях едва ли когда-нибудь читают, если они надежны. Но горе, если в таких сведениях попадется пусть даже самая маленькая ошибка! В таком случае сразу появляются неизвестные до тех пор стражи, которые бдительным взглядом критически следят за всеми ошибками и которые могут основательно испортить настроение массы.

Особенный метод пропаганды марок как раз и основывается на использовании существования в массе таких руководителей групп. Специалист по брендингу говорит об образовании клеток, когда он словом и стилем обращается к отдельным «младшим командирам». Известно, что почти в каждой маленькой группе потребителей можно найти человека, который задает тон. Один умышленно или неумышленно решает в своем окружении, какой цвет галстука является современным. Другой определяет, какие сигареты курить. Третий человек считается непререкаемым авторитетом в вопросах радиоприемников и т.д. Этот тип достаточно одинаков для всех видов марок. Добраться к нему легче всего с помощью конкретных, объективных сведений, которые он наиболее охотно использует при поучениях в своем окружении и вместе с тем при случае выполняет похвальную работу по внедрению.

Но берегитесь стилевой путаницы с типом литератора или представителя мировоззрений с индивидуалистическими претензиями. Эти люди – совершенно независимо от оценки их прочих качеств – почти всегда лишены инстинктов и совершенно не связаны с массой. Нельзя ожидать, что руководители клеток как индивидуумы выделяются в духовном плане и отстаивают действительно индивидуалистическую умственную самостоятельность. Это не выдающиеся ученые, не смелые исследователи или творческие художники, так как такое значение отчуждало бы их от массы. Истинные руководители клеток массы являются настоящими частями массы, и их преимущественное положение следует только из органической структуры психики массы, но их так же нельзя изолировать как причины критики, как нельзя изолировать от человеческого тела клетки, в которых должно быть подтверждено местонахождение разума.

Главная задача для специалиста по брендингу – это с помощью самой строгой последовательности и этики положительных достижений избежать опасности каких-либо противоположных влияний на психику массы. При этом нужно также сохранять видимость. Некоторые очень большие марки уже были совершенно неожиданно уничтожены вредными инфекциями психики массы, только потому, что своевременно не приняли во внимание невидимых представителей критики.

Слово «масса» породило за последние десятилетия богатую литературу, которая, тем не менее, почти единообразно ограничивается классификацией феноменов. Тому, кто хочет подробнее разобраться с природой масс, можно посоветовать обратиться к соответствующим публикациям автора («Аналогика» и «Молитвенник для королей»).

Здесь же достаточно сказать лишь то, что более или менее большое количество людей еще не представляет собой массу.

Предварительное условие для массы – это совместный интерес, который соединяет людей в большой организм. Явления массы всегда проявляются только в связи с общим интересом.

Каждый человек одновременно принадлежит ко многим массовым или большим организмам. Так бывают политические, религиозные, мировоззренческие, социальные и другие столь же обширные большие организмы, которые борются друг с другом как хищники без оглядки на включенных в них индивидуумов, как только они при поиске приверженцев вступают в конфликты друг с другом. Они отчетливо показывают органическую структуру всех живых существ с головой, органами и субстанцией. Если они располагают большой полнотой власти, то они чрезвычайно угрожающи. Если они из-за роковых обстоятельств теряют свою голову (по причине дегенерации или смерти), то начинается то безумное разрушение, какое характеризует все живые существа без умственного контроля.

Феномен освобожденных массово-психологических сил сначала сделал проблему масс заметной в истории. Тем не менее, нельзя забывать, что речь при этом идет как раз только о лишенных руководства больших организмах, качества которых так же мало типичны для общего понятия массы, как и качества безумца нельзя считать типичными для нормальных людей.

Кроме того, существует много меньших и поэтому неприметных масс, например, масса приверженцев шоколада Шмидта, сигарет «Ova», крема «Nivea», почитателей какого-то целителя и т.д. Часто массы носят очень недолговечный, кратковременный характер, как при несчастных случаях, сенсациях, демонстрациях протеста и т.д. Однако они всегда должны через аналогичный, пусть даже органически ступенчатый интерес, уметь сделать большее количество людей подвластными какой-то идее.

Цель брендинговой техники заключается в создании структуры массы, подвластной какой-либо пропагандируемой идее товаров или услуг, которая сохраняется в неизменном виде как можно более надежно и со слепым доверием, черпаемым из самой себя, в растущей мере представляет интересы предпринимателя.

5. Основные черты брендинговой техники

«Вы никогда не ошибетесь, если будете сравнивать марки с растениями или даже людьми».

«Первый вопрос специалиста по брендингу всюду звучит так: «Какие особенные достижения имеются в наличии, и из чего как доказательства особенно высокого качества можно сформировать идею марки?» Без идеи марки уверенности в успехе быть не может».

«Человек может успешно обманывать некоторое время, марка этого не может».

Перечисление основных законов естественного образования марок служит для того, чтобы специалист по брендинговой технике научился избегать всего, что могло бы навредить естественному росту фирменного изделия. Настоящая марка уже сама по себе демонстрирует энергичные инстинкты роста.

Вы никогда не ошибетесь, если будете сравнивать марки с растениями или даже людьми. Садовник всегда должен придерживаться условий роста, которые все равно предписаны природой. Он может обрезать, готовить почву, полоть сорняки и осторожной рукой направлять рост на правильный путь.

Но ему все равно нужна благоприятная погода, и если солнечный свет конъюнктуры довольно долгое время полностью отсутствует, тогда от него уже требуется большая сдержанность и ангельское терпение, чтобы не потерять мужество и убежденность в ценности его труда. Нужно смириться с тем фактом, что иногда даже самым лучшим и самым успешным маркам потребовалось много лет для развития. Если также вполне возможно преодолеть время бедствий с быстро выращенными тепличными растениями, то при этом нельзя забывать, что такая идея марки так же как растение исчерпывает свои силы слишком быстро и без остатка, чтобы долго оставаться жизнеспособной.

С другой стороны, есть много примеров того, что, несмотря на большие наводнения идей и бурные изменения климата в экономике после долгих лет полного забвения первый солнечный луч стабильных времен может снова заставить прорости погребенные в глубине земли старые корни, и марка, давно считавшаяся умершей, сможет заново пробудиться к удивительно сильной жизни.

Может вызвать недоумение, что автор при каждом случае снова и снова подчеркивает обусловленный природой период развития даже у очень хороших марок, но эта предпосылка здоровой брендинговой техники, судя по опыту, понимается и признается гораздо меньше, чем все прочее учение. Каждый предприниматель сразу хочет увидеть успех, и своими насильственными попытками он часто разрушает самые прекрасные творения марок.

Противоречие, которое существует между рекламой как «Reklame» и рекламой как «Werbung» или между стилем ярмарки и стилем почтенного купца, имеет власть также над созданием языка для пробуждения представления.

Можно произвести впечатление на массу и вбить ей в голову образы представления, но при этом всегда нужно считаться с краткосрочностью воздействия, которое зависит от длительности сравнительно значительных затрат сил. Любое давление вызывает противодействие, и при любом ослаблении накопившееся противодействие проявится. Смысл любого произведения впечатления основывается на характерной особенности памяти мозга массы, но как показывает уже специальное образное выражение «произведение впечатления», процесс происходит при этом как бы только на поверхности. Все, что как последующее следствие с помощью размышлений глубже вонзается в мозг и таким образом закрепляется в подсознании тверже, чем поверхностное давление, ускользает при этом от всякого контроля. Мозг массы стремится сохранить себе свою собственную жизнь. При сильном давлении он будет уклоняться с очень странными независимыми от разума цепочками представлений, и такие последующие мысли дадут в итоге более постоянное богатство памяти, чем отпечатанные на поверхности образы; однако полезны ли эти более постоянные ценности памяти для цели предпринимателя, часто очень спорно.

Совсем иначе обстоит дело, если вместо давления применяют средство инфекции как подобие процесса влияния на общественное мнение или мозг массы.

Собственно, специалист по брендинговой технике даже не хочет убеждать, уговаривать или направить массу к соответствующему цели мнению. Средства объективного убеждения – для него только бациллоносители, которые он использует, чтобы внести в мозг массы способную к развитию идею. Это что-то вроде процесса оплодотворения – сравнение с инфекцией требует таких иллюстрированных дополнений – и оплодотворяющие части идей должны привязываться к каким-нибудь несущественным мелочам, чтобы найти вход в мозг массы.

Из этих сравнений следует, что оплодотворяющие носители марок или носители идей проникают в мозг массы в как можно большем количестве. Чем больше находится в распоряжении возбудителей, тем больше вероятность оплодотворения. Важное задание специалиста по брендинговой технике – преподнести свою марку потребителям в как можно более многочисленных экземплярах. Однако кроме большого количества это требует также надежной конструкции и внутренней силы носителей идей, которые в своем своеобразии уже с самого начала должны вызывать симпатии и восприниматься легче, чем какие-либо чисто объективные деловые аргументы.

При всех обстоятельствах это сравнение дополнительно требует учета естественного периода «разогрева», который можно назвать инкубационным периодом.

Пока оказывают простое давление, время эффективности зависит от силы средств давления и от пригодности формы давления. Но при идейных инфекциях мозг массы определяет не только успех, но и необходимый для этого период развития. Никогда нельзя сеять слишком много зерен, так как многие зерна упадут на бесплодную почву, и некоторые преждевременно утратят свою жизненную силу из-за неблагоприятных местных условий. Но если уже начнется что-то вроде прорастания, тогда сеятель уже больше не может определять, как долго времени пройдет, пока семя прорастет, пустит корни, твердо укрепится в почве и получит способную к размножению жизнь. Этот ход времени определяется природой. Каждое излишнее форсирование этого процесса разрушает, ослабляет или предваряет мнимый урожай, который больше не даст созреть собственной силе размножения.

Ведь это же сама масса, которая начинает производить и размножает возбужденную, простимулированную идею. Если простимулированная идея не уточнена в ее возбуждающих средствах и носителях или же ее форма не подходит для непосредственного восприятия мозгом массы, тогда может случиться так, что созданная впоследствии мозгом массы идея сильно отклоняется от цели марки. Особенно в случае с мозгами особенно больших масс тяжело предотвратить то, что вырастет нечто совсем другое, нежели то, что, как считалось, было посеяно. Даже при неподвижной форме фирменного изделия могут возникнуть ошибочные воздействия, которые внезапно позволяют оживать совсем другим маркам, чем было запланировано.

Есть много примеров подобных недоразумений мозга массы. И задание специалиста по брендинговой технике состоит в том, чтобы предотвратить такие отклонения, причем как раз на основе его опыта с особенностями психики массы и с помощью чистоты воздействия идей и носителей идей.

Также опытный специалист по брендинговой технике должен вести себя довольно пассивно по отношению к неизбежному инкубационному периоду. Он ограничится тем, что с самым напряженным вниманием обратит внимание на первые симптомы, которые сообщат о начале образования марки и покажут признаки жизни результатов размножения, и тогда сразу же ухватится за это и будет развивать марку дальше.

Торговец фирменными товарами находит симптомы жизни в начале самостоятельного спроса. Идеи марки в мозгу массы после продолжительного периода развития – если они вообще просыпаются к собственной жизни – начинают требовать для себя питания; и это такие фирменные изделия, для которых идея марки была приведена к развитию. Цель оплодотворения мозга массы определенными идеями состоит в том, чтобы возникли потребности специфического вида, которые могут быть удовлетворены исключительно принадлежащим к этому фирменным изделием. Требование питания фирменного изделия при здоровых идеях марки должно постепенно очень энергично быть поставлено массой. Предпринимателю тогда не придется тратить даже приблизительно так много усилий, сколько тратит рекламист со своими средствами давления, так как инфицированная масса сама своенравно и непоколебимо будет подчеркивать спрос. Вместе с тем благодаря убеждению массы в крайней необходимости или преимуществах фирменного изделия, убеждению, которого масса придерживается добровольно, но оно подсознательно связано массовой инфекцией, может быть достигнуто важное монопольное положение.

Если начинается настоящий спрос, то возникающий при удобном случае вакуум, т.е. повышение спроса с помощью сдерживания предложения или поставки, в случае со здоровыми идеями марок может сделать энергию требования питания еще отчетливее. Может возникнуть прямо-таки что-то вроде новых инфекций с ощущением ценности редкости, что усиливает потребность в фирменном изделии в соответствии с особенностями человеческих инстинктов.

Само собой разумеется, различие между спросом и поставкой не должно стать слишком большим, так как в противном случае потребность вынудит клиентов искать удовлетворения где-нибудь в другом месте. Прекрасная молодая дама при игре за завоевание почитателей не должна становиться слишком «труднодоступной», иначе нить легко оборвется. Это сравнение касается, прежде всего, тех видов товаров, которые требуются срочно и, в крайнем случае, могут быть заменены на изделия конкурентов.

У большой части фирменных изделий конкурирующие товары настолько близки друг другу, что методы брендинговой техники должны применяться очень тонко, чтобы не позволить изделию конкурента – что действительно происходит достаточно часто – пожинать плоды простимулированной идеи марки. До сих пор еще очень редко проводились исследования на тему, в какой мере отдельные фирменные изделия могут получить преимущество из ненадежных брендинговых попыток другого предпринимателя; однако, например, в сигаретной промышленности, где множество различных марок исключительно плотно заняло все ценовые категории, есть много доказательств этого факта.

Другие опасности возникают для таких идей марок, которые из-за ошибочных предположений предпринимателя были привязаны к таким вышестоящим идеям как политика, религия, эротика и т.д. При таких чуждых сути дела связываниях или заимствованиях с целью гонки за популярностью предприниматель полностью теряет управление, и никто не может прогнозировать, что будет из фирменной идеи, или какой путь выберет мозг массы при образовании общественного мнения. При стимулировании идей высокоинфекционного рода и связывании их с сенсационными событиями невозможно даже в некоторой степени предсказать, какие возникнут потребности, какие требования к питанию предъявит масса, и будет ли вообще предоставленное предпринимателем в распоряжение изделие приобщено к простимулированному ходу мысли, и в состоянии ли оно произвести удовлетворение.

Тайна брендинговой техники основывается на потребности массы к композиции, которой масса не только позволяет самой кристаллизироваться вокруг любого подходящего стимула, но также подталкивает ее к тому, чтобы комбинировать все впечатления деловой или также только временной общности. Переживания или даже профессиональные обязательства оценки очень сильно выходят за пределы способности отдельного человека массы к пониманию, и поэтому они ищут помощь во взаимности, которая приводит к появлению организмов общностей.

В таких общностях неспециалисты могут получать советы от специалистов или носителей опыта, чтобы в некоторой степени отвечать требованиям дня, но таким образом возникает также упрощение пригодных для неспециалистов формулировок, которое и объясняет ту странную склонность к часто почти бессодержательным лозунгам.

Чем больше неуверенность, тем сильнее инстинкт композиции. Это причина образования религиозных представлений, идеалов и, в конечном счете, также марок.

Давайте предположим, что в условиях свободной экономики в сфере производства маргарина нет в наличии настоящих марок, и что вследствие этого у потребителей при выборе существует определенная неуверенность. В таком случае первая же сильная марка рассматривается потребителями как спасительный якорь и добивается всеобщего признания. Масса счастлива, когда она сначала доверчиво может вместо неуверенности воспользоваться каким-либо именем и формой в качестве точки кристаллизации в своем мире представлений. Многочисленные несвязанные понятия стремятся кристаллизоваться вокруг данной идеи, и вместе с тем возникает комплекс понятия, который благотворно воспринимается как надежное знание.

Этот инстинкт кристаллизации можно обозначить как что-то вроде фетишизма. Как и в случае с фетишами психика массы составляет свои понятия из побуждений, стимулов, полуправд, недостоверных слухов, а также обмана, и делает из этих понятий образцы, которые как бы получают печать проверки массой, и в соответствии с этим они признаются, оцениваются, или почитаются.

Мероприятия конкурентов часто заставляют считаться с наличествующими сильными марками. Сильная инерция хороших марок в конкурентной борьбе приводит к размышлениям о том, как можно разрушить марки. Самый простой метод – это клевета.

Несмотря на сомнительную мораль этого метода, который, к сожалению, используется с намного большей виртуозностью, нежели добросовестное создание новых идей, вопрос о замене и тогда все равно еще остается открытым. Конкуренция во всех формах жизни всегда настолько ожесточена, что больше радости демонстрируется уже тогда, когда противник падает на землю, чем когда из этого получается настоящая выгода для самого себя. Нетворческие люди – а их большинство – гораздо меньше стремятся к собственной выгоде, чем к нанесению ущерба противнику, даже если эта цель еще не дает им каких-либо преимуществ. Критерий личного удовлетворения регулярно выводится из отношения к противнику, а не из роста собственной прибыли, хотя только немногие люди осознают эту бессмысленность.

Есть много примеров клеветы и бессмысленного уничтожения марок без каких-либо преимуществ для кого-либо из участников. Часто совсем не трудно распространить обоснованные или необоснованные слухи и нанести этим вред.

Как бы сильно психика массы ни защищала свои идеалы, но она все же обладает весьма тонким слухом в совершенно определенных направлениях и всегда готова к недоверию; особенно, если она чувствует себя уже неоднократно обманутой. Например, в случае с деликатесами достаточно лишь сделать так, чтобы на рынок просочилась какая-то наглядно представленная информация о вреде для здоровья того или иного продукта. Люди, которые после Первой мировой войны утверждали о вредном содержании опиума в английских сигаретах и о смертельных последствиях, действительно привели к тому, что быстро распространившиеся во время оккупации Рурской области марки сигарет «Virginia» в течение нескольких лет встречали боязливое неприятие и очень скоро полностью умерли.

В случае с фармацевтическими продуктами чувствительность массы аналогична. Даже всплывающая снова и снова история о заражении чумой через импортные ковры, в достоверности которой клялись сотни тетушек, дядюшек и городов, относится к той области, к которой масса вопреки всей своей инертности сохраняет немалую чувствительность.

В конкурентной борьбе правильной брендинговой техники клевета считается ошибкой. Не говоря уже о противоречии с основной этической мыслью, которая господствует над брендинговой техникой, клевета – это слишком злое оружие, чтобы не навлечь опасность и на создание собственной марки в качестве замены. Чем меньше волнуется рынок, чем более деловым и объективным остается класс товаров во всех проявлениях конкуренции, тем более благоприятна почва для соревнования настоящих достижений.

Средство конкурентной борьбы против анонимных товаров – это фирменный товар. Средство конкурентной борьбы против марок – это лучший результат, лучшее качество и лучшая марка. Любые отклонения от этого простого принципа не окупаются. Контраргументы возможны только в деморализованные и очень смутные времена, когда гангстеры временно домогаются первенства коррупции.

Человек называет случайностью все, что он, как он считает, не может контролировать. Теперь ежедневно мозгу массы предлагается много товаров и идей с именами и оформлением. И как только случайно та или другая идея или товар соответствуют инстинкту композиции мозга массы, идея или товар возвышаются до уровня марки.

В общем, по-прежнему лишь случай определяет, какие идеи или товары масса считает марками и признает их благодаря их «ходкости». Из тысячи предложенных идей или товаров может быть, вероятно, лишь дюжина случайно соответствует способности массы к резонансу. Наконец, также неудивительно, что при большом выборе предложений какие-нибудь будут случайно подарены массой подобно случайному выигрышу в лотерею.

Такой маркой может быть шоколад торговца Германа Шмидта. Одно из самых частых заданий специалиста по брендинговой технике состоит в том, чтобы на основе своих знаний законов естественного образования марок заботиться о предприятии и сохранять его от ненормальных развитий и постановки ошибочных целей. После достигнутой зрелости марки самое важное вспомогательное средство для поддержки роста – инструментарий рекламы.

Однако круг задач современной брендинговой техники значительно шире этого. Ее самой возвышенной целью является создание новых марок и «заражение» (инфицирование) массы новыми идеями марок, которые больше не дают массе права выбора. Старый изготовитель фирменных товаров рассчитывал на то, что после многочисленных попыток когда-нибудь однажды какая-то марка все же возникнет и утвердится на рынке в какой-либо форме предлагаемого ассортимента. Его правило звучало так: Тот, кто предлагает много, тот что-то предложит каждому. Кроме того, часто можно кое-что перенять у доказанных успехов, будь то у конкурентов или также у других классов товаров, хотя и нельзя с уверенностью сказать, на чем, собственно, основывается успех образца. Такой подход, однако, нерентабелен и малонадежен. Даже случайный успех марки при отсутствии знаний о фактических процессах в мозгу массы очень легко может быть вытеснен более счастливым случаем конкурента. Так как экономика сегодня находится только в начальной стадии образования марок, многочисленные случайные успехи смягчили приговор о целесообразности более удобного метода выбора. Тем не менее, с каждым обострением конкуренции все настоятельнее будет проявляться необходимость ограничить все экспериментирование минимумом и сразу же использовать весь арсенал брендинговой техники, чтобы уменьшить опасность безуспешности.

Большая часть полученных из опыта важных знаний брендинговой техники является общеупотребительной. Другая часть знаний приобретается из истории сферы идей или класса товаров, в котором нужно стимулировать образование новой марки.

Практическая работа создания марки четко различает две задачи:

Первая задача состоит в создании идеи марки, т.е. предназначения марки, которая дает этой цели право на существование. Идея марки всегда специально-техническая. Она состоит либо в достижении наилучшего результата, в новом повышении производительности, в достижении лучших результатов в сравнении с предложениями конкурентов, либо в повышенной специализации.

Вторая задача состоит в создании носителя идеи марки. Так как идея марки лишь в очень редких случаях очевидна или в одиночку обладает сильным влиянием, то она при своем провозглашении очень легко будет воспринята как пустое утверждение или вовсе не будет понята правильна. Вхождение в массовую психику происходит не только и даже не преимущественно через разумность, которая требуется для идеи марки, а через инстинктивный мир подсознания. Тот факт, что масса, например, больше реагирует на тон, звук, стиль и многие другие несущественные детали какой-то речи, чем на ее конкретное разумное содержание, показывает, что даже при хорошо обоснованной с профессионально-технической точки зрения идее марки важную роль играет ее внешняя оболочка, с помощью которой идея марки должна искать отклик.

Композиция большой симпатии и вызывающих стихийное согласие внешних деталей, которые можно обозначить как носители окруженной ими и носимой ими идеи марки, приобретает тем более решающее значение, чем слабее или неустойчивее является сама идея марки.

Обе крайности, между которыми располагается все разнообразие творений марок, показаны, с одной стороны, такими идеями или товарами, которые представляют какое-либо положительное изобретение, профессиональное обогащение или важный идейный или технический прогресс, и, с другой стороны, такими идеями или товарами, которые хоть и могут считаться относительными лучшими достижениями, но мало чем выделяются или вовсе не выделяются очевидно от среднего значения обычных предложений конкурентов.

В первом случае не слишком тяжело убедительно сформировать идею марки. Главное в этом только последовательно согласовать носителя с идеей марки, соответствующим образом «настроить» его и придать ему настолько эффективную форму, чтобы он психическими средствами воздействия подчеркивал идею марки, прокладывая тем самым путь идее для вхождения в мозг массы.

Во втором случае необходимо изобрести как минимум одну как-либо профессионально обоснованную, пусть даже только чисто внешнюю особенность, чтобы в некоторой степени создать образ самостоятельной идеи марки. При этом здесь отнюдь не рекомендуются какие-нибудь обманы, но если совершенно отсутствует всякая точка опоры, т.е. также наилучший результат или психический стимул, то брендинговая техника становится бессмысленной. Чистые ценовые преимущества в сфере анонимных товаров оказываются настолько действенными, что вспомогательные средства брендинговой техники становятся необходимыми только при значительной конкуренции в плане брендинга.

На практике, пожалуй, всегда можно что-то найти, пусть это даже будут только методы поставки или особенности упаковки с профессиональными обоснованиями. В таком случае носитель идеи марки становится важнее, чем сама идея марки. Может даже дойти до того, что только сам носитель в одиночку представляет настоящую идею марки.

Природа брендингового дела ведет к тому, что подавляющее большинство задач специалиста по брендинговой технике приближаются к второму крайнему случаю. Сильные, легко узнаваемые достижения, эпохальные изобретения и т.д. до сих пор неоднократно пренебрегали вспомогательной ценностью брендинговой техники, тогда как товары массового спроса в поисках эффективной поддержки подняли брендинговую технику до уровня ее сегодняшнего совершенства.

Поэтому примеры из бедной идеями и богатой конкурентами области потребительских товаров также значительно поучительнее, чем из области настоящих профессиональных достижений.

Первый вопрос специалиста по брендингу всюду звучит так: «Какие особенные достижения имеются в наличии, и из чего как доказательства особенно высокого качества можно сформировать идею марки?»

Директор пивоварни сказал бы: «Совсем ничего». Его пиво ничем не лучше и не хуже конкурирующих изделий того же ценового уровня. Методы производства, качество сырья и структуры сбыта установлены в неизменном виде. Даже при самом большом желании здесь нельзя всерьез представить себе какое-то особое достижение.

Как только кто-то изобрел новый напиток, который с точки зрения вкуса или пользы для здоровья преследует новые цели или старые цели, но новыми путями, то уже легче опереться на какую-то особенность как на идею марки. Но вряд ли найдется хоть одна пивоварня – как бы сильно она ни стремилась к новым более сильным маркам – которая при этом могла бы подумать об изменении или о частичном отказе от своих испытанных принципов производства, которым она стереотипно следовала уже в течение десятилетий. Но без идеи марки не стоит ожидать никакого хоть сколь-нибудь надежного успеха.

При дальнейших усилиях вокруг идеи марки директор пивоварни возразит так: «Новую марку я вижу исключительно с привлекательным именем, новым оформлением и с убедительной рекламой». Так, во всяком случае, звучат регулярные заявления дилетантов-предпринимателей. Он мог бы добавить: «Будет ли потом эта новая марка иметь успех, мы посмотрим. В случае необходимости мы должны будем делать следующие попытки». Это старый метод, который в начальной стадии появления фирменных изделий пользовался достаточным успехом, и который вопреки большой конъюнктуре обоих предвоенных эпох заставил позабыть многие безуспешные попытки и рухнувшие надежды.

Без идеи марки уверенности в успехе быть не может. И директору пивоварни тоже придется и дальше ломать себе голову, если он не найдет мужества для внедрения новых видов вкуса или повышения качества. Ведь существует так много различных сортов пива: как, например, приятные мюнхенские сорта, горький «пильс», крепкие дортмундские сорта, легкое дображиваемое пиво, кисловатое берлинское белое пиво, «лихтенхайнер» и т.д., так что, собственно, невообразимо, чтобы нельзя было найти новую опору на тот или другой образец и сделать новый сорт модным.

Как раз в пивоварении длящиеся десятки лет бескризисные годы с высокой прибылью, суровое антимонопольное законодательство и незначительная возможность экспансии, похоже, ослабили предпринимательский дух. Договоры с более или менее зависимыми трактирами не позволяют никакого по-настоящему свободного развития марок. Большинство потребителей руководствуются тем, какой кабачок нравится им больше всего, и тогда они довольствуются также предписанными там сортами пива. Новую марку пива более выгодно заменить брендинговым исследованием условий частоты посещения трактиров и работой с ними как с клиентами, так как от этого в первую очередь зависит оборот.

Кроме того, пиво в преобладающей части форм его распределения непригодно для создания носителей марки. Да, в случае с бутылочным пивом можно создать оригинальную форму бутылок, этикетки и прочее характерное оформление, но с коммерческой точки зрения пивоварни более заинтересованы в продаже пива в розлив из бочек.

Вероятно, существуют новые виды распределения, новые методы сохранения свежести, новые изобретения в отношении продажи пива в розлив, новые усовершенствования в уходе или подобные косвенные улучшения результатов, которые может использовать брендинговая техника.

Вероятно, также достаточно ввести новый вид бокалов, в которых будет подаваться на стол исключительно новый сорт пива, как деревянные кружки у «Лихтенхайнера», специальные бокалы для светлого пива «Гозе», каменные сосуды или миски, с тем обоснованием, что они, мол, способствуют лучшему вкусу.

Большей частью на практике при некоторой доброй воле удается добиться выполнения требований к более высокому результату объективного или даже только психологического рода. У предприятия, которое не может достичь даже самого небольшого особого результата, так или иначе нет морального права на большую силу, которой добивается способная к росту жизнеспособная марка.

Кое-какой, в остальном недовольный новыми идеями, торговец бросается в конкурентную борьбу с товарами, прилагаемыми в придачу к основному товару в качестве подарков. Такие прилагаемые к товару подарки тоже могут стать успехом марки, но этот успех, по сути, независим от самого товара и поэтому при изменении ситуации оказывается саморазрушительным. Если однажды такие подарки будут по каким-нибудь причинам отменены, или конкуренты устроят конкуренцию и в области таких подарков, тогда, вероятно, у потребителей еще сохранятся какие-то незначительные привычки, но любая новая настоящая марка без труда сможет растоптать те остатки доверия, которые еще остались после потери лица.

Как только была найдена настоящая идея марки, начинается работа по созданию надежных носителей идеи марки. Все носители должны быть провозвестниками идеи или цели идеи и должны быть созвучными как в музыкальном аккорде. Из них должно создаваться лицо марки.

Все еще есть большие группы важных потребительских товаров, которые из-за каких-то особенных обстоятельств до сих пор еще не применяли мощное средство брендинговой техники для увеличения и сохранения своих владений. Наиболее заметный класс товаров преимущественно анонимных изделий представляет маргариновая промышленность, сигаретная промышленность и отрасль безалкогольных напитков. Хотя и здесь уже иногда делались попытки создания марок, которые, однако, в конце концов, пали жертвой неустойчивых цен на сырье, сопротивления розничной торговли и командно-административной экономической системы. Заграница и особенно Америка были здесь более прогрессивными. Большинство сельскохозяйственных продуктов считаются непригодными с точки зрения брендинга, хотя они вопреки всем стремлениям к автаркии все равно когда-то столкнутся с очень серьезными проблемами с конкуренцией, которые заставят прибегнуть к брендинговым соображениям.

Брендинговая техника, как только лишь ее право на существование признается всеми, еще находит необозримо большую и очень благодарную почву.

Здесь уже называлось то основное правило, что в конкуренции с анонимными товарами самым сильным оружием всегда является фирменный товар. Все же очень часто от предпринимателей, занимающихся классами товаров, которые только частично сформированы способами брендинговой техники, можно услышать, что они вполне могли бы выстоять в борьбе против конкурентных марок, но что им нужны и анонимные товары для борьбы против конкурирующих анонимных товаров. Это заблуждение, так как любой фирменный товар сильнее, чем анонимные товары.

Большей частью проблема лежит в слишком большой разнице в цене между анонимным товаром и фирменным товаром. Уже неоднократно подчеркивалось, что фирменный товар не может безнаказанно пользоваться своим превосходством, слишком сильно повышая цену. Фирменные товары легко преодолевают умеренную разницу в цене, но большие расходы на рекламу и организацию сбыта иногда гарантируют более дешевому анонимному товару что-то вроде права на существование, которое должно быть защищено также с точки зрения народного хозяйства. Существуют изделия, изготовление которых в большом масштабе ненамного дешевле, чем на маленьких предприятиях, и рост производства которых еще не компенсирует дополнительные расходы на рекламу и сбыт. Тогда нужно очень серьезно задуматься над тем, не является ли в случае сильной марки сокращение расходов на рекламу более целесообразным, чем слишком большая разница в цене с анонимным конкурирующим товаром. Решения об этом могут происходить только от случая к случаю, но можно считать принципом, что повышение цен пропагандируемых товаров редко может иметь смысл в сравнении с практически равноценными анонимными товарами. Одна из дополнительных, второстепенных целей брендинговой техники и рекламы – удешевление товара с помощью более дешевой калькуляции при существенно возросших оборотах и большей защищенности от кризиса.

В общем, преобразование в фирменное изделие – стоит лишь ему начаться в каком-либо классе товаров – совершается очень быстро. У первых марок, естественно, есть определенное преимущество. Потребность психики массы в опоре настолько сильна, что первоначально почти достаточно растрезвонить какое-либо фантазийное имя и распространить образ марки с помощью плакатов, объявлений или проспектов, чтобы перетащить неуверенную до тех пор массу на сторону предпринимателя. Потому является историческим фактом, что на плодородной почве класса анонимных товаров первые марки переросли в слишком дико разрастающиеся, часто буквально гротескные творения. Короткая история сигаретной промышленности и отрасли, занимающейся средствами для ухода за зубами, показывает в их начальный период самые удивительные успехи марок, достигнутые такими средствами, которые сегодня уже стали непонятными.

Благодарной задаче создания марки на брендинговой целине только немного мешает нестабильность каждого нового рынка. Многочисленные подражатели сначала находят почти одинаковые благоприятные условия, и как только лишь преимущество по времени было наверстано, конкурентная борьба очень скоро принудит к совершенствованию создания марок.

Во время преобразования класса товаров психика массы при переменчивых предложениях обычно очень беспокойна. Внезапно просыпающаяся необычно сильная потребность в опоре очень легко движется одновременно в самых различных направлениях. Старые рынки исключительно трудны для создания марок, но они тогда также настолько стабильны, что при признанном успехе можно располагать сильной защитой против атак новых марок конкурентов.

Быстрые успехи марок на радостно воспринимающем появление новых марок рынке всегда приводили к неправильной оценке большой серьезности и трудности проблемы марок. Самые сильные марки – это часто зрелые плоды, которые уже после незначительных усилий упали предпринимателю прямо в руки. Иначе обстоит дело в тех классах товаров, за которые в сфере брендинговой техники идет тяжелая борьба. Так же, как здесь к надежному успеху могут привести только самые большие усилия и только положительные умственные достижения в конкурентном соревновании с другими творениями марок или с неискореняемыми продуктами случайности, так же и серьезная конкуренция за результаты брендинговой техники тоже однажды будет перенесена и на другие классы товаров, которые, кажется, пока что являются еще площадкой для чистой ценовой конкуренции и ученических попыток в сфере брендинга.

Поэтому также при начальных марках уже важно думать о дальнейшем развитии рынка и предполагать на более позднее время возникновение острой конкуренции между марками. Значение брендинговой техники в индустрии выросло так быстро – еще в первые годы после войны большая часть сигарет немецкого производства также потреблялась анонимно – что уже период в несколько лет полностью изменит благоприятную сегодня для начальных марок картину и гарантирует жизненную силу только таким маркам, которые с самого начала считаются с будущим обострением конкуренции результатов материального и умственного вида.

Если брендинговая техника выполняет важную задачу уже по отношению к анонимным товарам как средство конкуренции с помощью твердого завоевания общественного доверия, то, все же, ее настоящее задание наряду с ее самым сильным усовершенствованием лежит только в сфере конкуренции марок между собой.

Экономисты-теоретики время от времени утверждают, что конкурентная борьба в пределах экономического сообщества одного государства означает расточительство ценных сил. Но ведь реклама и брендинговая техника – это просто необходимые проявления жизни. Точно так же, как нельзя на длительный срок запретить человеку стремиться вперед, самоутверждаться, защищаться, провозглашать, одним словом, запретить ему прямые или косвенные агитирующие, рекламирующие речи, чтобы при этом не уничтожить саму жизнь, так же нельзя захотеть воспрепятствовать тому, что экономические или идейные достижения с помощью слова и письма в конкурентной борьбе стремятся представить себя в самом лучшем свете. Даже самим враждебно настроенным к конкуренции теоретикам для их борьбы мнений необходимы средства пропаганды в устной и письменной форме, те самые средства, которые они считают себя обязанными осуждать.

Не говоря уже о том, что стремление к конкуренции неразрывно связано с природой способных к развитию людей, речь, по меньшей мере, в брендинговой технике идет не о растрате материала. С точки зрения народного хозяйства ничего не пропадает. С другой стороны, брендинговая техника в ее настоящей сути означает стимулирующее средство для более сильного роста умственных и материальных результатов. Брендинговая техника не должна, как раньше часто ожидалось от рекламы в старом стиле, имитировать какой-то достигнутый результат или скрывать цель достижения за какими-то далекими от сути дела сенсациями, так как на свободном рынке самых разных предложений ее едва ли можно представить на долгий срок без качественной основы. В первую очередь брендинговая техника служит для того, чтобы через завоевание общественного доверия привести настоящее улучшение достижений к практическому использованию.

Живет и растет ли марка посреди активной конкуренции довольно долгое время, это обуславливает уже довольно надежная оценка фактического удовлетворения спроса. Человек может успешно обманывать некоторое время, марка этого не может. Без этической основы положительного результата или, по меньшей мере, качественной конкурентоспособности и правильности изготовления марка никогда не сможет удержаться на рынке свободного предпринимательства.

Происхождение естественного образования марки – это всегда вид достижения, и оно также является исходным пунктом для сознательных творений марок.

Когда идея марки была определена, то речь идет о придании формы лицу марки или носителям идеи марки. Цель требует, чтобы выразительные средства носителей возбуждали те же чувства симпатии и доверия к качеству, которые отличают жизнь естественной марки. Но дополнительные причины появления естественной марки помимо признания высококачественного происхождения и каких-нибудь особенностей товара действительно большей частью непрозрачны. Предпосылка качества имеет еще большее значение для правильного образования марки, чем для первоначального интереса психики масс, который не всегда может в достаточной мере основываться только на действительно настоящем материальном особом результате.

Почему первые потребители ухватились за один товар больше, чем за другой, и почему из этого смог развиться интерес, который дал товару возможность доказать его качественную продолжительную ценность?

Постфактум очень сложно проследить в обратном направлении начальные вспомогательные средства естественной марки, но было бы ошибочно из выражения «случайные марки» сделать вывод, что причины действительно уклоняются от любого контроля. Некоторое количество стимулов может совпасть чисто случайно, но все же такие стимулы нужно уметь находить также методическим путем, чтобы облегчить новой искусственной марке вхождение в массовую психику.

Масса должна сама подхватить фирменную идею, и для этого требуется ее адаптация в массовую психику с носителями идеи, которые сразу же с самого начала пробуждают подсознательные симпатии и определенное доверие, как только в наличии уже есть основа настоящего качества.

Здоровая идея марки, честный высокий результат, соответствующий спрос на рынке, обладающее собственным характером лицо, которое находит признание у массы, и постоянство – вот и все, в чем нуждается марка для жизни. Однако этого еще не достаточно, чтобы пробудить марку к жизни.

Если марка сначала уже принята и признана, тогда речь идет только лишь о внимательном уходе и определенной необходимой защите. Искусственная марка живет тогда точно так же, как и естественная марка. Основные проблемы существуют только в самом начале до того момента, когда просыпается самостоятельная жизнь, так как от массы нельзя добиться силой чуда прорастания марки.

Сначала всегда сохраняется зависимость от часто непредсказуемых капризов рынка. Искусство специалиста по брендинговой технике состоит только в том, чтобы избегать всего, что могло бы побудить такое капризное своенравие к обороне и приобщать все, что в состоянии вызвать хорошее настроение, чтобы тем самым привлечь к решающим начальным попыткам.

Для этого существует значительное количество вспомогательных средств, которые соответствуют подсознательным склонностям массы. Ради лучшего обзора они были разделены на две категории: во-первых, соответственно приобретенные предрасположенности психики массы и, во-вторых, фундаментальные природные, врожденные инстинкты человечества.

Можно предположить, что большое число чувственных восприятий у большинства людей вызывало в памяти аналогичные образы и ассоциативные связи с очень похожими представлениями. Ребенок, который накапливает опыт, начинает преимущественно с неприятных переживаний. Острые края, углы, острия, зубчатые колеса и похожие ранящие формы твердых материалов у почти всех людей мысленно связаны с защитным движением. Взрослый человек научился обращаться с такими формами так, что они уже его не ранят; но так как все дети сначала накопили с ними болезненный опыт, то в подсознании все еще живет инстинктивная антипатия, которая только при оценке марок снова приходит к практическому воздействию.

Почти никто не может дать себе отчет о происходящих из этого антипатиях, но это факт, что острые формы в брендинговой технике всегда оказывались неудачными средствами оформления. Антипатия доходит до того, что переносится даже на чисто графические произведения. Можно с уверенностью сказать, что кристаллические фигуры, остроугольные контуры или зубчатые орнаменты на упаковках и на формах товаров оказывают парализующее воздействие на любую брендинговую попытку.

Напротив, уравновешенные мотивы, скругленные старогерманские или барочные декоративные формы и подобные образцы прошедших стилевых эпох с пользой черпают из большого запаса памяти психики массы, который в сотни раз превышает запас памяти отдельных индивидуумов. Такие созвучия с памятью о стиле могут стимулировать подсознательное доверие и чувство близкого знакомства, так что они порождают предубеждения в пользу цели марки.

Ситуация с цветами подобна ситуации с формами. Иногда цвета государственного флага играют определенную роль при укреплении подсознательного доверия. Это большей частью привычный стимул, который возбуждает симпатию, тем более, что одна уже привычка в состоянии привести к контакту.

Самый сильный цвет – красный, который всегда вызывает состояние возбуждения не только из-за своей силы светоизлучения, но и из-за общих воспоминаний о юности у костра, о закате солнца, о цветах и о крови. Это также цвет, который наиболее непосредственно влияет на животных, и поэтому он особенно хорошо подходит для создания больших марок, которые планируются для наиболее широких групп масс.

Как следует из имеющегося в распоряжении наглядного материала, различные части Германии, кажется, особенно сильно реагируют на различные градации красного цвета. В северной и восточной Германии наибольшее воздействие оказывает ярко-красный цвет. На западе предпочитают темно-красный. На юге оранжево-красный цвет находит больше симпатий. В Саксонии, похоже, землисто-красный цвет напоминает о дорогих воспоминаниях. Тем не менее, при этом упрощенном разделении есть и много анклавов.

Меньшие массы часто стремятся уклониться от жестокой беспощадности красного цвета. Желтый цвет с его напоминанием о золоте вызывает у интеллектуалов намного большее доверие.

Под холодными цветами понимают преимущественно синий цвет и частично зеленый с их соседствующими комбинациями. Эти цвета в практике брендинговой техники часто оказывались успокаивающими и ни к чему не обязывающими. Можно представить доказывающие противоположное опыты на побережье, где зеленый цвет пользуется преимуществами благодаря памяти о пейзажах суши в противоположность морю, также как в южной Германии насыщенный синий цвет апеллирует к романтичным ощущениям, но, в общем, от холодных цветов не нужно ожидать большой поддержки.

Особенное положение занимает белый цвет. Хотя обычаи и литература возвысили чистый белый цвет в Европе к символу чистоты, в подсознании он по китайскому образцу остается трупным цветом смерти, зимним одеянием умирающей природы и холода. За немногими исключениями обусловленной историей предрасположенности психики массы белый цвет безжизненен с точки зрения брендинговой техники.

Так же и разные формы в самых различных культурных кругах пользуются неодинаковыми симпатиями по причине сильной памяти масс.

Аналогично обстоит дело с текстовым стилем. Есть местности, в которых можно найти контакт с миром представлений психики массы с помощью умеренного пафоса. Другие местности предпочитают строго деловой, объективный стиль.

Большая область форм и цветов как подсознательных возбудителей настроения охватывает огромное разнообразие ассоциаций. Каждому известно, что определенный розовый цвет вызывает в памяти ощущение чего-то сладковатого из-за воспоминаний о широко распространенных ранее розовых карамельных батончиках. По тем же самым причинам бурые тона вызывают подсознательные воспоминания о грязи, навозе и дерьме. Светлый сине-зеленый цвет ассоциируется с холодом, сыростью, т.е. со льдом, росой, тающим снегом, морской водой и т.д. Некоторые пастельные тона пахнут как пудра, пыль или также как самые жаркие дни. Потому очень важно, чтобы все тщательно взвешиваемые ассоциации могли быть созвучными с целью марки и избегать подсознательного ощущения противоречия.

Знание не только выразительных средств, но и особенных временных соотношений представляет собой важную предпосылку для правильного выбора вспомогательных средств. Бывают времена, когда новый звук ожидают с нетерпением и приветствуют с симпатией, и бывают также времена, когда отказываются от нового, и все стараются зацепиться за старые мотивы вызывающего ностальгию прошлого. Тем не менее, такие отношения никогда нельзя использовать в слишком грубой форме, чтобы не ранить критическую индивидуальную психику. Никогда нельзя забывать, что речь идет об очень нежных соединениях с подсознательными мнениями, которые могут оказаться под угрозой из-за слишком большой заметности их использования в поставленных целях.

Иногда возникает соблазн поставить на место слова «носитель идеи» просто слово «оформление», и в действительности в большинстве случаев практических заданий специалиста по брендинговой технике речь также идет о проблемах внешнего оформления. Но слово «оформление» слишком ограничено и легко соблазняет к слишком свободной связи между идеей марки и ее выразительными средствами как носителями инфекции. Позже вы увидите на практических примерах, что к инстинктам массы далеко не всегда взывают средства оформления.

В идеальном случае никакого внешнего оформления нет вообще, а есть только придание формы самой идее марки или самому фирменному товару. Прежде всего, масса никогда не должна ощущать самостоятельной ценности оформления.

Можно очень легко провести эксперимент, чтобы сделать наглядным смысл сказанного. Для этой цели придумайте сами себе полудюжину проектов для упаковки какого-либо фирменного товара (моющие средства, сигареты, солодовое кофе и т.д.), и потом предоставьте их для экспертизы сравнительно большому количеству потребителей. С поразительной уверенностью участники назовут хорошими те проекты, которые относятся к категории красиво оформленных. Но с еще большей уверенностью как раз эти выбранные проекты в практике брендинговой техники окажутся неудачными. Это вполне естественно. Если дилетанта просят оценить оформление, то он и ориентируется на оформление, и выбирает то, что с его точки зрения представляется ему красивым оформлением. Тем самым он выбирает упаковку, оформление которой стало для него осознанным именно как оформление и претендует на самостоятельную ценность. Однако потребитель хочет покупать не оформление, а ценное содержание, т.е. высококачественную идею. Если оформление кажется его подсознанию слишком независимым, то у него невольно возникает недоверие по отношению к содержанию.

Только такое оформление, которое хоть и воздействует на подсознание как укрепляющее доверие средство, но для сознания отступает на задний план за идею марки настолько, что даже вовсе не осознается как особенное достижение, может подойти на роль носителя инфекции.

Иногда для создания оформления привлекают выдающихся художников. Это само по себе правильно, так как хорошие художественные работы могут высвобождать силы внушения и возбуждать подсознательные симпатии в мозгу массы. Все же остается одно ограничение: Если оформление не подчиняет себя полностью и безоговорочно стилю и профессиональной прерогативе идеи марки, если наивысшее художественное достижение не находится в подчеркивании идеи марки, если художник творит, не исходя в какой-то мере из самой идеи марки, а вместо этого удаляется из области мысли как идеи марки, так и вместе с тем и из области образования понятия малосведущей в искусстве массы, то такая попытка наверняка завершится неудачей.

Старое сравнение с лицом марки наиболее отчетливо покажет, что подразумевается под видом воздействия носителей идей.

Давайте снова обозначим душу человека как идею марки, которая должна образовать практически ценное содержание человека как марки. Лицо человека – то же самое, что и носитель идеи марки. Такое сравнение всегда надежно, ибо как душа человека, так и идея марки не всегда сразу узнаваемы, и поэтому мудрость опыта цепляется за лицо человека, как и за лицо марки, как за внешне видимые носители с трудом узнаваемой идеи.

Каждый человек сталкивается с симпатичными и несимпатичными лицами. Большей частью он, однако, совершенно не отдает себе отчет о причинах, почему одни лица кажутся ему симпатичными, а другие нет. Чтобы обеспечить переживание людей необходимой для сферы марок инстинктивностью, без которой трудно представить себе инфекцию марки, при контроле впечатлений нужно особенно думать о лицах людей противоположного пола; т.е. у мужчин о лицах женщин и наоборот.

Если зрелый мужчина встречает женское лицо, которое с самого начала или по прошествии очень короткого времени кажется ему приятным, то с большой вероятностью можно утверждать, что причина этого – сходство этого лица с лицом какой-то симпатичной женщины, с которой этот мужчина был знаком раньше. Причем это старое знакомство вполне могло быть уже забыто поверхностным сознанием. Манера быстрого взгляда, изгиб углов рта, форма щек или какая-либо другая не несущественная особенность внезапно связывается в подсознании с давно забытыми побуждениями и порождает симпатию.

Можно было бы возразить, что даже абсолютно новые переживания, т.е. что-то вроде любви с первого взгляда, на основе подсознательных симпатий могут стать примерами противоположного. Однако это неправильно. Даже если новые переживания и могут постепенно привести к сильным симпатиям, и даже если нужно считаться с врожденными особенностями вкуса, которыми человек может располагать уже с рождения как наследственной памятью, то все равно фактом остается то, что подсознание представляет собой что-то вроде сборного резервуара для хранения личного опыта, и что почти всегда настоящие новые переживания, даже если они, в конце концов, приводят к тесной дружбе, первоначально вызывают очень критическое или, вероятно, даже неприязненное отношение.

Начальные симпатии с самой большой вероятностью основываются исключительно на доказуемых или также больше не контролируемых опытах. Слово «симпатия» в практике управления марками означает не что иное, как просто близкое, доверительное знакомство. Тот, кто проведет эксперимент на самом себе, с удивлением узнает, что переживание начальной симпатии ни в коем случае не остается ограниченным такими воспоминаниями, при которых лица, имеющие доказанную хорошую душу, были сохранены в виде опыта. Достаточно часто мужчине уже при первом взгляде какая-то женщина кажется симпатичной, и если он всерьез задумается над тем, какому сходству нужно приписывать это впечатление, то он может обнаружить, что это было сходство с какой-то знакомой, с которой он был знаком еще десять дет назад, и которая после этого, вероятно, даже стала для него абсолютно безразличной. Из этого видно, что симпатии для похожих новых переживаний возбуждает не только связывание лица и хорошего опыта с качествами, а уже просто факт «уже однажды пережитого».

При более близком исследовании чувство доверительного знакомства может исчезнуть, но, все же, оно присутствовало в такой степени, что человек сначала занимался им и смог ощутить внутреннюю связь, которая в случае с фирменными товарами может помочь даже тогда, если упомянутое лицо – как это будет правилом – вовсе не осознает легкого созвучия с чем-то, что хранится в запасе его памяти.

Для специалиста по брендинговой технике, который с помощью носителей новой идеи марки хочет вызвать и использовать благоприятные воспоминания, возникает вопрос, с помощью чего можно пробудить чувство доверительной близости у больших масс аналогично тому, как это происходит с отдельными людьми. Это, естественно, относится сначала также к переживаниям в форме и цвете, которые у большинства людей в грубых контурах позволяют сохранять в памяти аналогичные образы в готовности к консонансу. Но это относится также к переживаниям с самим классом товаров или с самой областью идей, из-за чего всегда нужно разведывать, с какими более ранними процессами как причинами инстинктивных движений нужно считаться.

Так первые школьные переживания у большинства людей одних и тех же категорий покупателей довольно похожи и предлагают много точек опоры для стилевых элементов, которые находят доверие как носители идей марок. Позже дороги людей постепенно расходятся. При более широких массовых группировках никогда нельзя забывать, что память массового мозга удивительно велика. Она значительно сильнее, глубже и шире, чем жизнь или память отдельных людей.

В качестве доказательства этого можно повторить уже опубликованный раньше пример:

Уже говорилось, что белый цвет мало подходит для того, чтобы поддерживать марки с точки зрения массовой психологии и возбуждать симпатии. В сигаретной промышленности было одно исключение, а именно в старом Королевстве Саксонии, где белые пачки сигарет с барочным орнаментом обладали ограниченной, но несомненной ценностью марки, которая не могла быть подтверждена в остальной Германии. Этот факт воодушевил на попытку однажды ввести методически новую белую пачку как носителя марки. По прошествии довольно долгого времени белая марка не только доказывала свою жизнеспособность в пределах границ старого Королевства Саксонии, но, сверх того, она начала даже медленно продвигаться дальше, пока она не остановилась в абсолютно ясно отграниченной области. Новая область, которая противоречила прежним опытам, была определена настолько отчетливо, что в двух недалеко друг от друга лежащих городках по ту и по другую сторону границы этой области курили абсолютно различные марки сигарет одной и той же ценовой категории.

Исследование исторического развития этой области показало, что территория белой марки совпадала со старыми саксонскими границами из эпохи короля Августа Сильного и тем самым очерчивала область памяти о барочных строениях и белом Майсенском фарфоре.

Память мозга массы так сильна, что даже по прошествии веков такой во всем остальном мало подходящий цвет фона как белый и такие позабытые формы стиля как барокко нашли в кругах потребителей отчетливую узнаваемость и смогли вызвать необходимые для внедрения начальные симпатии.

Наука брендинговой техники еще слишком молода, чтобы предоставить много надежных примеров такого рода. Но похожие воспоминания в очень значительной степени определяют успех внедрения марки.

Хороший пример дает проблема доверия к врачу. В самых редких случаях дилетанты могут в действительно достаточной мере обсуждать способности врача, тем более, что медицинское искусство и без того по знаниям и умениям далеко отстало от дилетантских требований, надежд и потребностей в вере.

Поэтому пациенты демонстрируют заметную склонность осведомляться в своем окружении, расспрашивать и собирать практические доказательства положительного или отрицательного вида, вероятно, опираясь на предположение, что другой человек, мол, компетентнее. Простой человек как пациент придает самое большое значение мнению людей, которых он рассматривает как более образованных или знающих, чем он сам, даже если речь снова идет только о дилетантах в медицине.

При отсутствии настоящего понимания начинается всеобщий поиск симптоматичных второстепенных качеств, причем воспоминания о более раннем считающемся хорошим опыте играют большую роль. Если предположить, что раньше врач создавал для своей сущности ценность марки несколькими сенсационными успехами в излечении, то его наследников в сравнении с этим образцом меряют по критерию совершенно второстепенных особенностей.

Таким образом, возникает переменчивый в мелочах, однако довольно твердо очерченный идеал, который на рубеже веков выглядел так: очень ухоженный внешний вид. Тщательно расчесанная окладистая борода. Пытливые глаза. Нежные прикосновения рук. Медленные движения. Большое достоинство. Отцовский авторитет. Сдержанное превосходство. Отчетливые усилия спускаться из более высоких сфер науки, чтобы благосклонно выражаться более понятно для дилетантов. К этому добавлялись темный костюм с толстой золотой цепочкой для часов, шляпа с мягкими полями, и испанская трость с ручкой из слоновой кости.

Такая коллекция признаков всегда вызывала большую готовность подарить медицинскому мастерству слепое доверие. Само собой разумеется, при этом могло происходить так, что действительно значительный специалист противоречил этому образцу в почти всех его частях, так как, собственно, настоящее искусство не имеет ничего общего с оглядкой на публику, но пробиваться ему приходится с очень большими муками. С другой стороны, шарлатан часто мог долгое время успешно прятаться за традиционными манерами. Нельзя сомневаться в том факте, что настоящий специалист с помощью наблюдения за воздействующими на массу средствами влияния мог регулярно добиваться добровольного аванса общественного доверия для своей деятельности. Это брендинговая техника, которую можно систематически использовать также для врачей.

Рассуждения идут еще значительно дальше. Оборудование врачебного кабинета, приемной, деловое поведение с маленькими знаками внимания, форма устройств и инструментов, симфония цветов и форм в клинике и т.д. часто играют решающую роль.

При этом вовсе не необходимо ограничивать мысли финансовыми преимуществами популярной медицинской практики, хотя такая второстепенная цель уже куда важнее, чем это позволяют себе публично признавать врачи, подчеркивающие свою гуманитарную миссию. Естественно, врач стал бы непопулярным, если бы вызвал впечатление о жажде наживы, но не одна лишь его собственная возросшая уверенность в завтрашнем дне и полученная вместе с этим большая концентрация на профессиональных вопросах, но и непосредственно простимулированное брендинговой техникой доверие пациентов, без сомнения, оказало бы благоприятное влияние на терапию.

Как известно, психике сегодня уделяется гораздо больше внимания, чем раньше. Выявилось, что в среднем добрых 50% предпосылок излечения зависят от доверчивости пациента, которая в свою очередь зависит – осознанно или неосознанно – от влияний, с которыми систематически пытается работать брендинговая техника. В большой степени это этическое обоснование можно перенести также на шоколад Шмидта. При правильных предпосылках покупатель шоколада Шмидта получает от этого шоколада больше наслаждения, чем могла бы достичь одна лишь анонимная реальная ценность.

Разумеется, никакой брендинговой техники всего мира не хватит, чтобы превратить плохой шоколад в хороший; однако, она вполне способна поднять равноценный товар на более высокую ступень по наслаждению или значительно увеличить незначительную разницу качества.

Образец врача остается определяющим критерием так долго, пока с неопровержимым ростом достижений не восторжествует новый стиль. Сегодня эффективный тип врача обладает другими свойствами, чем тот, что был на рубеже веков. У врачей, как и у шоколада и прочих фирменных изделий, брендинговая техника должна руководствоваться условиями рынка.

Так как специалист по брендинговой технике не может иметь в своем распоряжении исчерпывающую коллекцию опытов, и так как он даже после десятилетий практических проверок успеха всегда только в самых общих чертах может описать склонности отдельных местностей и социальных уровней, он должен обращаться за помощью к своему собственному профессиональному инстинкту. Он должен стремиться приспособиться в душе к какой-либо местности и ее особенностям и после этого проверить свои ощущения. Он должен в определенной степени знать историю культуры соответствующего рынка сбыта и изучать в первую очередь формы проявления определенного класса товаров и аналогичных классов. Вместе с тем он познакомится также с материалом композиции массы покупателей.

В этом месте прекращается смысл учебника брендинговой техники. Один человек обладает соответствующим чутьем, другой же никогда этому не научится. А третьи руководствуются настолько уверенным инстинктом, что им почти не требуется критика науки брендинговой техники, и они обходятся практически без теории.

Кроме чистого сохранения опыта, определяющего в массе чувство доверительного знакомства, существуют также основные первичные инстинкты, которые всегда проявляются аналогично, без разницы, идет ли речь о той или другой местности, о той или другой расе, классе людей или возрасте.

Все, что идет навстречу человеческим первичным инстинктам и соответствует их требованиям, тоже порождает чувство доверительной близости и подсознательную симпатию.

Чтобы объяснить это, требуется тезис, который не должен доказываться, но который при его практическом использовании никогда не будет противоречить полученным из опыта фактам. Тезис этот звучит так: Все человеческое ощущение наслаждения основывается на чувстве облегчения умственного или физического труда.

Если какая-то требуемая деятельность идет навстречу каким-нибудь инстинктам, то из-за этого возникает облегчение труда и вместе с тем ощущение наслаждения. Если повод для образования представления, которое всегда воспринимается как принуждение или обременительная жизненная необходимость, наталкивается в подсознании или даже в сознании на опыт, который облегчает образование представления, тогда возникает чувство радостного согласия.

Для практики специалиста по брендинговой технике можно пренебречь индивидуальной проверкой этого справедливого для всех сфер тезиса, так как для образования марки учитывается только психика массовых групп. Тем не менее, надежные самоисследования смогут сделать этот тезис более понятным. Если кто-то, например, читает книгу, в которой он в хорошо сформулированном и понятно выраженном виде находит все то, что он чувствовал сам, но еще не совсем ясно понимал, тогда он испытывает большое наслаждение, наслаждение облегчения труда инстинктивно желанного образования представления. Поэтому часто чувство доверительного знакомства идентично с удовольствием, даже если ассоциации с поводом вовсе не были связаны с симпатиями.

Снова опыты с собаками дают объясняющее сравнение. Если собака не проявляет никаких симпатий к своему новому хозяину, будь то по неконтролируемым причинам инстинктивной антипатии или только из привязанности к старому хозяину, то обычно хозяину достаточно снять с себя какой-то предмет одежды, содержащий его запах, и положить этот предмет в то место, где спит собака. Очень скоро после этого собака проявит требовавшееся от нее доверие, просто потому что встречи с хозяином больше не вызывают у нее проблем с обонянием, которые при применении этого сравнения к человеку должны по смыслу быть перенесены на соответствующие цели средства восприятия.

По той же причине также хорошие формулировки мнений, даже само собой разумеющихся фактов или также лозунгов, сравнений и кратких заявлений так чрезвычайно эффективны, прежде всего, если они созвучны с чем-то уже знакомым или привычным. Они облегчают работу мозга, оказываются благотворными для лености ума масс и соблазняют к удобному некритическому одобрению.

С помощью этого тезиса можно найти много сильных носителей для идей марок. При этом нужно только подумать о том, чтобы каждое созданное облегчение труда при образовании представлений также действительно облегчало настоящую работу. Лозунги, которые настолько пусты, что они вообще не стимулируют обязательства к умственной работе, или которые не соответствуют инстинкту познания, также не могут способствовать наслаждению. Даже если нужно признать, что интеллектуальные претензии массы очень невелики, то, тем не менее, воздействие усиливается в результате облегчения нужной или неизбежной положительной умственной работы. Значит, нужно остерегаться того, чтобы формулировать слишком уж банальные истины. Наслаждение тем больше, чем труднее инстинктивно нужная работа мысли, которая должна быть облегчена или от которой следует избавить.

Это не значит, что нужны настоящие научные решения, так как облегчить требуется только образование понятий простых проблем. Например, облегчение наступает также и тогда, если проблема просто устраняется. Предположим, что масса не владеет точками опоры для оценки качества маргарина и подсознательно не смиряется с этой проблемой. Тогда достаточно лишь какой-либо формы констатации, что эту проблему могут решить только специалисты, и что никто вовсе не требует мучиться с этой проблемой, а обо всем позаботятся специалисты, которые заслуживают абсолютного доверия в своих оценках. Также с таким эффективно сформированным объяснением наступают успокоение и облегчение инстинкта представления, что через облегчение труда приносит ощутимое наслаждение и вместе с тем симпатии.

Наслаждение – это не только прямое исполнение инстинкта, но также и исполнение отклоненных претензий инстинкта, так как в обоих случаях речь идет об облегчении господствующего как в каждом человеке, так и в массе, принуждения к труду для образования представлений.

Профессиональная литература будущего должна будет опубликовать выводы, исследования и особенности, касающиеся этого, и развить вместе с тем систему координат человеческой психики, сведения о которой выходят за рамки целей брендинговой техники.

Как формы, так и цвета, и стиль текста в своем успехе или неуспехе связаны с их аккордом с творческим первичным инстинктом массы, который определяет сумму условий в направлении «чувства подлинности». Собственно, этот инстинкт – это снова ничто иное как результат способности к творчеству и инстинкта композиции, который нужно возбудить для образования марки.

Когда поэт придумывает истории, то читатель требует от него художественной последовательности. Художественное произведение должно быть последовательным в самом себе. В романе, например, не могут описываться какие-то события, которые несут печать невероятности. Это требование остается также и тогда, если речь идет о сказке, т.е. о событиях, которые в любом случае противоречат прозаичным эмпирическим фактам. Также в сказке есть правда и неправда, или, лучше сказать, стилистическая последовательность и непоследовательность в процессе событий. (Это относится, разумеется, и к жанру фантастики – как к научной, так и к «фэнтези» – прим. перев.) Настоящий поэт может сочинять романы, о которых каждый знает, что они не являются действительностью, но в случае с которыми каждый чувствует, что при определенной позиции рассмотрения они могли бы быть настоящей действительностью.

Первичный инстинкт делает мозг человека уступчивым для восприятия истинных композиций. Для мозга это означает возможность облегчения труда и вместе с тем наслаждение с последующими симпатиями.

Те же самые законы существуют также при композиции носителей для идей марок ради создания связанных с конкретными предметами симпатий. Нужно последовательно повиноваться самоустановленным законам стиля. Любая непоследовательность инстинктивно отвергается как нечестность в художественном смысле. Лицо марки не может быть невозможным или выходить за рамки, обусловленные самими законами идеи марки. Оно должно быть создано таким завершенным и полным, чтобы оно признавалось как логичное. Также можно сказать, что лицо марки должно быть полным, чтобы мозг массы легче придавал ему завершенный вид для однозначно законченного представления.

Инстинкт композиции чрезвычайно сильно развил у психики массы чувство полноты (комплектности). Весьма странно, что этот основной закон творческого достижения масса понимает хоть и редко в настоящих художественных дисциплинах, но во всех вещах практической жизни обычно, между тем, ощущает его с большой чуткостью, которую, со своей стороны, могут контролировать почти только художники. Если марка не полна и не завершена, каким бы малым ни был круг и какими бы немногочисленными ни были элементы, то она регулярно будет отставать от более полных конкурентных марок, которые лучше подходят для композиции представления в мозгу массы.

Все это никак нельзя ограничивать «искусством». Не следует предполагать, что только ценные с точки зрения искусства или прикладного искусства проекты как-нибудь соответствуют инстинкту композиции психики массы. Иногда исключительно безвкусная, совершенно лишенная художественных достоинств фирменная одежда добивается большего успеха. У настоящих произведений искусства часто есть слишком большая самостоятельная ценность, чтобы соединиться с идеей марки настолько глубоко, как этого требует стремление массы к гомогенной полноте.

Когда говорят об искусстве брендинговой техники, это определенно не нужно понимать так, как если бы творения марок могли бы быть оторваны от их коммерческой или иной цели. Коробка сигар с пестрыми полосами, пустыми текстами, клеймом, желтыми лентами, рельефными кольцами с наименованием фирмы на самих сигарах, и теми украшенными золотом картинками полуголых негров и одетых в древнегреческом духе девушек посреди кучи эмблем – это хоть с объективной точки зрения и дикая смесь безвкусиц, но субъективно, с точки зрения массы, это вызывающая доверие вещь на уровне удовлетворительно последовательной полноты.

Разумеется, это привычка в первую очередь создает консонанс, но его создают также последовательность и полнота понятия единицы продажи для сигар, которые удовлетворяют первичный инстинкт. Тот, кто придумал типичную сигарную коробку, вероятно, не был художником, но это был привязанный к товарам инстинкт, который скомбинировал испытанные реквизиты в настоящее единство, причем лучше, чем кое-кто из настоящих мастеров прикладного искусства. Это вовсе не значит, что понимающий художник не смог бы создать свободные от безвкусицы сигарные коробки с такой же степенью «запаха материала» и идейной последовательности. Если однажды вместо прежних почти исключительно анонимных сигар с имитациями импортного оформления будут созданы настоящие фирменные сигары, то старый стиль так же, как и в сигаретной промышленности, очень скоро должен будет уступить место эстетически более удовлетворительным элементам стиля.

К области первичных инстинктов принадлежат также обращения к честолюбию и тщеславию. У товара, который повышает покупателя в его значении, как у рекламы, которая подкрепляет чувство собственного достоинства того, на кого она рассчитана, всегда есть хорошая перспектива на успех. Если бы Герман Шмидт оформил свой шоколад эмблемами рабочих, на которых тот может быть преимущественно рассчитан, то этим он без всякой необходимости испортил бы себе бизнес. Куда полезнее указывать определение товара для «господ», принцев или королей, с гербами, коронами, золотым тиснением и т.д.

Глубоко в первичных инстинктах кроется также уважение к магическим знакам, волшебным формулам эрудиции и к мыслительным производным более высокой компетентности. Но эти средства нужно дозировать так же осторожно, как эротику, родительскую любовь, патриотизм и инстинкт самосохранения с его тематикой здоровья и освобождения от страха.

Здесь мы только в общих чертах можем указать на основные свойства брендинговой техники, так как попытки уцепиться за подсознательный запас доверия разнородных представлений, чтобы этим вызвать начальные симпатии, требуют отдельных исследований для каждой задачи. Поэтому более четкое объяснение должно оставаться за практическими примерами.

Теперь тот, кто изучает брендинговую технику, не может со своей стороны цепляться за примеры и переносить опыт в новые области с помощью имитаций, но он в любом случае должен исходить из вопроса:

- Какие представления в массовой психике связаны с поставленной целью марки?

- Каких воспоминаний нужно стремиться избегать,

- и какие воспоминания нужно пробудить, чтобы вызвать чувство доверительности?

Если речь идет не о совсем уж новом изобретении, которое вообще не допускает точки соприкосновения с более старыми марками или формами товаров – особый случай, который, вероятно, все же, иногда может возникнуть, если думать не только о товарах, но и об идеях вообще – то изучение прошлого определенного вида товаров совпадает с изучением ценностей памяти в психике массы. Марки, которые имели длительный успех или также конкурентные марки, с которыми доведется столкнуться, оказывают большое влияние на создание формы и на стиль марки. Только нельзя подражать малозначительным внешним деталям прошедших успехов. Можно даже использовать старые образцы воздействия через их противоположность.

В любом случае нужно исследовать внутреннюю связь марок с психикой массы, чтобы установить, каким инстинктам и склонностям соответствовали предшествовавшие марки. Опыты с формой и цветом, которые нужно исправлять с помощью доказательства особенных обстоятельств, часто делают достойным рекомендации как раз противоположный путь. Различия местностей в их реакциях на возбуждение форм и цветов иногда можно найти также в родственных классах товаров, если собственный класс товаров не дает достаточного наглядного материала.

Часто говорилось, что гениальный инстинкт важнее и успешнее, чем серая теория науки брендинговой техники и мозаики систематического создания марки. Несмотря на сомнительность таких удобных представлений и несмотря на ненадежность враждебной к методам гениальности народное мнение о творческом инстинкте в определенном смысле имеет право на существование.

Остается только установить, из-за чего возникает этот инстинкт:

Бывают такие особенные дарования, которые беспрерывно накапливают опыт в своей области, и при этом сами авторы даже не осознают это в полном объеме. Такой опыт откладывается в подсознании и образуют инстинкт.

Но и наука о брендинговой технике тоже не преследует никакой другой цели. Едва ли возможно, только суммировав опыт, объективно и трезво сконструировать образ марки наподобие гомункулуса.

Только когда знание брендинговой техники стало таким само собой разумеющимся достоянием, что голова остается свободной от тормозящих повторных вопросов о методах, только тогда, когда благодаря учебе был приобретен защищающий верный путь инстинкт, может выполняться творческая работа, достигающая образца истинного искусства.

После творческого процесса сознательное знание опыта брендинговой техники снова приобретает свою незаменимость, так как тогда речь идет уже о том, чтобы с помощью острой самокритики освободить полученную идею и ее форму от следов работы, от оказывающих вредное воздействие шлаков и несовершенств поверхности или в случае необходимости разрушить иллюзию только мнимого художественного произведения, чтобы сохранить свободное пространство для новых попыток.

К созданию хороших марок ведет не механический расчет, а выработанная самовоспитанием интуиция, творческая идея, которая соединяет многие – осознанно в большинстве случаев уже не обозримые – изобилующие связями нити в прочную ткань, чтобы дать образоваться образу марки, который уже с часа рождения начинает требовать от своего создателя самостоятельности и проявляет на рынке такую жизненную силу, которая терпит только лишь слуг.

6. Профессиональные группы брендингового творчества

«Оценка пригодности людей к профессии специалиста по брендинговой технике и специалиста по рекламе зависит от подтверждения ими некоей совершенно определенной страсти».

«Специалист по брендинговой технике – это оппортунист, и причем не только из эгоистичного расчета, что создало бы только слабые воздействия, но и из инстинкта».

«Специалист по брендинговой технике должен, подобно режиссеру, опоить публику, но при этом он не должен напиваться сам».

Хотя деятельность специалиста по брендинговой технике и основывается на его изобретательности и на способности к художественным творческим решениям, все же, он по цели своей жизни четко отличается от технического изобретателя или независимого художника. Специалист по брендинговой технике не может сводить стимул к приложению своих способностей преимущественно к наслаждению от своих творений ради них самих или к самоудовлетворению своих страстей художника. Его профессия обязывает его всегда держать перед глазами трезвую цель предпринимательского успеха и помнить о том, как именно он ради своего заказчика может воздействовать на человека и массы людей, или о том, каких впечатлений он в состоянии добиться.

Это вовсе не говорит о том, что специалист по брендинговой технике всегда должен быть исключительно утилитаристским или корыстолюбивым человеком. В большинстве случаев его интерес к личной выгоде на самом деле оказывается даже сравнительно слабым; скорее он одержим эффектом, и причем в такой степени, что ради эффекта он склонен даже рассматривать свои личные материальные интересы как второстепенные.

В конечном счете, брендинговая техника – это только усовершенствованный вид рекламы, и поэтому профессия специалиста по брендинговой технике требует психологических предпосылок хорошего специалиста по рекламе.

Оценка пригодности людей к профессии специалиста по брендинговой технике и специалиста по рекламе зависит от подтверждения ими некоей совершенно определенной страсти.

Естественно, совершенное владение всеми выразительными средствами брендинговой и рекламной техники требует сильного понимания воздействий формы, цвета, ритма, звука и языковых образов. Но настоящий стимул должен быть обусловлен складом характера.

Почти все педагоги склонны преподносить своим ученикам некие фигуры с идеальными характерами, которые абсолютно не приспособлены к жизни. Они забывают, что человек получает достаточный запас опыта с помощью не добродетелей, а исключительно своих ошибок и недостатков. Чем более проблематичны задатки характера человека, чем жестче он вступает в конфликт со своим окружением, тем большим сможет быть его накопленный опыт, если он обладает необходимым умом и силой воли, чтобы с самокритикой и преодолением самого себя оценить пережитое им.

Недостаток характера, которым может плодотворно воспользоваться специалист по рекламе, – это особенный вид тщеславия.

Тщеславие, в его многочисленных разновидностях честолюбия, властолюбия, жажды самоутверждения и т.д., является самой сильной движущей силой, которая возвышает людей над их физическими желаниями, и тем самым оно также стало причиной для всех форм этики. Но тщеславие, которое характеризует специалиста по рекламе, относится к протискиванию на передний план вовсе не его личности, а его представления.

Типичный специалист по рекламе с воодушевлением рассказывает о каких-нибудь переживаниях, о вещах и людях, которые произвели впечатление на него. Он протискивается вперед всюду, чтобы навязать свои идеи, убеждения и представления своему окружению. Но сам он при этом вовсе не хочет играть особенную роль. Он хочет только оказывать воздействие и делать это как раз в пользу идеи. Страсть к оказанию воздействия иногда соблазняет его к преувеличениям, к напыщенной речи и типичному тону одностороннего способа рассмотрения, но при этом он думает не об интересах своей собственной личности, хотя его окружение часто понимает это неправильно.

Как только профессиональный рекламист усиленно ставит в центр внимания свои собственные подвиги, т.е. личные заслуги, то этим он только доказывает то, что ошибся в выборе профессии. Непосредственно личное честолюбие гораздо более существенно для предпринимателя, который стремится исполнить сокровенную мечту о великолепных собственных отражениях. У специалиста по рекламе речь идет о чем-то вроде тщеславия ради дела, которое он представляет, и в котором он сам подсознательно теряется. Можно назвать это также просто способностью к воодушевлению, если к этому добавляется одновременно инстинктивная потребность в признании дела.

Чем сильнее инстинкт, чем больше он узнает в смехотворности, неверии и в искажениях эффекта последствия своего недисциплинированного поведения, тем более богатый опыт дает ему это его мучительное пережитое. Только если кто-то мается до самого конца, если он из своей настоящей внутренней угнетенности стремится к исполнению инстинкта добиваться и завоевывать на свою сторону верующих, то тогда он будет совершенствовать свои средства воздействия, будет их дозировать и учиться правильно применять, пока ему не удастся найти чистый успех.

Это не тщеславие актера, который стремится к эффекту своей личности и к расширению его славы, а тщеславие интерпретирующего режиссера, который увлекся спектаклем как художественной идеей и старается приложить все силы, чтобы перенести это воодушевление также и на других людей.

Можно часто наблюдать, что такие люди с уменьшенной способностью к критике овладевают такими материалами, которые никак не могут отвечать особенно высоким претензиям. Как пчела собирает нектар с самых разных цветов, так и правильная страсть к воздействию также учит извлекать материал из самых разных поводов и в случае необходимости позолотить их фантазией, чтобы потом козырять этим. В этом причина, почему хорошие режиссеры или музыканты часто страстно защищают произведения, которые вовсе не оправдывают этого. Интерпретация стала в какой-то мере самоцелью. Воля к воздействию вызывается определенной силой напряжения также при недостаточных поводах, так что происходит уменьшение критики по отношению к объекту, который можно вылечить снова только неприятной безуспешностью.

Массу можно лишь очень медленно привести в движение, и большинство индивидуумов отвергают ставшие заметными односторонности. С возникающих из этого неудач начинается время учебы специалиста по рекламе, пока он после многочисленных провалов не преодолеет необузданность своей страсти и за правильным согласованием своих средств воздействия не сделает свое сердце лишь суггестивно ощутимым.

Однако от специалиста по рекламе нельзя требовать, чтобы он полностью отказался от тщеславия своей личности, хотя оно при всех данных поводах исчезает за страстностью его профессии. Но и задним числом он с большой неохотой воспримет отрицание его доли в успехе идеи или оценку его трудов как незначительных. Это свойственно всем людям. Но если бы он, тем не менее, защищая свои произведения, вышел бы на передний план до такой степени, что одновременно с рекламой какой-нибудь вещи или дела потребовал бы от общественности лавров для своей собственной головы, то он совершил бы этим тяжелое профессиональное преступление.

Ведь именно тайное творчество позволяет ему создавать свою способность влияния на людей и человеческие массы. Общественный интерес к его личности очень быстро исчерпал, истощил бы его самого и проявил бы те же самые ошибочные воздействия, какие вызвали типичные начальные перегибы его человеческого времени обучения. Определенная трагичность состоит в том, что он может добиться для людей, идей и предметов самого большого общественного признания, но никогда не может добиться этого признания для самого себя. Только если специалист по рекламе в полной мере понял, что на самом деле это может быть для него только проблемой дешевой и, в принципе, лишь малоудовлетворительной формы тщеславия, он забудет о зависти к внешнему успеху и научится наслаждаться таинственностью своего творчества. Тем не менее, нужно признать, что это именно та скала, о которую разбиваются многие рекламисты, так что до сих пор признание специалиста по рекламе редко могло пережить славу немногих лет.

О ценности практического опыта брендинговой техники много написано и сказано. Упомянутый профессиональный талант как результат прочного стимула страсти к воздействию гораздо больше основывается на невольном профессиональном опыте. Если человек с ранней молодости страдает от неудач своего инстинктивного характера, то необходимые попытки самовоспитания – при условии, что он обладает нужным для этого пониманием и силой – гораздо глубже будут моделировать его инстинкт, нежели регулярное профессиональное обучение. Такой человек в какой-то мере с самой ранней молодости постоянно учится. Ему приходилось тысячи раз испробовать свои слова и образы, пока он в своем окружении в некоторой степени спокойно и без неприятных последствий не сможет предаваться своей страсти, и пока он, наконец, не станет оказывать влияние, которое связывается уже больше не с его личностью, а только лишь с самой пропагандируемой им идеей. Вместо одержимого рекламой интерпретатора с рискованной безответственностью должен появиться образец умного наблюдателя с уверенным ощущением настоящих ценностей.

Человек, который научился беспрерывно контролировать воздействие своих слов и образов, и доля участия которого в жизни сообщества зависит от позиции окружающих его людей, приобретает помимо своего инстинкта также определенное профессиональное снаряжение. Он знает, как далеко он может зайти, чтобы еще найти веру; он знает косвенные средства для оказания влияния, и точно взвешивает, сколько он может потребовать от своих слушателей. Такое практическое умение находится в его распоряжении, естественно, также и тогда, когда он увлекается каким-то делом не лично, а стремится к успеху по причинам практической пользы.

Но полную силу воздействия его обучения, однако, он сможет применить всегда только тогда, когда он сам верит в этическое право его соответствующей миссии.

Впрочем, существует сильное различие между психикой маленького круга личного окружения конкретного человека и психикой масс, которые определяют круг задач профессионального рекламиста. Но даже если детали испытанных средств воздействия и не могут непосредственно быть перенесены в область большого необозримого окружения, то, все же, ценным остается существенный признак профессионального таланта: очень тонкий слух, сверхчувствительность к реакциям психики конкретной массы и щепетильная старательность, необходимые для того, чтобы достичь рассчитанного максимума воздействия с минимумом вредных побочных явлений.

Специалист по рекламе – это не властолюбец по меркам общераспространенного понимания этого слова. Развитие усиленно демонстрируемой внешне самоуверенности притупило бы его сверхчувствительность и вместе с тем заставило бы иссякнуть источник для накопления опыта. Это та опасность, которую хоть и влечет за собой успех каждого человека в любой профессии, но для специалиста по рекламе она особенно велика. Несамостоятельная собака слышит больше, видит больше, знает больше и легче справляется с переменчивыми ситуациями – если она не смирена и не истощена прежде времени – нежели противоположный пример с натурой льва. Это сравнение не нужно воспринимать так, будто бы специалист по рекламе неизбежно принадлежит к категории рабов, даже если он на публике должен полностью отходить в тень перед славой своих питомцев в сфере брендинга.

Однако неизбежно, что надежно наблюдающий специалист по рекламе должен быть немного философом, и что он учится оценивать возбуждающие средства публично удовлетворенного тщеславия как нечто бедное в плане долговременной привлекательности. Во всяком случае, для достижения максимальных результатов в профессии специалиста по брендинговой технике необходимо как можно более основательно освободиться от богато украшенной уздечки личного тщеславия. Тот, кто достиг этого, практически неуязвим, что особенно важно также потому, что он в большинстве случаев своей деятельности связан с предпринимательством, которое не хочет чувствовать в нем конкурента в соревновании за признание общественного мнения.

Тем самым мы касаемся темы, которая требует специального психологического обучения. Специалист по рекламе должен в необходимом направлении влиять не только на публику, но в то же время почти всегда и на своего заказчика, который, в конечном счете, остается ответственным за все мероприятия и поэтому также требует искусного метода обращения. Уже упомянутые ранее книги «Аналогика» и «Молитвенник для королей» дают некоторые разъяснения по этому вопросу. Здесь же мы скажем только то, что хотя предприниматель в своей соответствующей профессиональной сфере как промышленник или коммерсант и не относится к массе, и потому на него здесь нельзя влиять средствами массовой психологии, но в собственно профессиональной сфере рекламы и в брендинговой технике вообще его следует считать дилетантом, который часто столь же мало, что и публика, осознает естественную ограниченность своей компетентности.

Тщеславие, которое специалист по рекламе переносит на пропагандируемую идею или товар, у предпринимателя, как правило, остается связанным непосредственно с его личностью. Основные мотивы страсти предпринимателя состоят в стремлении к тому, чтобы другие считали его богатым, могущественным и респектабельным. Поэтому всегда возникает проблема соперничества с сотрудниками, которые могли бы в глазах круга специалистов или также более широкой публики оспаривать, по меньшей мере, его славу. Наполеон I регулярно оттеснял своих успешных генералов на задний план, причем не потому, что они могли бы стать опасными для него, а потому что не выносил соперников по славе. Профессиональный рекламист тоже должен считаться с такими трудностями, как только для соответствующего предприятия реклама, кажется, приобретает в общественном мнении решающую важность. Это хоть и второстепенная с деловой точки зрения, но практически весьма знаменательная причина для очень умной сдержанности специалиста, который со своей переданной и передающей страстью способен сам не изображать из себя предпринимателя.

Образцом может послужить строгий ученый, который, вероятно, имеет самое сильное влияние на цивилизаторское и мировоззренческое развитие человечества, но, несмотря на это, только редко и даже тогда преимущественно не по своей воле достигает ограниченной популярности. Воин, оборонительная ценность которого основывается только на его способности к разрушению по приказу, всегда будет популярнее врача, который, изобретя новый метод операции, вернет зрение тысячам слепых. Научная область преимущественно лежит вне возможности создания личных марок.

После продолжительной практики специалист по рекламе, объектом исследований которого как раз и является общественное мнение со всей его закономерной несамостоятельностью, будет очень рад, если ему как частному лицу удастся сохранить незаметное существование. Он очень скоро научится с боязливой антипатией смотреть даже на публичные проявления уважения к его собственной личности. Массовый психолог из профессиональных соображений старается избегать всего того, что могло бы однажды сделать его самого жертвой достаточно часто наблюдаемого им своенравия массы.

Эти соображения очень важны, так как подавляющее большинство надежд на штат сильных специалистов по брендингу и соответственно специалистов по рекламе в немецкой экономике рухнуло именно из-за того, что при определении цели карьеры объект и субъект были перепутаны или смешались.

К этой основной установке для профессии специалиста по брендинговой технике, которую можно было бы назвать также чем-то вроде уравновешенности как предпосылки для объективных рассмотрений разнообразных проявлений человеческой природы, добавляется необходимая чувствительность к форме и цвету.

Удивительная степень восприимчивости к форме и цвету, которую масса, в отличие от отдельных индивидуумов, демонстрирует по любому поводу, не придерживаясь при этом никаких признанных художественных программ, была вытеснена из сознания у большинства отдельных людей, так что она снова проявляется только лишь через аккумулирование к образованию масс. Специалист по брендинговой технике должен обладать надежным инстинктом или же суметь выработать такой инстинкт, который будет вести его дальше, чем смогло бы помочь ему оставшееся в сознании знание опыта индивидуума.

В этом отношении можно указать лишь мало отправных пунктов. Нужно только сказать, что специалисту по брендинговой технике часто приходится отказываться от художественного своеволия, хотя в других моментах он очень сильно приближается к художнику в своем методе работы.

Специалист по брендинговой технике – это оппортунист, и, причем не только из эгоистичного расчета, что создало бы лишь слабое воздействие, но также из инстинкта. Даже если можно с уверенностью предположить, что ни один свободный художник не склонен создавать какие-либо произведения без признания публики или хотя бы без надежды на такое признание, то, все же, он – по крайней мере, в самых взыскательных примерах – работает в соответствии с законами, которые он продиктовал себе сам, и не заботится об уступках вкусу большинства индивидуумов. Специалист по брендинговой технике даже возвышает эти самые презираемые художником уступки до уровня материала для искусства. Он в какой-то мере находится посередине между настоящим художником и бизнесменом, который, не раздумывая, и без внутреннего интереса тут же хватается за самые низкие проявления отсутствия вкуса у масс и настаивает только на дешевых образцах подобных коммерческих надежд на успех.

История экономики нашего времени учит, что очень много предпринимателей с помощью такого рода безвкусицы достигли успехов, пусть даже и не слишком долговечных. Но надежные марки, вероятно, еще никогда не были вскормлены из мутных источников безвкусных спекуляций на искусственно созданном стиле широкой публики. Поэтому специалист по брендинговой технике хоть и не верит в общеупотребительность художественной собственной жизни, но, несомненно, также не убежден в том, что он обязан приспосабливаться к всегда сомнительной реконструкции неполноценного вкуса публики.

Специалист по брендинговой технике предпочитает очень четко различать произведения искусства, которые он собирает в своей квартире для самого себя, и произведения в форме и цвете, с помощью которых он стремится влиять на массу. Тем не менее, такие произведения никогда не будут противоречить его личному выработанному стилю, так как в противном случае они станут ложью и будут лишены жизнеспособности в плане брендинговой техники. Иногда ему придется постараться, чтобы, сохраняя приличия, выпутаться из аферы. Но в большинстве случаев он вообще будет избегать проблематики вкуса и преподнесет массе в области делового и технически целесообразного неподдающиеся критике предложения формы и цвета. Для критики будущих поколений можно также допустить, что важнейшими свидетельствами максимальных культурных достижений будут считаться те произведения, которые во время их возникновения вообще не воспринимались как носители стиля или даже с точки зрения авторского права не считались творческими результатами. Это кажется признаком хорошего ремесленного мастерства, как мы со своей стороны видим это на примере неизвестных произведений прикладного искусства прошедших времен, для которых слово «искусство» было придумано только гораздо позже.

Это говорит о том, что специалист по брендинговой технике должен быть в полной мере художником, даже если и без права на прерогативу. Он никогда не может отрицать самого себя. Так называемые уступки относительно его целей воздействия на массу, которыми он внешне отличается от чистого художника, не могут быть настоящими уступками, а должны стать предпосылками, на которых он и строит свое творчество чисто в художественном или вкусовом смысле.

Использованный пример режиссера в отличие от стремящегося только к личному эффекту актера дает одновременно хорошую возможность для учебы.

Даже если мастерство подчеркивания спектаклей сценическими вспомогательными средствами, такими как декорации, цвета и освещение, лишь редко считается образцовым, то все же занятие задачами сценического оформления и полными инсценировками может дать очень важный опыт, который обогащает знания пониманием восприимчивости публики.

Театр дает то большое преимущество, что критика в нем стихийна, и потому источники ошибок проследить легче, нежели в случае с широкомасштабными рекламными задачами с их очень сложно переплетенными предпосылками успеха и длительными периодами «разогрева».

Большие театральные профессионалы в большинстве случаев являются хорошими знатоками публики относительно визуальных и акустических средств воздействия. У нетворческих представителей этой профессии, к которой сегодня также можно добавить и кино, это выражается в фиксации на проверенных рецептах, вроде тех, которые есть, например, также для наиболее часто читаемых писателей-романистов. У творческих артистов знание души публики дает результаты, которые хороши на все времена. В том же самом направлении самые выдающиеся театральные профессионалы в истории, например, Гёте, Шекспир и т.д., основываясь на надежном знании театрального дела, т.е. на твердом знании массовой психики, создали свои самые великие произведения.

Сегодня мы знаем, что красота звучания патетической декламации требует расположенного амфитеатром помещения, что психологическая драма натурализма достигает наилучшего эффекта на строго обрамленной панорамной сцене. Важные слова лучше звучат в высокой и узкой рамке. Угнетенные настроения с подчеркиванием немой игры усиливаются в низком и широком кадре. Самостоятельная ценность произнесенного слова позволяет занавесы, близкие фоны, простые реквизиты и светлый свет. Слово как намек на основное событие стремится к самой большой сценической глубине, непросматриваемости и сильным контрастам светлого и темного.

Монументальность событий зависит от высоты декораций. Иллюзия образов усиливается только крайней скупостью намеков сценических сооружений. Если вы хотите создать впечатление гигантских ворот, то нельзя ставить на сцену больше одной опоры колонны ворот.

Одна из самых важных тайн искусства театральных декораций – возбуждение фантазии. С помощью немногих вспомогательных средств можно создавать такие импульсы, которые производят в мозгу публики гораздо более совершенное представление, чем это было бы возможно путем создания целой выставки предметов изобразительного разнообразия. Изобилие передвижных декораций, сценических фонов, кулис, сооружений и реквизитов склонит публику к критике даже тогда, если речь идет о самых совершенных имитациях действительности. Это та мудрость, которую еще не приняло кино, и потому ему также по-прежнему столь часто мешает психоз внешнего оформления в качестве самой жалкой и бездуховной спекуляции на психике публики.

В действительности публика благодарна за любую создающую иллюзию свободу, так как сцена, которую публика, как она полагает, видит со своими собственными дополнениями, всегда лучше, чем сцена, которая предлагается публике во всей полноте и со всеми деталями.

(На премьере «Войцека» Георга Бюхнера в Лейпциге в 1915 году на маленькой сцене мне удалось получить характерное доказательство этого. Сцену ночного убийства у лесного пруда из-за быстрой смены декораций можно было оформить лишь очень скупо. Газета «Берлинер Тагеблатт» писала впоследствии, насколько удивительно было то, как с помощью очень немногих средств – только скамейка и несколько густых кустов – было достигнуто исчерпывающее представление о месте события.

Большая часть зрителей увидела еще гораздо больше, но в действительности на сцене вообще ничего не было. Лишь на заднем плане большой серебристо-серый сатиновый занавес в плотно стянутых складках со стороны освещался так, что неравномерные мерцающие огни запутанно распределялись на всей плоскости и с самым тихим дуновением сквозняка двигались туда-сюда, как будто бы поверхность воды светилась через густые заросли ольхи. Сама сцена была в темноте, так что обе фигуры вызывали впечатление силуэтов перед не просматривавшейся освещенной поверхностью, и своими словами текста внезапно как по волшебству создавали весь пейзаж, каким его удовлетворенно представлял себе по-своему каждый зритель с помощью своей освобожденной фантазии).

Соответствующий опыт можно применять всюду в брендинговой технике: всегда нужно лишь думать о том, чтобы только определить направление мыслительных дополнений, и затем избегать всего того, что могло бы воспрепятствовать самостоятельному образованию представления. И сделать это можно в первую очередь путем создания нейтральной плоскости проецирования или места действия для полезного для достижения цели проявления всегда готовой к применению фантазии. Самое опасное искушение, которому может поддаться хороший специалист по брендинговой технике, – это сделать слишком много хорошего вместо того, чтобы ограничить себя и этим в значительной степени сохранить для массы свободу ее творческого соучастия в создании своего представления.

Такие рассуждения нельзя осуждать словами об «уступках публике». Они являются основой всех работ, цель которых – оказание воздействия на массы, причем создатель во время работы в состоянии полностью идентифицировать себя с душой публики, так что он совсем не теряет стиль. Трезвых соображений здесь недостаточно.

Но тут нас подкарауливает еще одна профессиональная опасность: специалист по брендинговой технике должен, подобно режиссеру, опоить публику, но при этом он не должен напиваться сам. Даже опьянение настоящей работой художника должно смениться холодной расчетливостью критического разума, чтобы отделить хорошее от плохого.

Специалист по рекламе, как он до сих пор описывался, соответствует пониманию профессии для различных возможностей применения. За его спиной, вероятно, могут говорить, что то или иное задание не подходит ему, подобно тому, как профессиональный актер классического времени специализировался преимущественно на определенном соответствующем его складу характера амплуа, но, все же, от него требуют профессионального мастерства с большим диапазоном допустимых изменений. Во всяком случае, он как властитель своих средств воздействия всегда должен методично и с некоторой отстраненностью от своего личного «я» покорять свою публику. Исполнитель роли Франца Моора (отрицательный персонаж пьесы Шиллера «Разбойники»), природа которого по складу характера также в частной жизни идентична с этим безобразным образцом, и который играет, так сказать, самого себя, не заслуживает звания профессионального актера. Его достижения остаются нетворческими, и в новых ролях или при измененных понятиях характера относительно типа интригана у него ничего бы не получилось.

Подобным образом существуют также такие рекламисты, которые случайно стоят в духовном плане точно на сравнительно низком уровне определенной категории покупателей и должны только проявить сами себя во всей полноте, чтобы соответствовать вкусу публики. Множество больших рекламных успехов возникло именно так. Тем самым разрешается загадка того, что так много специалистов по рекламе и, прежде всего, также самовластно судящих предпринимателей смогли пожать славу только от одного единственного задания. Тогда говорят, что они исчерпали себя, но в действительности им просто удалось случайное попадание, которое они ввиду отсутствия настоящей профессиональной пригодности больше не смогли повторить. Такие неповторимые достижения характеризуют дилетантство, которое никогда не может добиться успеха там, где в переменчивых ситуациях требуется хоть некоторая надежность.

Устанавливать типологию этого довольно бесполезно, хотя очень частое появление этой категории успешных на короткий срок псевдоспециалистов по рекламе по причине инерции напрасных надежд на повторение былых успехов часто преграждает путь к развитию настоящим приверженцам искусства брендинговой техники. История этой профессии знает примеры, когда даже более двадцати лет безуспешности все еще не могли заставить померкнуть славу того, кто когда-то добился единичного успеха, тем более что практика делала возможным последующее усвоение нескольких признаков ремесла и вместе с тем гарантировала ореол профессиональных знаний. Рассуждения переходят в область естественных марок, в случае которых остается спорным, сумеют ли счастливые владельцы действительно позаботиться о даре случайности, развить и использовать его.

На больших предприятиях неизбежно сформировался своеобразный вид директоров по пропаганде, которые даже не работают по какой-либо специальной профессии, а ограничиваются стимулированием, проверками, судейской деятельностью и окончательными решениями. Даже если здесь еще могут быть достигнуты производительные результаты, то, все же, настоящая работа поручается специалистам.

В ремесле специалиста по брендинговой технике такое чисто директорское понимание работы находит только административные задачи, так как брендинговая техника – это работа одного человека, как и любое творчество художника. Он часто располагает многочисленными помощниками, и он иногда оставляет за собой право на вмешательство только в случае грубых ошибок своих сотрудников, которые во всем остальном могут работать практически самостоятельно. Но нельзя себе представить, чтобы он полностью отказался от творчества с писчим пером или с чертежным карандашом. Так же как художник, несмотря на всех своих одаренных помощников, не может отказать себе, например, при выполнении больших декоративных задач в том, чтобы самостоятельно переделать рисунок, если он не хочет, чтобы пропал флюид его художественного стиля.

Специалист по брендинговой технике – это квалифицированный практический работник, и он остается таковым, даже если он достигает самого высокого положения и руководит большими предприятиями.

За недостатком специалистов и правильного понимания сформировался тип такого менеджера по рекламе, который возглавляет отдел рекламы исключительно в коммерческом или организационном отношении. Это может быть очень полезно для разгрузки собственно творческих кадров, но тогда над ним как администратором всегда должен стоять истинный создатель марок и средств рекламы, причем без ограничений, т.е. как руководитель. Специалист по брендинговой технике всегда должен продолжать самостоятельно участвовать в творческом процессе.

Большой круг задач брендинговой техники, который охватывает приблизительно все выразительные средства для творческой работы, которые только можно вообразить, такие как литераторская деятельность, живопись, музыка (ритмика), архитектура, риторика, искусство употребления, традиционная история, психология и относящаяся к этому техническая сфера задач, требует для этой профессии в идеальном случае такой универсальный талант, который едва ли может существовать в реальности. Да это и не нужно на практике. Вполне достаточно взять на себя руководство с решающими результатами в одной отдельной важной специальности и задавать тон.

Утверждение, которое часто высказывают неспециалисты, о том, что, мол, можно с гарантированным успехом руководить предприятием или даже одним только отделом рекламы даже и без практических умений в какой-либо специальной области и с помощью одной лишь веры в собственную способность оценки, абсолютно бессмысленно. Причина этого очень проста: без пота непосредственной творческой работы по созданию форм и без борьбы с трудностями материала не может развиться никакой инстинкт и дар изобретателя. Любое другое представление – это серая теория, которая как раз, к сожалению, и подпирается случайными успешными попаданиями.

Разовьется ли определяющий стиль специалист по брендинговой технике из таланта художника или из таланта писателя, является решающим не для успеха вообще, а, самое большее, для переноса основного внимания в рекламе на отдельные виды рекламных средств. Такая односторонность отнюдь не ошибочна, а как раз необходима, ибо именно вследствие этого гарантируется четкость стиля. Можно представить, что в соответствующих отраслях разовьются специалисты по брендинговой технике из инженеров, архитекторов, типографов, фотографов или также из лекторов. Но это будет случаться редко, так как брендинговой технике,  которая придает товарам определенную форму, требуются в первую очередь художники-графики и текстовики – специалисты по рекламным текстам.

Ни один специалист по брендинговой технике даже после достижения им высокой должности не может позволить себе отказаться от практической работы и, занимаясь директорской деятельностью, жить за счет былого опыта. Если так случится, то он очень скоро утратит этот опыт. Без мучений над проектом, пусть даже время от времени и только ради самообразования, над проектом, который необходимо отшлифовать до мельчайших деталей, или не ломая голову над оформлением текста и языковыми выразительными средствами, теряется тонкий слух и уверенность при оценке инструментов рекламы.

Некогда большинство руководителей отделов рекламы были выходцами из среды коммерсантов, так что довольно долго хорошее время обучения торговца считалось наиболее подходящей платформой для воспитания специалиста по рекламе. Это происходило из неверной идеи, будто специалист в экономике нуждается также в основных представлениях об экономике. Но это касается только самого предпринимателя, и если бы служебная этика специалиста по брендинговой технике по существу была бы такой же, то не было бы и никакого смысла в таком дополнении

Кроме того, можно наблюдать, что предпочтительно одностороннее коммерческое обучение притупляет чувствительность, чуткость, осторожность, чтобы не сказать нерешительность специалиста по брендинговой технике по отношению к самым маленьким проявлениям движения на рынке.

Торговцем, купцом владеет мысль о прибыли, и для этого ему служат техника торговли, корпоративная практика, планирование финансирования и т.д. Специалист по брендинговой технике тоже думает о конечной цели прибыли, но это не непосредственно его собственная прибыль, и им в его нервном центре также не овладевает эта естественная предпосылка. Примитивно эгоистический подход настоящего торговца даже мешал бы ему в его творческой деятельности. Чем меньше он также как служащий заботится о вознаграждении за свои труды, чем больше он может положиться на предпринимателя как на торговца относительно соблюдения своих интересов, тем свободнее он сможет развивать свой профессиональный талант. Тот, кто в определенной профессиональной сфере достигает чего-то особенного, тот вообще не должен беспокоиться о том, как он гарантирует себе определенную долю от успеха. Вследствие этого образование коммерческого образа мыслей не должно было подчеркиваться. Это уже дело предпринимателя пресекать возможные неправильные инициативы.

Несколько по-другому обстоит дело с приобретением трезвого направления на цель. Тем не менее, этого направления требует не цель получения прибыли торговца, а цель достижения успеха.

И необходимое «купеческое чутье» тогда получается само собой, тем более, что нельзя забывать, что область деятельности специалиста по брендинговой технике отнюдь не ограничивается жизненным пространством коммерции. В экономическом государстве есть много задач брендинговой техники, которые вовсе не всегда связаны с личными прибылями, и в случае с которыми все равно остается требование трезвого исполнения цели.

Опрос большинства ведущих специалистов по рекламе о практической области их деятельности, несмотря на их происхождение из среды коммерсантов и время обучения в торговле, показал бы предпочтение текстовых задач. Это, вероятно, обосновано исторически, что первоначальный вид рекламы через устное слово и слово как основное средство борьбы аппарата продажи предписывает большее значение написанному слову специалиста по рекламе. Однако, вероятно, это только тот факт, что искусство графического изображения как профессию не так легко можно приписать себе, как искусство словесного оформления. В конце концов, почти каждый считает, что умеет писать, а вот в рисовании дилетант слишком быстро выдаст себя.

В действительности любое произведение в рисунке и цвете имеет в брендинговой технике значительно большее значение, чем написанное слово. Если также нельзя говорить, что одним можно пренебречь ради другого, то все же при оценке воздействия работа художника-графика могла бы требовать приоритета. Доказанная искусством графики большая восприимчивость к подсознательно воздействующим средствам рекламы, которая составляет часть особого таланта художника в области изобразительных искусств, позволяет оценивать и использовать опыт брендинговой техники более основательно, чем сознательная критика текстовых аргументаций и формулировок. И количество хороших художников-графиков, которые смогут приобрести критические критерии для создания текстов, значительно больше количества специалистов по текстовой рекламе, способных заменить врожденное и профессионально приобретенное чувство воздействия формы и цвета трудоемкими и все же всегда ненадежными наблюдениями за успехом.

Брендинговая техника направлена в первую очередь на подсознание, и поэтому она вплоть до немногочисленных необходимых языковых обозначений преимущественно немая. По этой причине большинство текстовиков на должности руководящих специалистов по рекламе меньше склонны к художественным или творческим и больше – к административным и организационным задачам, и в большинстве случаев стремятся искать ошибочные рекламные идеи вместо того, чтобы стремиться к приданию формы идеям марок, т.е. к созданию физиономии марки.

С другой стороны, нужно обратить внимание на то, что художники-графики больше находятся, так сказать, в плену своей профессии, чем специалисты по текстовой рекламе, и что также их коммерческая чуткость обычно меньше. Поэтому очень многое зависит от сотрудничества с предпринимателем, для чего нельзя установить никаких правил.

Специалисты по текстовой рекламе

Существует лишь немного принципов обучения для образования из специалистов по текстовой рекламе руководящих специалистов по брендинговой технике или специалистов по рекламе. В общем и целом, там говорят слишком много и в общих словах, а «формируют» слишком мало. Инструкции по текстовым формам стиля слишком поверхностны и далеко не исчерпывающие, чтобы послужить базой для дальнейшего развития.

Между тем, обучение хороших стилистов с попыткой исследовать воздействие отбора лексики, ритмики и языковых образов, позволяет очень хорошо усовершенствовать собственный стиль. Уже неоднократно говорилось об ограничении возможно более простыми предложениями и, прежде всего, о предотвращении имитаций или повторения консультаций продавца с их тематической страстью к исчерпыванию.

Тем не менее, при этом нужно иметь в виду, что брендинговая техника различает два противоположных способа применения написанного слова. Во-первых, это ключевые слова и фразы для идей марок и, во-вторых, объясняющие дополнения. При всех обстоятельствах нужно избегать смешивания этих двух средств воздействия.

Для ключевых слов, ключевых фраз или слоганов требуется особенная четкость и очевидность выражения. Никогда нельзя использовать больше одного единственного сравнения или мысленного образа. Это очень интересное учебное занятие: нанизывать во встречающихся рекламных текстах друг за другом образы представления, которые нужны для понимания одного или нескольких предложений. Вы с удивлением узнаете, насколько велики требования к пониманию образных выражений, которые неопытные составители рекламных текстов предъявляют массе. Только крайняя экономия субъектов построения предложения в пользу сказуемых или несамостоятельных дополнений позволяет сконцентрировать мысленный образ до такой степени, что массе не приходится образовывать больше одного единственного представления, чтобы понять смысл одного предложения.

В случае с ключевыми словами визуальная эффективность столь же важна как представляемость. Перечисление самых успешных наименований марок (не якобы популярных, а подтверждено самых успешных!) принесет большие сюрпризы: едва ли можно понять, какие только непонятные и необоснованные словообразования могут помочь массе зафиксировать ее представления. Разумеется, веру в то, что бессмысленность и безвкусица останутся безнаказанными, очень хорошо можно опровергнуть. Дело не только в том, что изобретатель ключевого слова хочет понимать под ним, но и в том, какие ассоциации выводит из этого масса. Всегда можно предположить большое различие в образовании представления, так как масса, естественно, понимает слово иначе подготовленными органами чувств, нежели любознательный и обладающий специальными знаниями профессионал.

При разнообразии задач специалист по брендинговой технике должен приобрести особое чутье к наивным или почти тупым способам рассмотрения. Лучше всего он достигает этого с помощью точного контроля своих представлений о ключевых словах в классах товаров, которые профессионально чужды ему. Он с неожиданностью испытает на самом себе, что время от времени он связывает с отдельными словами представления, которые при последующей проверке не выявляют вообще никакого смысла, и которые он пытается спасти только неопределенными попытками объяснения. Большинство названий лекарств, например, звучат по-гречески или по латыни как словесные комбинации рецептов – хотя у значительно большего количества названий марок все попытки перевода или попытки словопроизводства с этими языками оказываются неудачными. Похоже обстоят дела также в других классах товаров. Необходимость образования новых слов весьма велика, так как количество зарегистрированных только в Патентном бюро Германской империи еще задолго до последней войны словесных товарных знаков превзошло сотню тысяч.

Несколько проще основы для изучения ключевых фраз или слоганов (рекламных лозунгов). Американские образцы, которые благодаря особенной пригодности английского языка для коротких сентенций могут показаться соблазнительными, вовсе не всегда являются желанным идеалом для Европы. Слишком грубый и явный способ выражения пробуждает в особенности в немецком языке чувство унизительности. Нельзя предавать свой собственный стиль, даже при отказе от остроумных или удачных формулировок из народного языка. Также здесь методичные исследования всех современных примеров отточат самокритику собственных попыток. Нужно постараться улучшить все ключевые фразы, которые только можно найти, чтобы после этого придумать выводы. Десятки даже совсем неприметных вариаций, выстроенных длинными рядами одна за другой, стимулируют фантазию к созданию последующих комбинаций слов. В концентрации на тихих размышлениях обычно мало смысла; нужно иметь перед глазами образные выражения, создаваемые из слов картины, чтобы исчерпать возможности допустимых изменений и приобрести новые идеи.

Так как брендинговая техника лишь редко занимается устным словом, очень рекомендуется не только обязательно записывать ключевые предложения, но и уже во время литературных усилий прорисовывать отдельные буквы, подсчитывать и распределять по однострочным, двухстрочным или многострочным группам. В большинстве случаев важнее достичь хорошего визуального впечатления, чем найти элегантную фразу, поэтому выражения часто изменяют или вообще заменяют только ради хорошей картинки. Также и эта серьезная забава побуждает к новым мыслям.

Для «пояснительных дополнений» существует большая свобода. Их стиль приспосабливается к их специальной задаче, не слишком считаясь с особенным «рекламным стилем». В их случае главная предпосылка состоит в том, что читают их только по-настоящему интересующиеся люди, и поэтому их агитирующее, рекламирующее задание состоит преимущественно в повторном указании на суть идеи марки. Всех остальных расхваливающих заверений следует избегать, чтобы не подвергнуть риску объективную неприкосновенность пояснительных дополнений и не возбудить недоверие. Если по причине суховатого технически-научного стиля получаются какие-нибудь не слишком гладкие обороты, то это менее вредно, чем слишком плавный поток поверхностных выражений. Даже определенная обстоятельность способа выражения может выглядеть особенно откровенной и убедительной. Даже если к ясности и популярному характеру изложения следует стремиться всюду, где употребляются пояснительные дополнения к рекламным ключевым словам и фразам, то, все же, этого никогда не стоит достигать за счет достоинства, научности и деловой надежности.

Излишняя гладкость, повышенная любезность и назойливый эстетический снобизм вызывают антипатию.

К этому контексту относится также основное правило для рекламных текстов, которое регулярно нарушают обычные авторы текстов, постоянно стремящиеся к лощеной гладкости. Это правило звучит так: никогда не пишите какой-либо текст – ни для рекламных ключевых слов, ни для ключевых предложений или пояснительных дополнений – который с тем же стилем, тем же содержанием или вообще с теми же словами мог бы быть непосредственно перенят для изделий конкурентов или даже для совсем других классов товаров. Такие тексты никогда не освещают типичные черты лица марки, и поэтому они нерентабельны.

Настоящий секрет успеха хорошего автора рекламных текстов почти необъясним. Тут уже нужно обращаться за помощью к таинственным процессам передачи колебаний, чтобы получить представление о подсознательном принципе воздействия хороших текстов.

Каждый знает, что бывают такие ораторы и декламаторы, которые умеют придать простому предложению или давно известному стихотворению вид нового откровения, и причем без актерских эффектов, т.е. одними только фонетическими средствами. То, что при этом оказывает особенное воздействие, в большинстве случаев уклоняется от критики даже самого чтеца, который роковым образом обязан своим положением особенному расположению и вместе с тем односторонне своекорыстному просеиванию публики. Для такого артиста это почти случайный результат, когда он благодаря большому успеху у публики выделяется из массы неизвестных конкурентов. Он может только делать все возможное, и он как настоящий художник должен, естественно, в большинстве случаев смочь выстоять также в конкурентной борьбе с профессионалом. Но своей славой он обязан, сверх того, тому почти случайному факту, что его способ выражения и его голос находит резонанс в важном большинстве его слушателей и постепенно возбуждает психоз марки. За успехом вовсе не всегда стоит особенный умственный результат. Об этом мы еще скажем, когда коснемся методов передачи колебаний в профессии художника-графика.

Во всяком случае, написанное или напечатанное слово тоже может иметь тот характерный тон, который находит резонанс. Существует литературная форма выражения тона обывателя, фанатично правдолюбивого техника, мечтателя или серьезного доцента, которую можно охарактеризовать не только тематически или подбором лексики, но иногда лишь благодаря комбинациям слов или ритму языка. Например, также для напечатанного предложения есть такой тон, который воздействует убедительно, и, с другой стороны, есть и такой способ выражения с тем же самым смыслом предложения и почти теми же самыми словами в несколько другой комбинации, который вызывает чувство недоверия.

Так, например, приведенное ниже предложение означает недоказанное утверждение: «Для сигарет «Omar» используется только лучший в мире табак, который происходит из Македонии». Не говоря уже о всегда неприятном преувеличении, у этой фразы нет звучания доверительности. Каждый читатель чувствует, что это лишь реклама. Но если перевернуть это же предложение в обратном направлении: «Лучший табак в мире происходит из Македонии, и только этот табак используется для сигарет «Omar»», то хотя вредное преувеличение еще остается, но предложение демонстрирует большую силу убеждения. Неуклюжая реклама касается в первую очередь больше не сигарет «Omar», а табака из Македонии. Это утверждение о положении македонского табака чрезвычайно правдоподобно. Читатель в случае с обезличенными сведениями думает о критике гораздо меньше, чем читая персональные восхваления. Также второе утверждение, а именно о том, что в сигаретах «Omar» содержится только македонский табак, избегает в этой формулировке дешевых прилагательных рекламы, так что такая формулировка в меньшей степени вызывает у читателя чувство противоречия или сомнения.

Почему же тон во второй формулировке убедительнее? Не только потому, что недоказуемое утверждение было спрятано за разделением мысли предложения на два частичных предложения, но и потому, что такое краткое и довольно простое объяснение звучит как истина из уст специалиста по табаку или автора туристических путеводителей, у которого вообще нет какого-либо личного интереса к той или иной марке сигарет. Лапидарная форма пробуждает воспоминания о школьном уроке, о лекции специалиста или о научных констатациях, которые по самой своей природе должны отказываться от хвалебных словесных прикрас.

Это звучание может быть усилено еще больше: «Из всех известных в мире сортов табака сорта македонского происхождения – и среди них, в свою очередь, прежде всего из районов Кавалла и Енитзе – оцениваются выше всего. Сигареты «Omar» обязаны своим качеством использованием табака исключительного из этих местностей».

Такое предложение вопреки усиленной рекламе звучит как результат беседы специалистов. При этом нужно представить себе, что читатель ведь получает только беглое впечатление. Он обычно не занимается подробностями, и он также не размышляет. Он чувствует тон и решает, вызывает ли этот тон чувство доверия или нет. Речь всегда идет только о том, чтобы внушить потребителю утверждение о высоком качестве, и чтобы у него при этом не возникло ненужное чувство противоречия и сомнения. Тем не менее, именно такое чувство и возникает всегда у потребителя при направленных лично на него превосходных степенях и приукрашиваниях, которые своей необъективностью всегда – и все равно, по праву или же неоправданно – порождают ощущение неправдивости или недоказанных и недоказуемых утверждений. Сигареты «Omar» действительно могут быть лучшими сигаретами в мире. Но если вы скажете об этом громко, то никто в это не поверит. Подсознание потребителя отреагирует на это с сохраняющимися в подсознании сомнениями: почему; для чего; так каждый может утверждать; многие это говорили; так ловят дураков и т.д.

Правильный тон позволяет избежать появления опасного сигнала, с которым масса защищается от повторения неприятного опыта. Эту чувствительность объясняют инстинктом массы, различающим настоящее от фальшивого. Этот инстинкт, тем не менее, совершенно мирный, если применять компетентный подход, и как раз поэтому найти тон правдоподобия является большим искусством. Вероятно, это искусство не поддается изучению, но его очень хорошо можно совершенствовать с помощью критических размышлений.

Трудности критики текста со стороны заказчика или других заинтересованных лиц основываются на том, что индивидуальное чувство здесь редко служит критерием. Речь ведь идет не о том, чтобы удовлетворить и обмануть отдельных индивидуумов, а о завоевании доверия массы, которая реагирует совсем иначе, чем отдельный человек – кроме того, преимущественно профессионально разбирающийся в практике этого ремесла.

Очень редки случаи, когда истинную эффективность текстового стиля можно проверить заранее, да и даже оценка постфактум почти всегда столь же трудна, что и всеобщее доказательство успеха того или иного профессионального рекламиста.

В этой неуверенности помогает только субъективная односторонность человека, который отвечает за рекламу. Педантичное конструирование предложений или собирание текстовых деталей различного происхождения остается без характера, без колебания и поэтому почти регулярно лишено собственного звучания. Артист должен передавать любое содержание «собственными» словами; и для этого у человека либо есть счастливый дар, либо он терпит неудачу. Самоотрицание и отказ от собственного звучания не приносит плодов. Что касается артистичности специалиста по текстовой рекламе, судьбоносным является то, излучаются ли те особенные колебания, в такт с которыми готова колебаться соответствующая масса людей, или нет. Только если очень повезло, и ваш собственный естественный и не сконструированный искусственно тон правильно «настроен» на массу, только тогда можно найти уверенность оформления текста в критике собственного чувства, профессионально изученного и откорректированного с помощью дискуссий.

Это в особенной степени касается неделовых текстов, для которых не существует методики. В определенные кризисные периоды и в определенных классах товаров понятие качества может перестать быть важным, так что у вышеуказанных советов останется мало ценности; но тогда еще важнее станет подсознательное соответствие стиля звучания.

Хорошему автору рекламных текстов никогда не повредит, если ему придется пройти через чистилище объективной или необъективной критики, но, в конце концов, он должен вновь обрести свою независимость, если единственно эффективное настоящее колебание не должно быть испорчено болтовней.

Художник, занимающийся прикладной графикой

По содержанию таланта большинство специалистов по брендинговой технике должны были происходить из числа художников, занимающихся прикладной графикой, или архитекторов – кроме тех случаев, когда техническому предприятию для этого требуются конструкторы, ведь круг их задач требует способности думать и чисто компоновать в форме и цвете. Художники старого стиля во многих отношениях могут послужить образцами для настоящих реалистов, которые с помощью основательного изучения своего профессии приобрели также чуткость в области родственных искусств, науки и техники.

К сожалению, претензия на неверно понятое проявление личных способностей и переоценка мнимых особенностей отразились в вызывающем опасения недостатке ремесленного обучения и дисциплины. Предприниматель, который сегодня придет на собрание художников, занимающихся прикладной графикой, чтобы найти там себе сотрудника, часто будет поражен странной и высокомерной изолированной уединенностью художников.

Он узнает о планах улучшения всего мира, о прерогативе искусства, о культурных требованиях к большим экономическим корпорациям и о странных утверждениях об умственной неполноценности всех современников, которые живут вне островного мира художников, занимающихся прикладной графикой. Почти непостижимо, в каком одиночестве оказалась часть художников, и насколько невелика доля их участия в фирменных предприятиях нашего времени, хотя спрос на хороших художников, занимающихся прикладной графикой, всегда очень велик.

Виновны в этом положении – кроме экономической конъюнктуры вплоть до денежной реформы – полная недооценка цели работы и идея-фикс священной самостоятельности художественного проекта.

Под прикладной графикой понимают «прикладное» искусство, т.е. ремесленное придание формы данным материалам представления для достижения данной цели. «Самостоятельно» занимающийся прикладной графикой художник может работать только тогда, когда он либо полностью знаком с обусловленными целью предпосылками, либо если он сам как специалист по брендинговой технике владеет полной сферой деятельности. Но если он так никогда и не научится полностью подчинять себя как внешне, так и внутренне той задаче, для которой такой художник является, в конечном счете, только подсобным рабочим, тогда ему никогда не удастся заполучить свою творческую долю от успехов брендинговой техники, и он будет и дальше упрямо вести жизнь непонятого преобразователя мира на своем одиноком острове, как это так часто предпочитает большая часть негибких «не идущих на уступки» художников, занимающихся прикладной графикой, совершенно неправильно понимая при этом свою сферу компетенции.

Существует одно уничтожающее модное словечко, и это словечко – «кич». Что именно означает это слово, требует подробного объяснения, но даже и тогда каждый случай его применения остается спорным. Странный факт, что, если обратиться к истории, то мы увидим, что слово «кич» практически никогда не употреблялось до предпоследнего поколения. Кич – это нечто преимущественно современное. В уже рассмотренных исторических периодах практически не было никакого значимого кича, так как тогда говорили о «примитивном», «популярном» или о свидетельствах времени. Уже одно это должно вызвать сомнения и сделать критиков современности более осторожными.

Многие прекрасные приспособления и служащие определенной цели работы прикладного искусства более ранних эпох, которым мы сегодня с завистью любуемся, происходят из скромной сферы ремесленного мастерства, которое со всей самоочевидностью подчинило себя данным условиям технических заданий. Также брендинговая техника ставит технические – даже если часто только психотехнические – условия, которые должны быть безоговорочными предпосылками для работ в сфере прикладной графики. И если такие предварительные условия являются очень ограничивающими или ставят особенно трудные задания, то их преодоление достойным способом станет еще большим доказательством художественного совершенствования ремесленного мастерства.

Причина того исключительно небольшого места, которое занимает хорошая прикладная графика в огромных задачах брендинговой техники, кроется не в злой воле предпринимателей, а в том большом непонимании и умственной негибкости, с которыми многие занимающиеся прикладной графикой художники относятся к серьезным вопросам жизни предприятий, агрессивно употребляя при этом слово «кич».

Несомненно, традиционные сигарные коробки заслуживают определения «кич», но их ассоциации вызывают то приятное чувство романтики заморских стран, без которого не может обойтись специалист по брендинговой технике. На рубеже столетий в прикладной графике царил узколобый стиль литографов, от которого хотели отдохнуть в стиле модерн. Сегодня уже и модерн в эмоциональном восприятии деградировал до тотального кича, и вместо этого эстеты собирают трогательно вычурные примеры каллиграфических гравюр на камне. Несомненно, есть много творений марок, которые сегодня считаются кичем и через несколько десятилетий будут называться допотопными. Сегодня никто не может судить, что именно из документов нашего времени, собственно, является существенным, и какие произведения свободных и прикладных искусств обретут признание как свидетельства стиля нашей эпохи. Поэтому в пределах конкретного отрезка времени только степень долгосрочной целесообразности образует надежный критерий.

Катастрофическая неосведомленность о непосредственной цели прикладной графики и родственных с нею прикладных искусств не внушала бы таких больших опасений – природа сама регулирует отбраковку непригодных к жизни сил – если бы не было такого большого спроса на компетентных сотрудников, и если бы промышленность не была бы в плане искусства так бедна изображениями идей.

Без сомнения, есть достаточно много талантов, но они из-за чуждых промышленности академий и ошибочно направленного честолюбия сравнения с так называемыми свободными искусствами оказались в оппозиции к поставленным им задачам, так что они теряют связь и скисают без пользы. Они упиваются необоснованной самонадеянностью, долгое время продолжают защищать свое художественное своеобразие, и верят, будто предприятия всемирного значения с десятками тысяч рабочих должны подчиниться их догматическим представлениям, не свидетельствующим о какой-либо компетентности.

Сегодня есть лишь немного значительных художников, занимающихся прикладной графикой, которые однажды займут почетное место в истории нашего времени под своим собственным именем, и которые по своему уровню и положению ни в коем случае не уступают идеалу свободных искусств. Они знакомы с заботами и идеями предпринимателей, стараются рассматривать экономические, а также психологические проблемы в качестве важной части профессиональной области прикладной графики, и без спора о художественных приоритетах помогают созданию единства стиля для решения задач брендинговой техники. Тем самым они находятся в самом центре живой жизни. Они ощущают биение пульса больших организмов и также сами приобретают экономически здоровую базу, из-за которой им горько завидуют их коллеги, упрямо продолжающие жить в высокомерной отрешенности от мира.

Раньше настоящие художники – в том числе и свободные художники – обеими ногами стояли на земле. Они разбирались во всем, будь то техника, музыка, литература или философия. В каждом настоящем художнике есть что-то от Леонардо да Винчи, от Альбрехта Дюрера или подобных универсальных гениев. Ясный взгляд, уверенная рука, сильное чувство стиля композиции и определенный опыт в знании людей – вот основы таланта художника, занимающегося прикладной графикой, которые ценны всюду в практике специалиста по брендинговой технике. Но пока художники, занимающиеся прикладной графикой, не в состоянии в какой-то мере отказаться от самих себя, чтобы заново найти себя в рамках трезвой целесообразности и облагородить объективные предварительные условия на основании способности к художественному творчеству, та большая пропасть, которая все еще разделяет промышленность и искусство, не будет преодолена.

К сожалению, многие теоретики-искусствоведы также противопоставляют друг другу художественно-прикладное ремесло как область деятельности для ценных стремлений и промышленность как губителя всех неповторимых культурных достояний. Только немногим удается объяснить, что это абсолютная чепуха. Почему не должно быть полноценного промышленного искусства (искусства промышленного дизайна), как существуют прочие прикладные искусства? Массовость изделий промышленности вовсе не должна быть более враждебной искусству, чем массовость хорошо изданных печатных книг. Дело вовсе не в том, существует ли художественная работа только в одном экземпляре или же воспроизводится в неограниченном количестве. Самое важное в том, что никогда нельзя переносить законы и способ рассмотрения дисциплины свободного искусства или художественного ремесла на новую дисциплину промышленного искусства.

Промышленность, брендинговая техника или рекламная техника требуют другого вида искусства, нежели тот, образцы которого могли бы нам дать традиции прошлого. На самом деле для в некоторой степени одаренного художника, занимающегося прикладной графикой, никак нельзя считать каким-то особенным достижением, если он по собственному усмотрению скомбинирует какой-либо приличный эскиз. Существует так много образцов и таких хороших школ для всех кругов задач давно прошедших времен, что занимающийся прикладной графикой художник должен быть уже абсолютно непригодным к своей профессии, если он совсем ничего не сможет придумать.

Тем не менее, достойные признания результаты начинаются только тогда, когда художник-график должен справиться с хрупким материалом, когда ему предписывают множество чисто материальных или деловых условий, которые приходится соблюдать одновременно, или если он рассматривает прозаичные средства для ремесла в качестве самого материала и создает из них единое произведение искусства. Несомненно, в таком случае он реже получит признание от стоящих в стороне профессиональных критиков и теоретиков-искусствоведов, но зато его вознаградит успех достигнутого воздействия.

До сих пор это случалось почти всегда, когда работа свободного сотрудника-художника совпадает с условиями ее пригодности. Художник, занимающийся прикладной графикой, уже почти привык к тому, чтобы фаталистически считать решающим фактором в отношении своего признания в промышленности не конкретную объективную критику, а только слепой случай.

Художник, занимающийся прикладной графикой, который как творец товара должен создать проект элегантного автомобиля, признает, во всяком случае, что эта идея должна иметь четыре колеса, и в некоторой степени также должен приспосабливаться к техническим условиям. Но если он рисует упаковку для фирменного кофе или шоколада, то в этом случае он часто отказывается учитывать в качестве предпосылок также большое количество условий брендинговой техники для оказания влияния на массы.

Нужно признать, что лишь немногие заказчики дают четкие указания, но еще меньше существует таких художников, занимающихся прикладной графикой, которые углубляются в свою задачу до такой степени, что они вообще беспокоятся о таких данных, если бедственное положение современной экономики даже без полного понимания не оказывает на них воспитательного воздействия.

Само собой разумеется, заказчик должен уважать внутренние законы художника и при выборе задач избегать насилия над его душой. Естественно, художник захочет решить поставленные задачи в рамках условий брендинговой техники своим собственным способом. Также в хорошем ремесленнике никогда нельзя видеть человека, который без собственной творческой воли лишь придает каллиграфическую форму чужому тексту, написанному в черновике.

В полной противоположности к этому художник, занимающийся прикладной графикой, своими ценными творческими силами должен, дополняя или оплодотворяя материал, увеличить силу воздействия марки. Это требует внутренней свободы, но свободы, которая не чувствует себя ограниченной целесообразностью, а основывается на этой целесообразности как на фундаменте. Однако такое тесное сотрудничество возможно только в том случае, если художник, занимающийся прикладной графикой, возьмет на себя труд воспринять и глубоко прочувствовать определенные предварительные условия, так как только эти предварительные условия дадут ему материал, с которым он может творить.

Вероятно, понимания многих художников, занимающихся прикладной графикой, которые сегодня претендуют на авторитетное сотрудничество в работах по брендинговой и рекламной технике с аргументом обязательств экономики по отношению к искусству, вовсе недостаточно для такой основательной служебной этики. Но причина нехватки подходящих сотрудников и нового поколения специалистов по брендинговой технике в еще большей степени будет состоять в отсутствии понимания и односторонности, с которыми вообще происходит обучение.

Тот, кто живет практической жизнью и ощущает ответственность за большие предприятия, за жизнь множества людей и за обязывающую долю участия в народной общности, которая присуждена каждому предпринимательству, видит круг задач и род сотрудничества художника, занимающегося прикладной графикой, совсем иначе, чем выдумывают озабоченные искусством теоретики. Здесь вы увидите, что хорошее и плохое измеряется совсем по другим критериям, нежели в академии, и что положительные творческие достижения создаются с гораздо более серьезной и более масштабной этикой, чем та, что, как кажется, содержится в большинстве эстетических забав соревнований художников.

С возрастающим знанием инстинктов и изобразительных сил, которые владеют человеком, основное внимание тут переносится на совсем другие вещи, чем на вкусовые частные мнения, и многое из того, что занимающийся прикладной графикой художник считает неприкосновенной святыней, оказывается фактическим дилетантством и очень скоро настоящим кичем.

Почему предприниматели, которые демонстрируют чувство понимания ценности произведений прикладного искусства, концентрируются только на студиях немногочисленных художников, которые по этой причине приобрели большое значение? Не только потому, что эти художники выполняют эту замечательную работу, но и потому, что там можно найти понимание и признание предварительных условий брендинговой техники, вследствие чего только и становятся возможными полноценные законченные художественные произведения. Как и всюду в жизни, большие мастера в своей профессии гораздо реже озабочены личным престижем, чем посредственные и маленькие новички.

К этому контексту принадлежит также проблема права подписания своей работы, которое неоднократно публично защищали видные художники, работающие в области прикладного искусства. Существует буквально психоз подписания работ, который заставляет каждого молодого художника со смакующей назойливостью ставить на свои произведения свое имя как самую важную их составную часть. Это детская шалость, которая явно контрастирует со скромными привычками настоящих больших мастеров – достаточно лишь сравнить подписи художников эпохи Возрождения с современными художниками – может стать непосредственно опасной в брендинговой технике.

Когда Герман Шмидт захотел художественно оформить свой шоколад, чтобы придать ему лицо настоящей марки, он обратился за помощью к компетентному художнику, занимающемуся прикладной графикой. Каждый покупатель после недолгих размышлений должен был бы сказать себе, что этот проект оформления с самой большой вероятностью сделал не лично сам Герман Шмидт, но покупатели все равно обычно не размышляют, и их подсознание регулярно умудряется представлять невероятное, а именно видеть в Германе Шмидте непосредственного, а также единственного ответственного автора оформления. Ведь речь идет о лице шоколада Шмидта, т.е. о своеобразном живом существе, о марке, живущей своей собственной жизнью, которая провозглашает своим отцом именно Германа Шмидта.

Но если теперь покупатель заметит на упаковке шоколада подпись художника, выполнившего заказ по оформлению, то подсознание покупателя окажется в состоянии пагубного замешательства. Поверхностное сознание отреагирует на это объяснением, что это понятно, но важное с точки зрения брендинговой техники чувство единства отцовства пропадает. Проект после этого представляется уже не возникшим естественным путем и сам собой, а «искусственно» созданным с целью оказания непрофессионального влияния. Последующие ассоциации мешают непринужденности веры в фетиш Германа Шмидта.

В профессиональных кругах художников, занимающихся прикладной графикой, или предпринимателей можно говорить о том, что профессор Деффке сочинил знаменитый торговый знак «Reemtsma», но для массы потребителей это «знак Реемтсмы», т.е., этот знак родил Реемтсма, и не имеет значения, обозначает ли это имя конкретного человека или общность единомышленников как создателя. Также специалист по рекламе должен будет отказаться от того, чтобы помещать свое имя на своих рекламных средствах, если он не хочет разрушить подсознательные иллюзии. Об этом нельзя дискутировать с точки зрения индивидуального подхода, так как в рекламе нам приходится иметь дело с массовым психозом, который настаивает на совершенно другой логике или последовательности, чем та, которую признает разум. Все рекламные слова и лозунги всегда должны считаться личными обращениями предпринимателя.

Художник, занимающийся прикладной графикой, хочет рекламировать себя самого, и поэтому он, естественно, очень заинтересован в том, чтобы его подпись как торговый знак была преподнесена общественности вместе с большими сериями изделий какого-либо успешного предприятия. Вероятно, он говорит, что каждый писатель, как и каждый художник, защищает право подписывать свое произведение собственным именем. Но в практике рекламы специалисты по текстовой рекламе и прочие сотрудники, участвующие в оформлении средств рекламы, теряют право на непосредственную рекламу самих себя, которую им приходится заменять предложениями с примерами своих работ в кругах специалистов.

Тем не менее, жесткое требование анонимности профессиональных создателей рекламы позволяет некоторые исключения. Если писатель публикует рекламное произведение о предприятии в форме книги, то скорее полезно, чем вредно поставить на титульную страницу его имя как автора, так как он пишет «о» предприятии и, вероятно, также о предпринимателе. Его имя подчеркивает для подсознания определенную ответственность за объективный репортаж. Почти то же самое считается для прилагаемых изображений, иллюстраций и во всяком случае также для имеющих самостоятельную художественную ценность плакатов, если они не принадлежат непосредственно к лицу фирмы или лицу марки.

Изображение объектов, т.е. фирменных изделий, производственного оборудования, примеров применения товара и изображение людей может относиться к репортажу, даже если такой репортаж (информационное сообщение) специально задуман в качестве непосредственной рекомендации как средство рекламы. При этом указание ответственности с помощью подписи как торгового знака является разумным.

Напротив, сами проекты фирменных изделий, документы стиля, объявления и уведомления о презентациях, которые, так сказать, говорят от «первого лица» носителя марки, никак нельзя отчуждать от чувства единственного и исключительного авторства фирмы.

Здесь не так легко провести четкую границу, и порой это приходится делать, так сказать, наощупь. Важно лишь, что принципиальные требования к саморекламе таких помощников следует отвергать из-за подсознательной опасности столкновения с целями предприятия. У сотрудничества известных художников с собственной ценностью марки и без того есть свои теневые стороны.

Когда Люциан (Люсьен) Бернхард создавал свои первые деловые плакаты, он попал в то время, когда масса потребителей еще совсем не понимала художественной ценности рекламных средств, и поэтому указание его имени – особенно, когда он ставил его на своих работах столь мастерски – также было безопасно. Объективная мощь его изображений была преобладающей, и прежде чем он стал популярным у широкой общественности, он уехал в Америку. Иначе обстояло дело у Людвига Хольвайна, который десятилетиями мог пользоваться славой выдающегося плакатиста. Медленно и уверенно с помощью характерного личного почерка, который ни с чем нельзя было спутать, усиливалась самореклама Хольвайна, так что он позже даже мог позволить себе вместо имени ставить на своих работах пять характерно расположенных штрихов.

Так почти второстепенным становилось то, кого и что должны были рекламировать плакаты, так как один только их вид постепенно направлял мысли зрителей преимущественно на часто столь привлекательные акварельные средства фантазии и выразительные средства выдающегося художника. Эти плакаты стали предметом интереса коллекционеров, за них платили большие деньги, для широких кругов потребительских масс было удовольствием восхищаться каждой новинкой, но неизвестно, оправдались ли при этом расчеты заказчиков плакатов и стабилизировались ли большие успехи представленных марок. Хольвайн делал лица марок самых различных фирм однообразными, так что, в конце концов, вообще нельзя было даже представить какую-либо собственную с точки зрения брендинговой техники жизнь пропагандируемых им товаров в подсознании потребителей.

Хороший специалист по рекламной графике не должен заботиться о своей славе. Скорее слава его собственного значения приводит его к опасности непригодности. Идеально было бы, если бы он идентифицировал себя с одним единственным крупным предприятием, как это позже неоднократно получалось почти само по себе. С другой стороны, такой значительный художник как Вильгельм Деффке никогда больше не смог снова закрепиться в промышленной рекламе, так как при всех его попытках снова и снова обнаруживался стиль Реемтсмы, хотя его участие сохранялось только в его авторском знаке – кроме того, еще и преобразованном чужой рукой.

Особенная пригодность здоровой подготовки в области прикладной графики для подрастающего поколения специалистов по брендинговой технике и менеджеров по рекламе характеризует значение вспомогательного средства прикладной графики. В преобладающем большинстве средства воздействия нацелены на глаза потребителей и только в немногих случаях докладов или поэтических выступлений – на их уши.

Потому формулировка текстов также, в конечном счете, подлежит проверке критическим взглядом художника, занимающегося прикладной графикой, который стремится к визуальной эффективности и к легкой доступности. В общем, художнику, кажется, легче дается влиять на тексты не только в визуальном отношении, но и в плане содержания, чем ярко выраженному автору рекламных текстов уяснить воздействие изображений.

Большинство текстов, ключевых слов, слоганов и похожих коротких изложений воздействуют в устной форме совсем иначе, чем в написанной. Разговорная речь с ее смягчениями, градациями звука и помощью ударений часто обходится сокращениями, которые в письменной форме почти непонятны. Даже с внимательным наблюдателем рекламных текстов часто случается так, что глаз вовсе не понимает, что имел в виду автор. Только если прочитать текст вслух, смысл станет понятным.

Много людей, которые диктуют свои письма с неестественно преувеличенной интонацией, думают, что они тем самым придадут письмам средства выражения возмущения, силу убеждения, убедительность, увещевания и т.д. Они забывают, что пишущая машинка не передает интонации, и что получатель часто воспринимает письмо как безвредное или не недружелюбное, даже если оно было задумано как рассерженное и энергичное.

Для специалиста по брендинговой технике и для его сотрудников неизбежно то, что при составлении текстов – если речь не идет о длинных статьях – они полностью отказываются от возможности диктанта. Тексты при всех обстоятельствах должны представляться в словесных картинах и в то же время формироваться графически. Если, например, макет объявления требует, чтобы дополнительный текст был наглядно распределен по трем строкам, то специалист по текстовой рекламе не может требовать неравномерной длины строк или недостаточно наглядных разделений. Он должен искать, пробовать, проверять, подсчитывать буквы так долго, пока он со своим текстом не впишется в рамку. Только если он сталкивается с невозможностью, художник или типограф должен предоставить ему новую форму или новое место. Совместная кропотливая работа в студии художника лучше всего может исполнить художественное требование единства воздействия.

Все брендингово-технические и рекламно-технические проекты должны быть сначала созданы в соответствии с изобразительной формой. Вероятно, такое одностороннее подчеркивание можно назвать непоследовательным, так как, в конечном счете, в этом деле важно все, вплоть до последней точки над «i». Все же, руководство всегда должно оставаться определенным целью однозначного воздействия изображений. Тексты читают гораздо реже, чем чувствуют композиции картин. Тексты часто необходимы, но почти всегда только как следствие, так как на них преимущественно обращают внимание только в результате благоприятного впечатления от иллюстраций.

Это не значит, что каждое средство воздействия должно сводиться к приманке для глаз и визуально формироваться в соответствии с тем, что многие дилетанты представляют себе в качестве возбудителя внимания. Хорошая композиция с однозначным направлением на цель или концентрацией на цель – это всегда в ее совокупности одновременно также сильный возбудитель внимания. Ей никогда не требуется какая-то особенная дополнительная приманка для глаз. Она была бы только инородным телом и мешала бы композиции или разочаровала бы потребителя, как разочаровывает ярмарочный торговец своими крикливыми трюками.

Невозможно описать характерные черты какого-либо вида промышленного искусства, так как это искусство с его основами брендинговой техники все еще находится в процессе становления, и его можно будет охарактеризовать только по прошествии некоторого времени. Как пример уже упоминалось искусство оформления книг. Хотя речь при этом идет о настоящих художественных работах, противоречащих столь часто подчеркиваемой однократности настоящих художественных произведений, в этом отчетливо ограниченном круге задач развился совершенно определенный стиль, законы которого не применимы в других дисциплинах. Искусство книгопечатания с его виньетками, наборными формами, типами шрифтов и планированием пространства при возможном перенесении его на свободное искусство и на прикладное искусство вызвало бы обидное слово «кич». С другой стороны, в свободном искусстве есть такие графические работы, включение которых в искусство оформления книг в качестве иллюстраций, орнаментов, средств переплета привело бы в ужас любого добросовестного художника-оформителя книг.

У каждого искусства есть свои собственные законы, и это касается также искусства графики брендинговой техники. То, что правильно в одной художественной дисциплине, может быть кичем в другой и наоборот. В жилую комнату вешают другие изображения, чем те, которые нужны на плакатах для оказания влияния на массу. Если при этом работы для промышленности в столь многочисленных случаях не имеют никакой продолжительной ценности или также нарушают правила эстетического приличия при всем мнимом материальном исполнении цели, то это вина художников, которые еще не осознали свою истинную цель.

Искусство брендингово-технической прикладной графики – это искусство совершенства формы брендингово-технических средств воздействия. Масса обладает чрезвычайно тонким чутьем полноты, завершенности и гармоничности композиции. Без сомнения, эстетические претензии массы не очень велики в сравнении с претензиями более культурных и образованных индивидуумов. Но индивидуальная эстетика не охватывает самые настоящие выразительные средства творческого действия. Эстетика остается в плену выбора материала для выражения, и она никогда не поняла бы даже самую сильную композицию, если отдельные элементы этой композиции противоречат ее правилам.

Масса чувствует иначе. На нее больше всего влияет общий аккорд, и она не видит культурного уровня отдельных составных частей. Поэтому многие марки могут получить право на существование в мозгу массы, хотя та или иная иллюстративная или полиграфическая часть оставляет эстета неудовлетворенным – если только остается общее впечатление идеи марки. С массой дело обстоит так же, как и с отдельным человеком, который не требует от симпатичного ему человека ни греческого носа, ни идеального рта, а только благоприятного общего впечатления. Масса тоже всегда относится к марке не как к художественному произведению, а как к живому существу. Сравнивать формально марку с произведениями свободного искусства и после этого критиковать ее, это лишь следствие неправильной точки зрения.

Заданием художника, занимающегося прикладной графикой, как сотрудника специалиста по брендинговой технике является не удовлетворение его непосвященных коллег или каких-нибудь других художественных теоретиков, а придание формы живущего существа. Не художественное своеобразие отдельных составных частей, а упорядоченная идеей марки характерная общая композиция – это цель и вместе с тем искусство, которое гораздо больше и эффектнее, чем примитивные претензии академической критики.

В случае с отдельными частями, которые создаются только исходя из их созвучия, часто нужно быть довольным, если удалось избежать отрицательных воздействий. Это звучит еретически, но это правда. Часто бывают такие препятствия, которые приходится умело обходить, чтобы не нарушить никаких условий брендинговой техники. Даже если эстетические правила не существенны, то, все же, нужно избегать того, чтобы слишком резко вызывать их критику.

Собственная чувствительность представляет собой единственный критерий для этого. Тот, кто уверен в собственной способности оценки – и этого нужно ожидать от испытанного художника, занимающегося прикладной графикой, тот должен также сам уметь отличать хорошее от плохого или приличное от безвкусного. В своей самой коренной, самой подлинной сфере художник не может отрицать себя и не позволит зачахнуть своему чувству.

В создании средств рекламы, если эти средства рекламы изобразительного, т.е. иллюстративного вида, художник имеет еще большую по частоте, но меньшую по самостоятельности долю, чем при образовании марок и носителей марок, долю, если этот из представляющего, иллюстративного вида. Также здесь часто недостаточно ясного разделения компетенции.

Один академический профессор, специалист по прикладной графике, однажды принес серию хороших рисунков, которые должны были иллюстрировать применение некоего фирменного изделия. Специалист по брендинговой технике вставил такой рисунок в объявление, причем он позволил названию марки на одну треть «налезть» на верхнее пространство рисунка. Художник был в ужасе. Он требовал признания святости его картины, которую нельзя было нарушать путем наложения изображения или обрезки при печати. Все объяснения, предложения или прочие попытки убеждения были напрасны. Ссылаясь на защиту авторских прав, он отказался от всех попыток композиции, и вместе с тем применение серии его рисунков стало невозможным.

Этот профессор не получил никакого контакта с промышленностью. Самая деятельная и самая богатая часть жизни его профессии осталась для него скрытой, и всей его выгодой была позже часто высказываемая им гордость по отношению к бесхарактерности тех его коллег, которые начали проникаться интересами промышленности и практически сотрудничали с нею. Он не понимал, что его рисунки были только отдельными составными частями стоящей выше композиции, которую он не мог и не хотел взять на себя. Ни одна отдельная составная часть не может претендовать на самостоятельность. Также ни одна часть композиции объявления не может оставаться изолированной, так как в противном случае целостность объявления в газете рядом со множеством других объявлений распадется. Можно иногда присоединить ту или другую строчку, но, как правило, по крайней мере, название марки нужно включать в целом виде.

Еще из детства мы можем вспомнить то раздражающее впечатление, которое часто вызывала бесцеремонно наложенная на картинку «красивой» почтовой открытки надпись «Счастливого Рождества!» или похожие по смыслу слова. Но в рекламе самое главное это не воздействие самой по себе иллюстрации, а ее воздействие в сочетании с именем марки, с торговым знаком. Массе вовсе не мешает наложение изображения, и специалист по брендинговой технике определенно не откажется от такой тесной связи, которая полезна с точки зрения брендинга.

Надпечатки, наложения изображений, пересечения и похожие признаки тесной композиционной связи нужны не только для того, чтобы избегать ошибочных ассоциаций из-за слишком большой самостоятельности конструктивных элементов, но и ради объединенного воздействия, которое взывает к инстинкту композиции массы. Объявление должно быть составлено из самых экономных средств, но тогда оно должно быть как-бы отлитым из одного куска. Нельзя ставить плоскости изображения рядом с шрифтовыми изображениями другого характера воспроизводства, чтобы при этом и различные техники не остались разделенными в ощущении. Разумеется, общая композиция – это в свою очередь тоже прикладная графическая работа, от которой, однако, отказываются многие художники, занимающиеся прикладной графикой, и отсылают к особенной профессиональной области художников, занимающихся созданием макетов печатных изданий.

У надпечаток есть, к тому же, еще и ценность стиля деловитости. Они уменьшают неделовую романтику с ее многочисленными ошибочными ассоциациями и усиливают ощущение штампа, клейма. В подсознании большинства людей надпечатки связаны с неприкосновенностью эмблемы, подтверждением подлинности и подобными официальными отметками, как в случае со штемпелями на почтовых марках, печатях на фотографиях в паспорте и т.д., и, следовательно, надпечатки важны.

У надпечаток самих по себе есть что-то суверенное, господствующее, что гарантирует надпечатанному слову – и особенно если это сделано с видимостью произвола – повышенное внимание.

К тому же надпечатки таким же способом, что и наложения, и пересечения отдельных элементов композиции в таких средствах рекламы как объявления, плакаты, а также фирменное оформление, усиливают объемность. Они при этом становятся вспомогательными средствами перспективной композиции, которые только позволяют использовать полное богатство возможностей использования бумажной площади.

Если рекламный рисунок должен быть приближен к зрителю, то он должен выделяться на плоскости бумаги. При этом, естественно, нужно обращать внимание на то, что во многих случаях декоративные намерения требуют фиксации в плоскостном впечатлении. В случае с объявлениями, а также с плакатами, однако, часто кажется, что объемные изображения легче привлекают взгляд. Засасывающая сила некоторых хороших рекламных средств основывается прямо-таки на представлении глубины пространства, которое убедительно стимулируется способом представления. Из этого следует чрезвычайная важность уверенного владения перспективой.

В общем, люди с двумя глазами в реальном мире обычно получают объемные впечатления. На плоскости бумажного листа вспомогательное средство стереоскопического зрения не срабатывает, и вместе с тем симуляция объемности становится, как кажется, невозможной. Все двуглазые опыты художника относительно объемных воздействий бесполезны на столе графика, так как самое большее стереоскопические двойные изображения при помощи фильмоскопа в состоянии пробудить объемные представления на плоскости.

Представим себе однажды теоретический случай, что некий человек родился одноглазым и потому вообще не знает естественного объемного зрения. Такой человек тоже должен ориентироваться в мире. Наверное, для него труднее охватывать глубину пространства его окружения, но человеку, как правило, дается некоторое возмещение его недостатков и несовершенств. Одноглазый человек никогда не видит трехмерно, а всегда только двухмерно. Тем не менее, он может оценивать удаления, узнавать формы и получать представления о пространстве. Его вспомогательные средства очень многочисленны и очень сложны. Он наблюдает свет и тень, градации цвета, пересечения и наложения и, прежде всего, перспективный ход линий в природе. Он стремится связывать воедино все составные части своего поля зрения друг с другом и сравнивать их. Если возможности сравнения у него отсутствуют, то он беспомощен. Большая работа мысли по осознанию пространства происходит у людей, которые воспитаны одноглазыми, очень непроизвольно и без сознания этой деятельности. Но она означает большой накопленный опыт. Двуглазый человек никогда не может оценить свои опыты пространства на плоскости чертежного стола, тогда как одноглазый вообще не знает ничего кроме одной проекции плоскости и поэтому может неограниченно передать на бумаге все свое полученное из опыта знание. Он достигает этим такой объемности своих рисунков, какую двуглазый человек лишь редко может создать по этому образцу с помощью теоретических рассуждений.

Таким образом, законы перспективы – это тоже изобретения теоретических одноглазых. Даже говорят, что многие выдающиеся художники были одноглазыми и поэтому невольно видели всю окружающую их среду проектируемой только на двухмерных плоскостях изображения. Во всяком случае, тренировка зрения одним глазом очень важна для художника, занимающегося прикладной графикой. Она принуждает его искать другие вспомогательные средства для достижения объемного воздействия, чем те, которые дает ему его опыты двуглазого зрения. Действительно законы строгой центральной перспективы противоречат двуглазому зрению, но это противоречие – то же самое, что и при всех графических изображениях. Тому, что для одноглазого человека естественно, двуглазый должен учиться. Если он приучится основательно трудиться над всеми изображениями в перспективе, или если он вообще неутомимо трудится над всем нехудожественным на первый взгляд методом перспективы, то он и в случае с графическими работами в сфере свободного искусства добьется повышенной объемности и привьет себе усовершенствованное чувство глубины пространства чисто графическими средствами.

Странно, что только немногим художникам, занимающимся прикладной графикой, удается уверенно рисовать в перспективе. Вероятно, теневые конструкции и похожие механические вспомогательные работы считаются несовместимыми с художественным размахом свободной невоспитанности. Старые мастера думали об этом иначе, и поэтому их богатство двухмерных средств для выражения трехмерного пространства было больше. Так же как настоящая сила увеличивается в результате сопротивления, так и художественный темперамент только посредством борьбы за ремесленную технику вырабатывает ту таинственную способность влияния, с которой настоящие произведения искусства заставляют нас ощущать что-то вроде психического электричества возбуждения. Только весьма редко отдельные люди могут фиксировать этот вид электричества во время простых прикладных графических работ, так как чувства большинства отдельных людей слишком притупились и слишком сильно перегружены процессами сознания. И снова только сами художники – доказывают ли они свои художественные способности как исполнители или как восприимчивые критики – оказываются людьми, которые подобно специалисту по брендинговой технике, получили и сохранили такую чувствительность. Но еще более восприимчива большая масса, на которую как на более низкое отдельное живое существо можно влиять исключительно сильно внушающими силами художественных выразительных средств.

Строго говоря, переживания искусства создаются не художником, а зрителем. Художник только дает более или менее подходящий каркас, который стимулирует образование художественного произведения в мозгу зрителя. Художественное наслаждение тем больше, чем более непосредственно воспринимается такой каркас как вспомогательное средство для образования художественного представления формы. Также и здесь оправдывается рабочая гипотеза о наслаждении как облегчении труда. Из этого следует, что нужно достигнуть, по меньшей мере, одного соответствия средств понимания.

Как только художники и зрители говорят на двух различных языках, переживание искусства никогда не может возникнуть, так как при этом никогда не возникает передача стимулирующего раздражителя, которая могла бы оказывать внушающее воздействие. Следствием этого является тот факт, что ни один художник просто не может жить изолированно в своем собственном мире, так же как художник – даже если он очень сильно убежден в определяющем все священном «долге» своей работы – никогда не смог бы создать даже одно единственное художественное произведение, если бы жил на одиноком необитаемом острове и никогда не мог бы ожидать поклонников своего искусства. Требование не идущего абсолютно ни на какие уступки искусства без размышлений о цели воздействия и восприимчивости публики всюду основывается на большом самообмане.

Можно посочувствовать художнику в том, что он неохотно думает об ограничении своей фантазии. Но если ему удается взять себя в руки, оценивать воздействия с помощью критических размышлений, заставить себя пользоваться общепонятным языком и все же вновь обрести свой темперамент, то он может быть уверен в том, что добьется большого эффекта.

Обуздание своего художественного темперамента не означает самоотрицания или лжи. Есть много людей, потребность приспособленчества которых доходит до того, что они занимаются проституцией, но это не художники. Конечно, на духовном уровне олеографии были совершены прибыльные сделки, как и эротика тоже может позволить получать надежный доход. Но это не имеет ничего общего с брендинговой техникой.

Брендинговая техника требует от художника лишь большей общедоступности его выразительных средств, чем это обычно признает проблематичная оценка специалистов тесного круга коллег или критиков. Практическое ремесленное выполнение такого требования нелегко, но важно придерживаться того, что силы внушения на самом деле увеличиваются в результате самокритичного сдерживания. Решающей является воля, так как художник под давлением этого соображения концентрирует еще больше возбуждающей ценности в своем эскизе, и при этом сам не всегда осознает этого.

Бессмысленно желать исчерпывать возможности воздействия одной только ремесленной техникой.

Большая масса сразу ощущает, стимулирует ли художественное произведение как каркас для образования представления также колебания и вызывает электризующее воздействие, тогда как чисто методический ремесленник производит только мертвые картины. Художник во время своей работы сам не может установить это различие. Он даже не может осознанно «зарядить» свою работу электричеством. Художественный талант – это дар богов, и его нельзя приобрести, а можно только откорректировать. Все, с чем мучится художник, – это внешние, второстепенные детали, но ведь воспламеняющая искра пробуждается в большинстве случаев только такими мучениями. Будет ли после этого окончательный итог оказывать воздействие или нет, станет ли та или другая работа произведением искусства или нет – это уже не зависит от людей. Это нужно принимать как судьбоносный случай.

Едва ли когда-нибудь можно будет полностью исследовать, где именно кроется причина передачи колебаний и пробуждения к жизни настоящих произведений искусства. Чувствительный специалист по брендинговой технике констатирует только одно: одно художественное произведение порождает жизнь, другое же остается без резонанса. При этом нужно особо подчеркнуть, что речь здесь идет не об изображенных объектах, а о манере изображения, т.е. о том, что называют почерком художника.

Человек не может оценить свой собственный почерк, и в большинстве случаев его только в малой степени можно изменить. Можно пройти уроки каллиграфии, можно научиться писать вместо немецких латинскими или греческими буквами. Но настоящий знаток и, во всяком случае, масса с ее доисторическим инстинктом всегда подсознательно узнает почерк и соответствующим образом отреагирует на это. Можно обобщить всю проблему обучения художника, занимающегося прикладной графикой, с помощью сравнения с почерком: он должен научиться писать отчетливым почерком, причем не беспокоясь о своей стилистической самостоятельности. Если он настоящий художник, то его способный к передаче ритм остается полностью ощутимым, даже пройдя через все принуждение его обучения, и тогда проявится его личный стиль, очищенный от шлака внешних тщеславий, как настоящий почерк. Если же он не настоящий художник, то его почерк сможет только подражать какому-либо характеру или симулировать его. Как бы сильно неспециалист ни беспокоился об особенностях, но они окажут воздействие на большую массу как безжалостного критика только тогда, если это окажется счастливым случайным попаданием, которое при случае удается также дилетанту.

Наиболее отчетливо факт передачи колебаний можно доказать с помощью эксперимента с маятником, которым, к сожалению, часто злоупотребляют как забавой и еще чаще как мошенничеством. Если смотреть на рисунок или также на картину (даже в виде уменьшенной черно-белой репродукции) и одновременно держать в руке небольшой грузик на как можно более тонкой и легкой нити, то можно наблюдать, как грузик – например, кольцо – совершает определенные характерные движения. Так как невозможно держать руку совершенно неподвижно, или так как уже кровообращение обычно часто обуславливает неуловимую тонкую дрожь руки, маятник и без того будет двигаться. Необычное в этом опыте состоит в том, что такие движения придерживаются определенных форм, как только человек постоянно думает о рисунке или картине.

Предположим, что при рассматривании рисунка Леонардо да Винчи вы констатируете, что маятник описывает почти полный круг, тогда он всегда будет возвращаться к этому однозначному движению, когда вы мысленно принимаете в себя какое-то произведение Леонардо да Винчи. Репродукция знаменитой «Спящей Венеры» Тициана и Джорджоне (Дрезденская галерея) сделает смысл этого отчетливее. Как известно, сама Венера написана Джорджоне, но автор пейзажа на заднем плане – Тициан. Если вы теперь при наблюдении за всеми произведениями Джорджоне заметите, что маятник описывает плоский эллипс справа сверху налево вниз, тогда повторите эту попытку с картиной Венеры, причем прикройте задний план. Затем переложите это покрытие на передний план и рассматривайте только задний план. Маятник с поразительной быстротой прекратит прежнее движение и опишет новую фигуру, к примеру, более полный эллипс с главной осью спереди назад. Проверка с помощью рассматривания картин Тициана приведет к выводу, что это может быть субъективно-типичным движением маятника для этого художника.

Таким же способом удается без труда, например, на знаменитой картине «Крещение Христа» Андреа дель Верроккьо узнать фигуру ангела, которая написана Леонардо да Винчи и, следовательно, передает также ритм его почерка. Фигуры движения у различных зрителей почти так же различны, как у различных художников, так что отсюда нельзя вывести никаких постоянных правил. У каждого человека есть в какой-то мере свой собственный мышечный ритм, и фигура колебания маятника зависит от изменений этого ритма собственным ритмом наблюдаемого произведения. Если оба ритма звучат гармонично, то в соответствии с этим амплитуды тоже становятся сильнее.

С помощью таких экспериментов становится понятным, что означает почерк настоящего художника, а именно возможность передачи колебаний и доказательства воздействия якобы безжизненных следов ручной деятельности. Нужно добавить, что такая попытка не удастся, само собой разумеется, у не одаренных художественно людей. Но масса как совокупность отдельных людей никогда не является полностью не понимающей искусства, даже если она может реагировать иначе, чем отдельный человек. Во всяком случае, маятник в случае с рисунками, сделанными с помощи линейки и циркуля, и прочими чертежными работами без характерного «ручного» почерка будет делать движения, полностью лишенные какого-либо влияния, и не продемонстрирует передачу воздействия, даже если сам наблюдатель очень чувствителен.

С почерком дело обстоит так же, как и с голосом. Конечно, самое важное, это «что» говорится, и какие ассоциации вызывает содержание произнесенного в мозгу массы. Но также очень важно и «как» это что-то говорится, т.е., в какой форме и каким способом выражения сказанное делается пригодным для восприятия на слух. Кроме того, большое значение имеет возбуждающий симпатии или антипатии звук голоса, и именно он особо важен для массовой психики.

Пожалуй, без вспомогательных средств никто не может осознанно ощутить воздействие тонких передач колебаний способного оказывать впечатление почерка художника или голоса, но эти воздействия на подсознание и вместе с тем также на массу можно доказать как повседневные процессы.

Зависимость духа от телесных раздражителей значительно больше, чем воспринимается большинством людей. Несомненно, что вообще каждое умственное переживание сопровождается или во многих случаях даже стимулируется непроизвольными мышечными движениями. Все разговоры, пение, рисование, лепка и конструирование обуславливают мышечную деятельность, которая ни в коем случае не ограничивается голосовыми связками, руками, ладонями и т.д. Чем более сконцентрирована и выразительна деятельность, тем больше вовлекается мышц. Каждый оратор может подтвердить, что при произнесении убеждающих слов мышцы всего тела вплоть до пальцев ног попеременно напрягаются и расслабляются. Теперь может считаться доказанным, что чувствительный слушатель невольно как бы на ощупь сам производит аналогичные мышечные движения, чтобы тем самым оказаться в гармонии с оратором.

Баварский таможенный инспектор Йозеф Рутц, умерший в 1895 году в Мюнхене, был первым, кто пытался сформулировать в общепонятных закономерностях открытие связи голоса с общей мускулатурой тела. Позже умерший в 1932 году в Лейпциге филолог Эдуард Зиверс откорректировал научным путем и очень существенно расширил методы Рутца, так что сегодня говорят о методе Рутца-Зиверса, который был представлен Эдуардом Зиверсом в 1924 году в Гейдельберге в книге «Цели и способы анализа звука».

Вопреки выходящей за рамки его немецкой родины славе лейпцигского филолога и вопреки тому большому значению, которым он как германист обладает для сегодняшних воззрений, его исследования относительно анализа звука, похоже, медленно забываются. Для специалиста по брендинговой технике они являются особенно важными. При этом не играет никакой роли, в какой мере людей можно разделить на обсуждавшиеся им от трех до шести типов, и какие практические цели преследуют методы Рутца-Зиверса при подготовке ораторов и певцов. Зато очень важны обнаруженные вследствие этого факты связи умственной работы с формами тела, если даже из этого пока еще не выводятся какие-либо простые рецепты для создания рекламных средств, формирования марок или оформления внешнего вида марок. Вся мыслительная работа человека обуславливает соответственно подчиненное физическое напряжение. Так как каждая умственная деятельность непосредственно или только в переносном смысле находит свое речевое выражение, физическое напряжение находится в очень сильной связи с процессом разговора.

Это также причина жестов как сопутствующих явлений языка или как симптомов физических попыток установки («настройки»). Для этого приват-доцент музыковедения Густав Бекинг составил ряд кривых, так называемые кривые Бекинга, которые образно представляют последовательность развития событий при типичных психических процессах движения. Так как между физическим процессом и умственным процессом обязательно существуют взаимодействия, то наглядные изображения также задним числом могут заполучить влияние на умственные процессы, как способствующего, так и препятствующего рода.

Зиверс вместо кривых или физических упражнений, как это рекомендовал Рутц, сгибал некоторое количество кусков проволоки в определенные фигуры, причем иногда он заострял их концы подобно стрелам. Он очень ощутимо экспериментировал с ними, прося исследуемых субъектов, глядя на эти фигуры, декламировать разные тексты, например, стихотворения. Так он смог установить, что проволочные фигуры иногда как-бы поддерживали такие декламации и делали возможными свободную, непринужденную речь, но иногда оказывали тормозящее воздействие и вынуждали переходить к вымученному, несвободному, сопровождаемому неприятным чувством тону речи.

Эти явления нужно объяснить тем, что вид проволочных фигур, как и вообще вид линий и форм, побуждает человеческое тело показывать что-то вроде стремления к консонансу и напрягать определенные мышцы или группы мышц. Если такое переданное глазом непроизвольное движение мышц совпадает с обусловленными речью мышечными движениями, то наступает облегчение. Если этого не случается, то возникает часто наблюдаемое затруднение разговора.

Зиверс подтвердил, что певец на сцене не достигал перед определенной кулисой того свободного звучания, которым мог пользоваться в иных случаях. Только когда кулису заменили, или после того, как певец сменил свое место на сцене, ему снова удавалось добиться привычной легкости и непринужденности звучания. Такие влияния тела в полной мере касаются разговора, пения и легкого дыхания тела вообще, так же, как и всякого умственного процесса и вследствие этого также создания подсознательной симпатии или антипатии.

Факт произведенных влиянием форм колебаний можно устанавливать не только с помощью маятника у Леонардо да Винчи, Джорджоне и Тициана и т.д. Бекинг со своими экспериментами по анализу звука в поэзии основывался на трех разных по типу видах кривых и этим создал возможности сравнения с аналогиями из сферы изобразительного искусства. Зиверс как пример трех основных типов перечисляет поэтов Гёте, Шиллера и Гейне. На основе персональных кривых, которые были найдены через заметные поддерживающие движения рук при декламации, Зиверс говорит в случае Гёте об «остро-круглой», у Шиллера о «кругло-круглой», а у Гейне об «остро-острой» фигурах движения. Из этого видно, как близки живопись и поэзия: в обоих случаях и так же во всех других художественных дисциплинах существует определенная ритмика, которая как в картине, так и в прочитанном слове, приобретает и сохраняет полностью живой признак личного почерка.

Далее можно определить, какие именно мышечные группы преимущественно вовлекаются при характерных отдельных переживаниях произведений искусства. Это вовсе не всегда должно быть процессом движения. Мышечные напряжения проявляются подсознательно также тогда, когда речь идет только об установке («настройке»), как это случается при простом понимании произведений изобразительного искусства. При чтении Гёте происходит особенное напряжение верхней брюшной мускулатуры, с чтением Шиллера больше напрягается мускулатура груди, а в случае с Гейне – больше мускулатура низа живота.

Еще отчетливее, чем метод экспериментов с проволочными фигурами, «подходят ли» они или «не подходят», т.е. легко ли выполняется стремление к консонансу или нет, является высота тона, которую можно измерить с помощью камертона. Каждый поэт говорил в свойственной ему высоте тона, и для этой высоты тона все его стихи сами по себе были возбудителями колебаний. Этот не очень широко известный факт можно подтвердить на примере людей с сильной моторикой, если попросить их как исследуемых субъектов декламировать стихотворения различных авторов в нерегулярной последовательности. При каждой смене автора начинается отчетливо заметное усилие относительно новой «настройки» на соответственно предназначенную высоту тона. Только когда эта «настройка» достигнута, речь тоже звучит более непринужденно. Чувствительные люди могут предпринимать такие опыты с такой надежностью, что вследствие этого с помощью изменений или установления высоты тона можно будет определять фальшивки, находить чужие вставки в текстах известных авторов, или определять авторство работ, написанных под псевдонимом.

Предложенное здесь, конечно, только в самых общих чертах описание методов исследования Рутца-Зиверса – о которых, к сожалению, почти нет литературы – должно доказать, к какими важным последствиям может привести ритмичное созвучие средств воздействия в связи с целью брендинговой техники по возбуждению подсознательной симпатии. Каждый специалист по брендинговой технике тоже может провести аналогичные эксперименты и тем самым улучшить и свою собственную восприимчивость.

Непосредственно практическое использование методов Рутца-Зиверса следует из трех проверок:

1. Исследование того, увеличивает ли ритмично некий рисунок относящийся к нему текст или же ослабляет.

2. Исследование того, есть ли вообще в наличии ритмика единого художественного желания. Внутренняя неправда эскиза, украденные элементы или другие инородные тела, причиной которых была чуждая по сущности корректировка, уничтожают способный к передаче и единственный воздействующий на подсознание личный ритм художника или его почерка.

3. Исследование того, стимулируют ли основные формы эскиза свободное мышление и дыхание или же мешают им, или соответствуют ли они представлению пропагандируемой идеи или противоречат ему.

В первом случае нужно рассматривать эскиз изображения и одновременно продумывать текст. После нескольких попыток приобретается уверенное чувство того, отвлекает ли эскиз от текста и его хода мысли, или можно ли удобно создавать стимулированные этим текстом представления. Если эскиз мешает ходу мыслей в направлении цели марки, в том виде, в котором она должна быть представлена в мозгу массы, то такой эскиз не подходит. При этом нельзя совершать ошибку, рассуждая о том, поддерживает ли этот эскиз мысль о прибыльном бизнесе, так как это совсем не интересует потребителя. Но важно то, может ли, например, при рассматривании элементов эскиза возникнуть без отвлечения представление об особенном качестве товара, т.е. будет ли потребитель легко думать об идее марки как о чем-то хорошем и надежном.

Во втором случае не требуются методы исследования Рутца-Зиверса, так как специалист по брендинговой технике и так должен владеть ясным чувством того, имеет ли предложенный эскиз стиль и характер и вызывает ли он собственные колебания настоящего почерка. Такое чувство нельзя объяснить, но каждый настоящий художник как бы на кончиках пальцев ощущает, бегут ли все составные части проекта в одном и том же ритме. Различные манеры штриха, которые появляются при последующих исправлениях, включения, которых часто требуют заказчики, или соединения работ художников разных стилей может разрушить всю структуру, и вместо единства выражения возникнет борьба разных стилей между собой, что не даст образоваться никакому воздействию.

Третий случай означает весьма общую критику.

Опыт учит, что большая часть графических основных форм либо остается безжизненными, либо даже вызывают защитные инстинкты. Основные формы – это сигналы для мышечных движений в теле зрителя. Существует много мышечных движений, которые подсознательно воспринимаются как неприятные и поэтому вызывают не объяснимое иначе неприятие сигналов. В частности, все начерченные под линейку линии невыразительны, а все острые, угловатые или нацеленные подобно стреле на зрителя движения, вроде тех, что встречаются при изображении кристаллических форм, звезд и т.д., не дают появиться какому-либо чувству расположения или внутренней личной привязанности, которое необходимо для пробуждения марки к жизни. То же самое касается и механически начерченных кругов, эллипсов и т.д., при которых даже незначительные отклонения (овал и т.д.) позволяют ощутить отчетливое обаяние.

Часто можно помочь себе, если представить нарисованные основные формы в объемном виде – как вылепленные или как отшлифованные из стали. Если они выглядят безжизненными или напоминают о неприятном техническом инструментарии, о резких, царапающихся, колючих или бьющих процессах, то можно быть уверенным в том, что они также вызовут неприятные мышечные движения в теле. Сверх того, специалист по брендинговой технике должен стараться чутко прислушиваться к своему телу и к телесным движениям. Он всегда должен помнить о том, насколько восприимчиво реагирует масса.

Если вы задумаетесь о том, что уже громкого чтения стихотворения достаточно для того, чтобы человек утратил свою собственную высоту тона, приняв ритм поэта, если вы уже доказали самому себе, что одно только рассматривание рисунка влияет на ритмику всего тела и при эксперименте с маятником принуждает руки дрожать в тех формах, которых смог добиться художник с помощью внешне безжизненного листа бумаги, то вы получите представление о том, в какой большой степени владеет подсознанием массы часто так мало замечаемый невольный почерк уверенной воли выражения, будь то чисто речевые колебания или почерк художника, занимающегося прикладной графикой, или брендингово-техническое слияние различных выразительных средств.

Ход мысли Рутца и Зиверса отчетливо указывает на то, почему от художника, занимающегося прикладной графикой, нужно требовать особенной чуткости к идеям и целям марки, и как редко посторонний со своим эскизом сможет правильно вписаться в данный аккорд. Все то, что в вышесказанном пытались проанализировать и объяснить на чисто рациональной основе, само собой разумеется, не должно обременять художника и лишать его какой-либо естественной возможности движения. Однако это доказывают, что на основе исключительно врожденных природных талантов, значение которых так часто подчеркивается, нельзя гарантировать успехи в брендинговой технике, за исключением случайных удачных попаданий.

Нельзя думать, будто бы почерк пропадает в результате чистого тщательного оттачивания эскиза. Ритм почерка сохраняется также у больших живописных полотен классиков, где направление мазка уже едва ли узнаваемо. Даже на репродукциях, таких как фотографии, автотипия и т.д., если только отчетливо сохранен общий характер, с помощью маятника еще можно почувствовать почерк, который можно подтвердить уже в структуре композиции или также в выражении представленных лиц, рук, и даже в арабесках в готовом к инфицированию виде.

Все же воздействие почерка тем сильнее, чем отчетливее он также внешне проявляется именно как почерк. Однако не очень часты такие случаи, когда специалист по брендинговой технике непосредственно заставляет проявиться художественные намерения, так как работа в прикладной графике должна подчиняться общей цели и уже включает в себя всю художественную самостоятельность, за исключением опасности ошибочных ассоциаций или отвлечений от цели марки. Самая лучшая возможность для определенной художественной самостоятельности появляется при иллюстративных и чисто презентационных заданиях, и при этом почерк играет намного более простую роль.

Наслаждение от произведения искусства зависит от его пригодности служить каркасом для образования художественного представления в мозгу зрителя. Простой человек, который обладает небольшой фантазией, нуждается в каркасе, который, с одной стороны, как можно более прост, но с другой стороны уже демонстрирует максимум подробностей для образования представления. Художественные произведения должны быть для этого закончены и полны в такой степени, чтобы зритель мог как можно легче получить полное представление. Смысл в том, что сам зритель выполняет совсем небольшую дополнительную работу для образования представления, и последствием этого является то, что он ощущает лишь небольшое наслаждение от своего пост-творчества. (Т.е. того творчества, которым зритель занимается сам, пытаясь в своем уме воссоздать то, что хотел своим произведением сказать художник. – прим. перев.)

Зритель, который благодаря таланту и опыту лучше способен дополнять художественные произведения как каркас для собственных гармоничных представлений, ощутит намного большее удовлетворение в таком пост-творческом наслаждении, если художественные произведения полны не до такой степени, что его сочиняющая фантазия испытывает лишь мало радости от собственного пост-творчества. Так получается, что простой человек сможет понять только достаточно законченные работы, и даже тогда не особенно ими заинтересуется, а знаток находит самую большую радость для себя в эскизных намеках.

Так как в сфере выражения художественных произведений речь идет о самых различных критериях, такое противопоставление нужно рассматривать только в качестве грубой схемы. Тем не менее, нужно снова напомнить о том, что художественные произведения возникают только в мозгу зрителей.

В случае с произведениями свободного искусства интересующиеся ими люди как бы отбираются сами по себе. Но в случае с художественными произведениями, целью которых является определенная масса, речь не может идти о естественном выборе в соответствии с пониманием искусства, и поэтому степень законченности или понятности прикладной графической работы должна контролироваться.

Удовлетворение от произведения искусства возрастает с силой собственного творчески-изобразительного переживания зрителя. Поэтому специалист по брендинговой технике склонен всегда идти к верхнему пределу допустимого ограничения графических выразительных средств, тем более, что экономия средств совпадает с его стремлением к концентрации. Очень подробные изображения слишком сильно удерживают зрителя во власти второстепенных деталей и усиливают опасность ошибочных ассоциаций.

Еще одно преимущество дают те проекты, которые, так сказать, в немногих чертах, показывают самое важное: они как раз особенно заметно позволяют оживать суггестивно воздействующим колебаниям почерка художника. В случае с очень подробно исполненными работами пропадает многое из того темперамента, который в эскизах еще находил передаваемое выражение. Специалист по брендинговой технике стоит перед задачей взвесить обе крайности и как в вычислении минимумов и максимумов связать самую большую свежесть проекта с достаточной степенью понятности и воспринимаемости для потребительской массы, на которую направлена данная реклама.

Это задача облегчается тем, что конечной целью ведь является не создание чистых произведений искусства, а только создание вспомогательных средств. Для этого не нужно находить уравновешенную в самой себе гармоничность. Художественные произведения, такие как картины классиков, не подходят для брендинговой техники. И похожие творения тоже противоречат материалистической цели специалиста по брендинговой технике, который никак не смог бы использовать самодостаточность классических произведений (кроме своей частной жизни) даже тогда, если бы в этой профанации ему не мешало бы внимание к собственной – на этот раз правомерной – жизни искусства.

Большие произведения искусства производят колебания внутри себя самих, и уравновешенно и спокойно живут в своем собственном мире. Возможно, критика будущего не будет ставить и художественные произведения прикладной графики на более низкую ступень, но такие произведения должны излучать колебания, которые стимулируют к деятельности, вместо того, чтобы вести в благоговейное спокойствие церкви. Они при случае могут возбуждать как атональная музыка. Во всяком случае, те, на кого рассчитано их воздействие, могут успокоиться только тогда, когда гармоничное дополнение будет исполнено с практическим выполнением цели марки.

Архитектор и дизайнер

Одна из самых несчастных профессий сегодняшнего времени – это профессия архитектора, и по самым различным причинам.

Его ситуация подобна положению концертного дирижера, который как молодой музыкант может доказать свой талант только при особенно счастливых обстоятельствах, так как большой аппарат оркестра – это дорогое дело. Архитектору для исполнения своего искусства тоже нужны самоотверженные заказчики с относительно большими средствами. Для него способность находить заказы гораздо важнее способности решать художественные задания. Особенно у новичков, которые еще не смогли сделать себе имя и не располагают большими связями, собственно, только слепой случай может стать поводом для доказательства их достижений.

Тот, кто знает о ситуации в строительном деле, не удивится тому, как редко настоящий художник находит возможность деятельности, и как часто самые прекрасные заказы доставались архитекторам, которые перепутали свою профессию с профессией строительного подрядчика, по крайней мере, в направлении мысли.

Архитектор, как его сегодня понимают под этим словом, – это так или иначе неестественная разновидность художественного специалиста. Художник рисует свои картины, скульптор борется со своим материалом, музыкант сочиняет или исполняет музыку, но архитектор не строит дома; это делает руководитель строительства или инженер-строитель. Он делает только программы вкуса. В этом факте ничего не меняется также тогда, если он тоже выучил чистое строительное дело в институте. Если он занимается строительством на практике, то он является именно строителем, а не архитектором. Его называют архитектором, если он не берется за конкретное строительство в качестве своей основной цели, а населяет свой мир идей видами стилей, вопросами вкуса, идейными сенсациями и похожими иллюзиями чертежной доски.

Умственная самостоятельность возникает только из питательности трезвого исполнения цели. Истинные художественные достижения, которые переживают время своего возникновения, распространяя свое воздействие, прорастают не на тепличных грядках художественных намерений, а на распаханных с большим трудом пашнях жизненных потребностей. Это справедливо также в переносном смысле.

Не без основания мы знаем почти все имена авторов выдающихся произведений скульптуры и живописи, но самые прекрасные произведения архитектуры прошлого так редко донесли до нас имена своих создателей. Удивительные готические соборы, греческие храмы, египетские монументальные сооружения вплоть до скромных светских домов горожан и крестьян обязаны своим существованием не архитектору, а непроизвольным сопутствующим явлениям физического и психического исполнения цели строительного дела. То, что в них является искусством, происходит не столько из намерений создать что-то новое, сколько из природы данных отношений мысленно и материально ограниченного окружения стиля. Современный архитектор, напротив, не ограничен ни в идейном, ни в материальном плане. В его распоряжении знания о внешних несущественных деталях всех стилевых эпох и ландшафтов. Но с техническими сверхвозможностями пропали чутье строителя и конструктивный стиль. Осталось историческое собрание внешних несущественных деталей, управителем и щедрым распределителем которых и стал архитектор.

Также и сегодня для рассудительного человека не остается ничего другого, кроме как, тщательно взяв за основу физическую и психическую цель строения, создавать самое простое, самое скромное и самое естественное наиболее экономным способом, и отказаться при этом от любого художественного самодовольства. Только вместе с тем оживает надежда, что из такой художественной непреднамеренности возникнут новые элементы стиля, которые сегодня еще нельзя оценить, и которые ни один учебный курс в институте не сможет унизить до уровня несущественных побочных деталей.

Однако представим себе тот случай, что архитектор однажды действительно найдет возможность создавать самое простое, самое скромное и самое естественное в исполнении цели: он, вероятно, испытал бы тогда самое большое разочарование и стал бы заметен лишь через сто лет после смерти, если он вообще найдет возможность доказать свое мастерство. Длинный ряд заказчиков за немногими исключениями хочет возвращения остатков всех представлений архитектуры или сенсаций новизны, с которыми они надеются приобрести заслуги в дальнейшем развитии искусства.

И как же выглядят результаты? Дома с нерациональным освещением, неудачные планировки помещений, вызывающая зевоту скука имитируемого и, по меньшей мере, в духовном плане неправильно направленного нового конструктивизма. Крыши упраздняются или прячутся, флагштоки больше не стоят наверху, а укрепляются сбоку на кронштейнах. Высотные здания как бы стесываются в горизонтальной плоскости и разочаровывают, превращаясь в стереометрические основные фигуры. Большие голые плоскости, не считающиеся с потребностью ограничений, заставляют сожалеть об отсутствии хоть какого-то конструктивного чувства. Недостаток членения не позволяет ощутить ритмику, воодушевление и живость, и унижает каждую идею сооружения до мертвой кучи камней. Фантазия чертежной доски больше не знает сущности древесины, строительного камня или кирпича и лепит все из бетона, даже если древесина и камень используются затем как архитектурные ослепляющие средства. Большие наружные лестницы и площадки перед порталами представительны, но они непрактичны, если они мешают машинам проезжать и парковаться; и они неприемлемы, если во время дождя человек не может пройти от машины в дом, не промокнув при этом. Все это – изобретения архитекторов, которые в душе работают со словами «красиво, со вкусом, снова что-то новое, можно сделать это также по-другому, очень забавно» и похожими попытками приспособления, и которым судьба отказала в страстности неповторимого.

Само собой разумеется, встречаются и счастливые исключения, но решающее при этом – это тот факт, что само понятие профессии ошибочно и характеризует ту пору, когда архитектура слишком часто остается в плену несущественных внешних деталей. Если также в прошлом были примеры похожих эстетствующих попыток творения как замены невольного мастерства – в действительности внутренне эффективно отнюдь не все, что в книгах по истории искусств обсуждается в качестве важного вида стиля – то наше время, кажется, все же действительно уступило фундаментальным изменениям зрительного восприятия, и вместе с тем образцы стиля как идейный материал архитекторов становятся довольно бесполезными.

Можно предположить, что преимущественно материальное исполнение цели, которое владело сознанием зодчих прошлого – если они невольно не оказывались в плену своих односторонних для их времени или односторонне противоположных ограниченных простых и естественных для них понятий красоты – все больше и больше дополняется или заменяется сознательным психическим исполнением цели. Психическое исполнение цели, впрочем, никогда не исключалось полностью, но также никогда не становилось аналитически осознанным и оставалось более прочувствованным: благоговение, подавленность, послушное подчинение, глубокое уважение и т.д. были результатами воздействия старинных церковных и светских сооружений.

Но сегодня идут еще дальше. Кроме представления государства и похожих общественных учреждений в виде зданий существуют еще и другие задания психологического исполнения цели. Трудоспособность рабочих и служащих может быть увеличена с помощью соответствующего оформления мест работы. Есть дома, которые уже своей архитектурой стимулируют веселое настроение и вызывают хорошие эмоции, и есть кубические кучи камней с окнами, которые навязывают ужасную прозаичность подневольного труда и все бездушие духовного чужака. Исследование такого исполнения цели дало бы профессии архитектора как художника пригодное для дальнейшего развития содержание. Основания для этого есть, но большинство не общественных строений также все еще стремится к монументальности, воздействие которой совершенно не подходит для городских (мещанских, бюргерских) задач вместо того, чтобы стремиться к освобождению от бремени будней.

Те же самые законы, которые описывались для художника, занимающегося прикладной графикой, распространяются также на архитектуру как средство психологического влияния на мнения маленьких и больших общественных групп. Как на сцене архитектурные площади, линии и конструктивные идеи могут давать резонанс к словам, настроениям и рабочим идеям, и вместе с тем становятся возможными такие цели, которые при трезвом исследовании создают новые точки зрения и дают художественному мастерству возможность снова создавать естественные произведения искусства как «само собой разумеющиеся» сопутствующие явления исполнения цели.

Куда приведет такое развитие, какие новые формы жизни и строительные формы могут появиться, и сохранятся ли вообще наши понятия стиля, предсказать невозможно. Кто именно сможет перед судом потомков связать слово «архитектор» со словом «художник», кажется, в настоящее время, может быть решено меньше, чем когда-либо.

Что, собственно, до сих пор означало слово «признанный» архитектор? Это значило, что человек благодаря своему успеху в привлечении и стилистическом влиянии значительных строительных подрядов вызвал интерес нескольких фактических или также только мнимых знатоков, которые из-за своей профессии ищут материал для своей литературной потребности в критике и распространяют свое мнение в своих сочинениях и изображениях. Во всяком случае, часто достаточно было стать известным благодаря достойным упоминания работам, причем страсть к сенсации и стремление к оригинальности играли роковую роль.

Идеальный архитектор, который отказывается от погони за эффектом и выполняет настоящие потребности своих заказчиков естественным с художественной точки зрения способом, рискует тем, что пишущая критика не заметит его как неинтересного.

Такое общественное мнение не имеет ничего общего с настоящей критикой воли к действию большой массы народа. Можно, пожалуй, сказать, что, вероятно, в случае любого художественного произведения – все равно какого жанра – всегда только отдельный знаток может быть авторитетным, и его оценка может считаться действенной в плане обучения, и что критические оценки большой массы с предпочтением сентиментального кича оказывались неправильно воздействующими. Однако важно выдержать испытание и перед лицом знатока, и одновременно перед массой, и тем самым обозначить цель, которую каждый настоящий художник ощущает в себе. Для архитектора это гораздо тяжелее, чем для писателя, композитора, художника и т.д., так как он только с относительно незначительным числом произведений предстает перед форумом общественного внимания. Он знает только немногих заказчиков, критика которых, кроме того, редко надежна, и которые поэтому в большинстве случаев скорее поддаются искусным приемам чего-то вроде техники продажи идей, чем настоящему внутреннему восторгу.

В отличие от этого писатель, композитор, художник и т.д. успешен только тогда, когда его признают много людей, с которыми он едва ли общается лично, и поэтому с ними «говорит» только само художественное достижение. Собственно, критика массы надежна только тогда, когда она доказывается денежными жертвами. Как только дело касается кошелька, люди больше не «литературны», а по-настоящему критичны, и объемы продаж массовых изделий дают более надежную картину успеха творения стиля и его отзвука в душе массы, нежели зеркало профессиональной искусствоведческой критики.

Самой  широкой и поэтому самой безжалостной является критика художника, работающего в сфере брендинговой техники, хотя она лишь редко формулируется правильно или даже вообще никогда. Теперь профессия архитектора ведет не только к строительным задачам, которые должны завоевать влияние на массу, но часто и в область дизайна различных приборов и предметов потребления. С этого начинается непосредственное включение архитектуры в брендинговую технику, которая определяет ее развитие и применение так же, как и всего прикладного искусства. Если бы опыты брендинговой техники когда-то были бы перенесены также на так называемое чистое искусство, то можно было бы с уверенностью утверждать, что удалось бы пробудить гораздо больше стихийных связей массы с искусством, чем это, похоже, происходило до сих пор.

Путь познания для архитектора ведет через брендингово-техническую область дизайна формы товаров.

Даже уже очень признанный архитектор очень удивится недостаточному контакту с душой массы, если он проследит за объемами продаж некоторых созданных им предметов широкого потребления, благодаря которым только и становится очевидной его интуитивная чуткость. Пока что в этой области еще слишком сильно царят люди, которые не демонстрируют творческих достижений, а держатся на воде благодаря поверхностному приспособлению к вкусу. Рассудительный архитектор будущего, которого нужно приравнять к создающему форму конструктору, призван повысить конкурентоспособность промышленности внутри Германии и за рубежом.

Большая часть современных бытовых приборов и технических средств превращается в фирменные товары и в большинстве случаев приобретает форму в соответствии с непонятными рецептами вкуса. Подумайте при этом не только о внутренних архитектурных работах и стандартизованных типах окон, дверных ручек, электрических лампах и т.д., но и о телефонах, радиоприемниках, фенах, кофеварках, электрокаминах, медицинских аппаратах, настольных часах и т.д.

Только отсюда можно приобрести самокритичные критерии для создания дальнейших вспомогательных средств, в которых нуждается специалист по брендинговой технике. Это выставочные комплексы, выставочные павильоны, выставочные стенды, витрины и похожие пространственные произведения для рекламных изображений.

Полученный опыт тогда равным образом образует инстинкт для задач большой архитектуры, при которых, к сожалению, истинное народное мнение едва ли проявляется достаточно надежно, чтобы служить учебным целям.

Эти пессимистические рассуждения поймет каждый, кто когда-то профессионально работал в смежных областях архитектуры. Прежде всего выставки и ярмарки демонстрируют множество неудачных пустяков, которые архитекторы придумали для себя как средство пропаганды. Часто еще более ощутимы предписания, с которыми архитекторы как художественные руководители выставок стремятся предотвратить любое разнообразие форм проявления в пользу выдуманных воздействий архитектуры (вместо хороших воздействий выставки), как будто в унификации должна была бы исчезнуть вся хорошая или плохая собственная жизнь.

Что должен делать производитель станков, если ведущий архитектор предписывает всем участникам выставки для окраски стен и оформления исключительно два цвета: желтый и небесно-голубой, и эти цвета никак не подходят к тому, чтобы дать проявиться темно-серым и черным техническим устройствам? Архитектор рад «законченному» художественному общему впечатлению, своему строгому руководству конкурирующими между собой участниками выставки, и при этом истинная рекламная цель представления товаров остается для него абсолютно безразличной.

Или же городской архитектор предписывает, чтобы представительный район мог освещаться и с точки зрения рекламы оживляться только белым светом. Наверное, эту его попытку будут приветствовать как средство рекламы города, но такому диктатору следовало бы знать, что белый свет смертелен, и его идею можно отнести к архетипическим примерам враждебной к жизни теории чертежной доски.

Характерно, что всюду, где была ясно обнаружена рекламная цель или также техническая цель с рекламными намерениями, можно найти лучшие архитектурные достижения нашего времени. Представительные здания как средство пропаганды государственной идеи, спортивные сооружения и декоративные украшения дают отчетливое подтверждение того, насколько здорова целеустремленная цель для создания стиля, и как мала доля боязливого наблюдения описанного со стороны стиля времени или личной характерной черты в достигнутых результатах. Также для архитектора действителен принцип брендинговой техники: Он всегда должен искать объективную, конкретную цель, которую он должен постараться достичь, пока эстетическая форма не возникнет сама собой как выражение подсознательного стиля времени.

Архитектор, который строит больницу, должен – если он настоящий художник – стать почти наполовину врачом. Если он конструирует спортивный городок, он должен буквально сделать новые изобретения для возможностей повышения спортивной жизни. Архитектор с его специальной наукой это только лишь наполовину художник. Только соединение с целью делает его полностью творческим человеком, для которого каждое задание является неповторимым. Если у него отсутствуют способности к этому, то он – не настоящий художник, так как виды стиля и эстетические грифели для моделирования – это лишь вспомогательные средства, но никогда не самоцель.

Во многих случаях на практике нет подходящих технических условий и пригодной для творческого использования цели. Поэтому художник должен в какой-то мере сам искать цель марки или идею марки. Он должен сам изобретать новые повышения цели и ужесточать данные условия, суживать их или увеличивать. Формальные задачи тогда улаживаются сами собой.

Если речь идет, например, о дизайне формы часов, то архитектор должен, в общем, стать специалистом по часам в такой степени, пока в голову ему не придет такое практическое техническое улучшение, на котором он может основывать свою работу. Если он хочет спроектировать новую электрическую лампу, то он должен развивать свои мысли из обстоятельств ее использования. Для всех приборов, мебели и технических устройств существуют возможности изобретений, которые получивший задание по созданию формы художник может, по меньшей мере, стимулировать. Если в голову ему не приходит никакая идея, то он как раз и не решил свою задачу. Простое, эстетически сбалансированное внешнее оформление – это еще далеко не решение проблемы формы. Также специалист по текстовой рекламе не может формулировать и отшлифовывать предложение без собственного содержания. Если улучшения, ведущие к цели придания формы, и не всегда являются существенными, то это должны быть, по меньшей мере, улучшения психологического исполнения цели, которые дают в итоге оригинальное по содержанию и форме художественное произведение.

Архитектура, которая занимается только формой и рассматривает содержание в качестве данного, не принимая творческого участия в работе над ним, всегда останется полуискусством.

Только настоящие изобретения и узнаваемые новые идеи относительно повышения потребительной ценности объекта делают возможными создание такой формы, которая может считаться ценной с точки зрения брендинговой техники и самостоятельно стилеобразующей. Какой-либо нюанс, уловка, идея конкретного технического прикладного вида должна лежать в основе любого создания формы, если эта форма должна оказывать сильное воздействие на массы.

Как ни странно, архитекторы труднее всего понимают такой взгляд со всеми его следствиями, хотя они сами теоретически придерживаются того же мнения. На практике они исходят из утверждения о разделении труда и при этом забывают, что без изобретательного сотрудничества они никогда не смогут проникнуть в дух марки. Подходящие формы оказывают очень сильное влияние на массу, но масса всегда находит путь только через угадывание какого-то объективного мотива. В случае с промышленными изделиями масса никогда не признает в душе за формой какой-либо самостоятельной ценности, хотя масса достаточно часто утверждает противоположное своими словами – но никогда своими поступками. Если масса когда-либо действует по эстетическим мотивам, то она почти всегда предпочитает только самые ужасные безвкусицы.

Весьма большое значение хорошей формы для подсознания массы может проявляться только тогда, если сознание удовлетворяется объективным мотивом и таким образом может быть выполнена цель марки: пробуждение привязанного к марке общественного доверия.

Также каждое архитектурное произведение искусства должно иметь собственное лицо, на котором отражается душа его смысла существования. У средневекового замка есть узнаваемая душа, так как это лицо приобрело свой характер благодаря военным целям. Иногда это только руины, которым дух времени смог придать живое выражение и которые вследствие этого производят впечатление живой души. Чаще всего это гордая цель проявления великолепной пышности, благодаря которой архитектурные художественные произведения приобретают собственное лицо. Всегда, однако, это какое-либо исполнение цели, которое ощущается во всех видах стиля.

Стоило бы однажды проверить с помощью брендингово-технического требования одухотворенного лица многие новые фабрики, населенные пункты, жилые дома, церкви и т.д. Как только вы отбракуете произвольности несерьезных сенсаций, то с очень большой надежностью сможете научиться отличать те редкие случаи, в которых внутренняя чуткость настоящего художника была в состоянии вдохнуть душу также и в сооружение.

Только тогда произведение искусства как хорошая марка сможет овладеть всем народом и постоянно распространять свое воздействие.

7. Совместная реклама

«Любая совместная реклама должна с самого начала отказаться от того, чтобы однозначно и четко определять пропагандируемый товар каким-то одним единственным именем марки. Однако это делает иллюзорным любое завоевание общественного доверия».

«Совместная реклама противоречит основным законам брендинговой техники всюду, где речь идет об изделиях, которые являются, собственно, конкурирующими продуктами».

В границах немецкой сферы экономической деятельности каждый год сотни миллионов марок выделяются на рекламу, которая служит только конкурентной борьбе соотечественников между собой. Вполне понятно, что в то время, когда большие народные общности медленно начинают пониматься также как экономические предприятия с единой целью, на передний план выступает надежда на объединение всех наличествующих материальных и умственных сил исключительно в целях отстаивания своих прав как целого по отношению к внешнему миру, что исключают конкуренцию в пределах такой общности.

Согласно математическому мировоззрению все соотечественники, которые при всех обстоятельствах в своей государственной общности навечно связаны друг с другом, должны были бы образовать что-то вроде организма, в котором не существует никакой другой конкуренции, кроме конкуренции по достижению требующихся результатов и оказанию нужных услуг. И в этой конкуренции все члены, как в теле человека, получают выделенную им свою исключительно производительную работу только в соответствии с критериями пригодности и целесообразности.

Такая цель, следовательно, осуждает не только рекламу, но и весь мир коммерческих понятий, который чисто теоретически внутри математически организованного «экономического тела» становится несущественным.

Экономическое единство, единый хозяйствующий субъект, в котором все участники в отношении своего существования заинтересованы в первую очередь в общем коммерческом результате, очень хорошо можно сравнить с универсальным магазином, в котором объединены самые различные, почти самостоятельно работающие отделы. (Под единым хозяйствующим субъектом автор здесь понимает экономику целого государства во всей ее совокупности. – прим. перев.) В универсальном магазине есть только один вид рекламы: реклама самой фирмы, которая с помощью общего символа универсального магазина стремится завоевать общественное доверие для всех его отделов. Внутри отделов существует только один опирающийся на расчет экономический принцип и, самое большее, лишь одна конкуренция для отбора самого умелого и старательного персонала по принципу достигнутых результатов.

Как только немецкая экономика на международных рынках вступает в конкуренцию с «экономическими телами» других государств, сравнение с рекламными методами универсального магазина тоже становится вполне оправданным. Тем не менее, вопрос о возможности полного исключения средств рекламы внутри границ Империи обуславливает другие сравнения.

Все, что понимают под рекламой, будь то ярмарочная реклама, брендинговая техника или искусство продажи, это только проявления жизни. Каждое живое существо хочет более или менее проявить себя, выставить себя в выгодном свете. Проявления жизни отдельного человека – это попытки добиться признания права на существование для себя самого или для своих достижений с помощью демонстрации или убеждений. Проявления жизни коммерческого предприятия всегда можно включить в мир понятия рекламы, и не имеет значения, применяются ли будущие средства рекламы или только жесты в духе старых купцов. Даже научные институты или также официальные органы не могут полностью отказаться от интерпретации своего исполнения цели.

Но если теперь лишить отдельное живое существо или предпринимателя как персонификацию экономического организма права на проявление жизни, то естественные жизненные функции скоро парализуются, развитие прекратится, или же разовьются подпольные методы.

Предположение о том, что конкуренция с рекламными средствами внутри одного государства должна в целях экономии сил подлежать широкомасштабным ограничениям, ошибочна. Существует моральная сторона ограничения конкуренции, которая приемлема до тех пор, пока она действует как средство образования стиля. Однако экономической стороны такого ограничения нет.

Если в случае с государством можно также говорить о совместной рекламе, и при этом сравнение с универсальным магазином не может привести к исключению внутренней рекламной борьбы, то, все же, слово «совместная реклама» приобретает роковое значение, когда оно относится к рекламе, которой вместе занимаются несколько находящихся, собственно, в состоянии конкуренции друг с другом предприятий.

(«Совместная реклама» (Gemeinschaftswerbung) – это один из подвидов коллективной, корпоративной или общей рекламы. При такой рекламе не называются конкретные имена отдельных предприятий отрасли, но агитация осуществляется только в пользу «продукта вообще» (например, «Пейте молоко!»). В этом отношении можно говорить об анонимной коллективной рекламе. – прим. перев.)

Существовали кампании совместной рекламы для сахара, вина, шампанского, рыбы, газа, электричества и похожих классов товаров, которые в какой-то мере отрицают конкуренцию и вместе с тем в то же время самое внутреннее существо любой рекламы. Идея совместной рекламы полных групп товаров основывается на цели простого пробуждения потребительского спроса и на надежде на то, что с помощью такого единства можно будет сэкономить или сконцентрировать силы.

Эта идея обуславливает предпосылки, которые на практике почти во всех случаях отсутствуют. Подобно этому обстоит также ситуация с проблемой общего формирования спроса, которая очень близка с кругом задач совместной рекламы. Если речь при этом также идет о мероприятиях под авторитетом государства, то все же психические законы массы в том виде, в каком они были обнаружены частным сектором экономики, и здесь остаются в силе. Разумеется, для таких задач можно создавать более эффективные психические вспомогательные средства, чем те, которые находятся в распоряжении частного бизнеса.

В общем, о пробуждении или росте потребительского спроса можно говорить только в том случае, если речь идет о полностью новом внедрении. Рокфеллер подарил в Китае гигантское количество керосиновых ламп, чтобы пробудить у китайцев спрос на керосин. Тем не менее, рост спроса никогда не останется на долгое время зависимым от рекламных мероприятий, так как после того как рынок сбыта достаточно хорошо познакомился с каким-либо анонимным товаром, потребление этого товара определяется почти исключительно соотношением цены с покупательной способностью.

Хотя Рокфеллер представляет отдельное предприятие, его акция, все же, несла типичные признаки совместной рекламы: анонимность товара. Если заменить керосин каким-то другим товаром, таким как рыба, вино, шампанское, газ, электричество или сахар, то для брендингово-психологических отношений это не имеет значения. Несущественно также, владеет ли отдельный предприниматель всем спросом на определенный вид товара или только группой этого спроса. Решающее состоит в том, что в случае совместной рекламы товар предлагается без имени и без ответственности.

К особенностям человеческой психики относится то, что образование понятия только тогда может быть связано с чувством доверия или каким-либо приятным представлением, если это понятие обозначено и охарактеризовано более подробно. Чем более отчетливо и более узко определяется понятие, тем более убедительно оно сможет быть составной частью мира представления рынка сбыта.

До тех пор, пока говорят о сахаре, муке или также о людях «вообще», потребитель не может образовать понятия, которые ему знакомы и вызывают у него чувство доверия. Только если говорят об определенном виде сахара, муки или людей, возникают более отчетливые представления. Чем более узко определен круг, тем увереннее картина, которую представляет себе потребитель.

Никто не может представить себе просто «человека». Уже легче можно представить себе «баварца, шваба или нижнесаксонца». Еще яснее будет представление о верхне-баварском дровосеке или о матросе. Так же обстоит дело с мукой, шоколадом или похожими предметами первой необходимости. Если вместо этого говорить о чистой пшеничной муке или о молочном шоколаде, то можно несколько облегчить себе создание точек опоры для представлений.

Сильнее всего представляется картина определенного человека, например, Бисмарка, или представление о шоколаде Германа Шмидта в синих пакетах точно определенной формы и размера. Здесь ненадежность образования представления ограничена минимумом. При этом не имеет значения, правильно ли это представление.

Любая совместная реклама должна с самого начала отказаться от того, чтобы однозначно и четко определять пропагандируемый товар каким-то одним единственным именем марки. Однако это делает иллюзорным любое завоевание общественного доверия.

Большая трудность подтверждения успеха дольше сохраняет иллюзии совместной рекламы, чем это в других случаях обычно позволяет естественный отбор практикой подходящих средств. Если бы сегодня объективно была бы проверена ценность совместной рекламы электричества или рыбы, то можно было бы, наверное, постфактум установить, что общий барометр экономической конъюнктуры значительно более надежно сопровождал кривые спроса, и что реклама обладала лишь незначительным влиянием.

Достигнуть настоящего увеличения сбыта выше естественного размера целесообразного способен только ярмарочный стиль. Тем не менее, методы ярмарки, в свою очередь, носят временный характер. Хороший ярмарочный продавец умеет навязывать своим слушателям товары, которые тем не нужны. Полные распродажи и похожие трюки ярмарочного стиля соблазняют к повышению потребительского спроса, который, однако, вскоре снова в большой степени уравновешивается в результате реакций. На ярмарке – также в переносном смысле – анонимность не играет отрицательной роли. Но здоров ли этот стиль с точки зрения всего народного хозяйства, это уже очень спорно.

Национально-экономическая теория уменьшения конкуренции в пределах одного хозяйствующего субъекта противоречит самой себе, если она включает цель увеличения спроса на отдельные товары выше естественного размера. Сумма, которую народ способен заплатить за промышленные изделия или за товары вообще, является фиксированной величиной. Любой рост спроса в пределах этой суммы неизбежно происходит за счет других продуктов, оборот которых из-за этого обязательно падает. Поэтому каждую совместную рекламу нужно с точки зрения национальной экономики рассматривать точно так же, как эгоистичную частную рекламу, как рекламу отдельного предприятия; разница только в том, что совместная реклама гораздо менее эффективна, т.е. менее доходна, а также вызывает нехватку ценности личных проявлений жизни людей и марок.

Серьезная реклама и брендинговая техника резко противоречат ярмарочному стилю и совместной рекламе. Для брендинговой техники существует только одна единственная совместная реклама, и это совместная реклама государства или его социальных учреждений, где невозможен риск какой-либо путаницы с частными экономическими интересами. У государства есть также свое собственное лицо, которое можно сделать узнаваемым и ощутимым с помощью средств пропаганды государственной идеи. Однако такое лицо представляет собой предпосылку брендинговой техники и тем самым каждой настоящей рекламы. Но при всех видах типичной совместной рекламы такое лицо отсутствует.

Если мы представим себе, что пять производителей шоколада объединяются для совместной рекламы, то тогда они должны создать и общую марку, чтобы получить возможность использования методов брендинга. Если такая марка соответствует всем требованиям узнаваемого лица марки с одинаковыми единицами продажи, цены и стиля товара, тогда пять фирм на самом деле потеряли свою брендингово-техническую самостоятельность и слились в одно единственное предприятие, для которого действуют все остальные правила брендинговой техники.

Но это возможно только до тех пор, пока еще существуют другие производители шоколада, которые не вошли в эту сеть и поэтому сохраняют свою ценность в качестве конкурентных противников. Все проявления жизни возникли из принуждения к конкуренции. Вне конкуренции все проявления жизни – бесцельные и слабые остатки привычек, которые медленно затухают.

Для производителя фирменных изделий, который владеет несколькими выпускающими фирменные товары предприятиями, вполне понятно желание рекламировать не отдельные марки, а все вместе. Подумайте о пяти марках сигарет, на рекламу каждой из которых ежегодно нужно выделять более одного миллиона марок! Насколько сильнее и экономически выгоднее была бы совместная реклама с общим рекламным бюджетом всего в два миллиона марок! Причины того, почему воздействие такой объединенной рекламы обязательно будет слабым, это те же причины, из-за которых совместная реклама пяти разных производителей сигарет оказывается дилетантством.

Совместная реклама противоречит основным законам брендинговой техники всюду, где речь идет об изделиях, которые являются, собственно, конкурирующими продуктами. Совместная реклама возможна всюду там, где различные группы товаров не конкурируют друг с другом и объединяются под общим знаменателем или общим покровом марки. Но также и тогда реклама слабее, и, кроме того, такую рекламу называют уже не совместной рекламой, а рекламой фирмы, как в случае с универсальным магазином. Даже универсальный магазин сможет создать тем более эффективную рекламу, чем больше он ограничивает группы своих товаров, т.е. чем сильнее он специализируется.

Есть только одно средство для роста потребительского спроса до пределов определенных национальным доходом долей. Это введение естественной чисто частно-экономической конкуренции. За определенные экономической конъюнктурой пределы могут вести только насильственные действия, результатом которых станет горькое похмелье после завершения ярмарки. Продолжительный бизнес, который для общности класса товаров охватывает также последний приемлемый пфенниг национального дохода, поддерживается только живостью настоящей борьбы в пределах определенного класса товаров.

Вместо совместной рекламы объединенные одним классом товаров предприниматели должны были бы инсценировать действенный с точки зрения рекламы спор между собой, и в преувеличенном тоне представлять общественности все аргументы о высоком качестве своих товаров с подчеркиванием самых личных претензий. Весь арсенал брендинговых вспомогательных средств становится применимым только в конкурентной борьбе. Борьба за самоутверждение, за отстаивание своих прав делает изобретательным, и на этом пути возникает необходимость повышения результативности, которая двигает весь класс товаров в свет интереса к марке.

Это проверенный на опыте факт, что в классе товаров, в котором еще возможен соответствующий конъюнктуре рост спроса, сильная личная реклама помогает также конкурентам.

Предположим, что в Германии нужно повысить потребление рыбы, тогда простая тема «Ешьте рыбу» является слишком бесцветной, чтобы обещать успех. Если конъюнктура благоприятна для потребления рыбы, будь то из-за низких цен или из-за нехватки других пищевых продуктов, тогда простое указание с несколькими аргументами может вызвать на рынке небольшое движение и вследствие этого повысить готовность к потреблению. Однако долгосрочная «мода» из этого не возникнет никогда.

Как только, тем не менее, какая-то отдельная рыболовецкая фирма со всеми вспомогательными средствами брендинговой техники, т.е. с хорошим именем, личным лицом марки, рекламными лозунгами, аргументами, организациями продажи и политикой в области цен создает правильную собственную марку, то также при еще недостаточно обработанном рынке проявляется тот удивительный факт, что и конкуренты из-за этого тоже получают значительное преимущество. Косвенным путем отдельная марка может способствовать продвижению всего класса товаров. Только в соревновании с настоящим или воображаемым противником реклама на рынке может найти резонанс. Начальный успех такого отдельного предприятия привлечет за собой много попутчиков и перспективных конкурентов, которые в тени рекламы одного отдельного предприятия после произошедшего прорыва на рынке найдут достаточное пространство, чтобы строить там свою собственную жизнь.

История экономики знает много примеров таких процессов. Лучшая совместная реклама для вида товаров – это отдельная реклама для хороших марок и обусловленная этой рекламой конкуренция достигнутых результатов в идеях и исполнениях.

Для практиков основная трудность при планировании совместной рекламы состоит в том, что почти невозможно привести к единогласию разнообразие интересов важных членов общности. С отдельным дилетантом можно, во всяком случае, вести переговоры, ориентироваться на него, убеждать его и постепенно завоевывать доверие, но большинство предпринимателей, представителей оптовой торговли или розничной торговли будет снова и снова выдвигать противоречащие друг другу особые желания и защищать особые представления, в первую очередь потому, что внутренняя конкуренция в какой-либо специальной отрасли все равно означает естественное проявление жизни, и различие дилетантских мнений обычно гораздо больше, чем в делах, в которых люди профессионально хорошо разбираются.

Потому можно посчитать отличным результатом, если специалист по рекламе с помощью искусной техники переговоров действительно добивается общего подхода. Но такие продолжительные усилия, пожалуй, всегда немыслимы без тяжелых потерь в отношении истинного исполнения цели, так как для получившего заказ важность продуктивной части работы окажется намного ниже важности непродуктивного успеха в достижении единства мнений заказчиков.

Исключения лишь подтверждают правило, и специалистов по рекламе, подобно архитекторам или представителям похожих профессий, можно разделить на таланты в получении заказов и таланты в выполнении профессиональных творческих задач. Также в этом отношении имеются исключения, что определенные совместные рекламные кампании могут получить смысл, если состояние борьбы принуждает к общей оборонительной идее.

Если, например, всей шоколадной промышленности угрожают психозы, которые несправедливо утверждают, что шоколад наносит большой вред здоровью, или же безответственные слухи вызывают недоверие к какому-либо материалу, например, шерсти, искусственному шелку, коже и т.д., то в таких случаях, которые требуют общей обороны целых отраслей промышленности, следует добиваться единства цели рекламы в стиле общественного просвещения, и этого также, вероятно, можно добиться более незначительными в сравнении с масштабом такой беды усилиями. Актуальным примером можно назвать совместную попытку шляпного бизнеса выступить против бессмысленной моды не носить шляпы. Хотя для этого рекомендуется использовать инструменты массовой психологии, здесь, все же, не следовало бы говорить ни о рекламе, ни о брендинговой технике.

8. Самовольная реклама

«Рекламные средства, которые применяются теперь, нужно, следовательно, приспосабливать к тем группам, которые оказались недоступными для стилевых средств идеи марки».

«Увеличение сферы влияния какой-либо марки всегда угрожает ее самым старым и самым верным приверженцам».

Было бы ошибочно сделать из сказанного выше вывод, будто бы рекламные средства, такие как плакаты, объявления, фотоснимки, и прочие обращения к общественности, в случае хорошей марки принципиально не должны использоваться как самостоятельные инструменты навязывания и поддержания власти. Однако брендинговая техника отказывается от начальной связи с любым насилием, и делает это из экономических соображений, а также для того, чтобы пробудить марку к самовольной жизни. Все-таки вполне возможно сконструировать такой случай, когда с самого начала основное внимание уделяется самовольной рекламе, которая затем, среди прочего, определяет лицо марки или даже образует самый существенный признак предложения. Реклама сама может стать маркой, так что в какой-то мере ее применение постепенно станет самоцелью.

Марка цирка никогда не сможет быть отделена от крикливых плакатов, и, вероятно, специфическое содержание марки цирка также состоит преимущественно из таких подобных рекламе эффектов, которые занимают гораздо более важное место, нежели мысль о затратах труда цирковых артистов. Характерным для этой самовольной рекламы, которую можно также неоднократно наблюдать в случае с пивом, моющими средствами и сигаретами, является ее выделяющаяся бедность аргументов, которая согласно закону постоянства марки является прямо-таки разумной и обнаруживает инстинкт примитивной собственной жизни самоцели, который был перенесен с товара на рекламу.

Все же и лучшие марки, которые пользуются таким большим общественным доверием, что им больше ничего не остается делать, кроме как постоянно поддерживать свое качество на высоте конкурентного обязательства, однажды оказываются перед задачей оказывать поддержку с помощью средств рекламы, которые выходят за рамки брендинговой службы. Это не имеет никакого отношения к устойчивости по отношению к кризису и к частной жизни марки, но связано со странной ненасытностью всех естественных предпринимателей и предприятий.

Предположим, например, что шоколаду Шмидта удалось захватить примерно 10% его ценовой категории и его типа на характеризующемся жесткой конкуренцией рынке без какой-нибудь существенной рекламы, а только с помощью внутренней силы марки и бескризисно гарантировать этот спрос. Тогда не только предприниматель Герман Шмидт, но и естественная закономерность живой марки будет снова и снова подталкивать к попыткам всеми силами увеличивать долю на рынке. Аппарат продажи и посредники-комиссионеры – это, в общем, самые громкие защитники этого боевого духа.

В природе человека кроются причины того, что любое образование массы делает также заметной силу притяжения массы. Здесь не бывает спокойствия и самоограничения, разве только из-за усталости от старости или из-за уравновешенности, и в этих словах скрывается порой только слабость инстинкта. Если даже у самого Германа Шмидта, подсознание которого без методики породило марку, уже нет никакого интереса к расширению своего дела за пределы естественных границ, то его сын или внук посчитают это расширение моральным обязательством наследника, чтобы постепенно с новыми силами сделать свою марку самой престижной и уважаемой маркой шоколада во всем мире.

Постановка такой цели на основе уже ставшего традицией и безапелляционным приказанием владения маркой, которое как завещание заставляет всерьез видеть в марке шоколада ничуть не меньшую святость, чем понятия политического, династического, мировоззренческого или научного господства, может быть неразумной и в этом примере даже вызвать некоторую иронию, но она неизбежна. Это показывает также соединение самых банальных намерений прибыли с понятиями профессиональной чести.

С этой агрессивной фазой развития успешной марки навязывается и применение средств борьбы, которое в случае шоколада Шмидта становится наглядным в политике фирмы, в стратегии продажи и в самовольной рекламе. Естественно и ненасильственно возникшие королевства всегда довольно ограничены по своему масштабу. Среди большого количества людей всегда есть маленький процент типов, которые послушно проявляют настолько большой резонанс к идее марки, что вместе с тем может возникнуть круг твердых приверженцев. Сила притяжения позволяет определенное расширение этого круга за счет присоединения неуверенных элементов, которых можно назвать попутчиками без устойчивости к кризису. Но дальнейший шаг к расширению области признания ведет к группам, которые приходится подвергать психическому насилию, так как привитый им стиль совсем не совпадает с характером марки, и при этом предполагать с их стороны открытую враждебность вовсе не обязательно.

Рекламные средства, которые применяются теперь, нужно, следовательно, приспосабливать к тем группам, которые оказались недоступными для стилевых средств идеи марки. При этом стилевая основа марки, само собой разумеется, тоже не должна исчезнуть, но речь, все же, идет о расширениях, которые частично должны пренебречь узкими и строго сформулированными принципами первоначального образования марки. Вопрос звучит так: Какие расширенные или особые претензии предъявляют те части публики, которые до сих пор безучастно стояли в стороне? Общественная критика на основе сообщений представителей и всегда обильного всезнайства розничной торговли почти во всех случаях даст достаточный материал для размышлений, чтобы представить и охарактеризовать отдельные группы. Тогда возникает только вопрос, какие группы по критериям их численности и досягаемости достаточно интересны для предпринимателя, чтобы согласиться, по крайней мере, в рекламе, с их желаниями, которые до сих пор еще не учитывались данной маркой.

Если шоколад Шмидта очень сладкий и оформлялся соответствующим образом, то, конечно, он не вызовет никакого интереса у потребителя, у которого есть выраженное пристрастие к горькому шоколаду. Тем не менее, наверняка существует группа покупателей, для которых понятие сладости неинтересно или неважно, и поэтому этот признак не воздействует на чувства этой группы. Но зато она требует такого признака качества, который оставался прежде неупомянутым, хотя его и можно соединить со сладостью. Средства рекламы по возможности расширят понятие сладости каким-то более широким родовым понятием, например, замечательным ароматом. Существует много таких групповых желаний, которые часто приходится находить наощупь или косвенным путем. Рациональное применение, стимулирование исполнения разнообразных потребительских желаний и сообщение об увиденном на опыте могут дать новые аргументы для рекламы, которые дополнят старую марку новыми соблазнами.

При этом нельзя забывать, что такое применение рекламных средств возможно только тогда, если марка уже обладает собственным звучанием и тем самым уже завоевала достаточную долю общественного доверия. Новые марки не подходят для экспериментов, если целью их не является непосредственно наглядный показ лица марки. Стабильные марки невосприимчивее и позволяют старым потребителям привычное доверие к марке, хотя изменение лица марки как последствие самовольной рекламной идеи одновременно привлекает и новых потребителей.

Все-таки нужно учитывать, что любое увеличение числа приверженцев с помощью дополнительных или особенных групповых желаний может вызвать беспокойство у старых приверженцев. Даже если сам товар остается неизменным, это еще не означает надежность, так как любое увеличение владения происходит за счет интенсивности владения. Круг приверженцев, который хоть и достаточно велик, чтобы показывать самостоятельную жизнь, но с другой стороны достаточно мал, чтобы чувствовать себя как-то специально связанным, демонстрирует склонность видеть в себе знатоков, экспертов, посвященных или вообще как-то особенно выделяющихся из массы всех остальных человеческих типов. Это эффект верной свиты.

Увеличение сферы влияния какой-либо марки всегда угрожает ее самым старым и самым верным приверженцам.

Требуется очень тщательно взвешивать, не заставит ли увеличение доли на рынке еще на 10% потерять слишком много из прежних 10%. Предположим, что из прежних верных покупателей примерно 2% разочарованно уйдут и будут искать новое «фирменное блюдо», тогда остается еще 8% с несколько уменьшенной устойчивостью к кризису и обязательством к усиленным расходам на рекламу.

Если инстинкт мирового господства сильнее любой осторожности, то при определенных обстоятельствах можно ослабить, «разбавить» целую марку, так как при возрастающем обобщении удовлетворения желаний неизбежна и ее возрастающая бесцветность, пока лицо марки не разобьется, а доверие не растает. Это зависит от природы марки, в какой степени она вытерпит видоизменения роста. Всегда требуется большое мужество, чтобы отказаться от надежного маленького бизнеса ради надежд на большой и поэтому более обезличенный бизнес, даже если на практике это мужество часто подпирается незнанием опасности ситуации.

Если удастся существенно увеличить спрос, то происходит явление, которое почти всюду можно наблюдать в аналогичной форме: смена приверженцев.

Престиж марки и обладание ею общественного доверия характеризуют то, что подсознательно понимают под благородством. Благородные привычки, благородные воззрения и вместе с тем все, что относится к элегантности, можно в форме сравнения также установить у подсознательных воздействий марки, и при этом не следует думать о распределении потребителей по общественным категориям. Масса всегда стремится уцепиться за какие-то образцы. Если какой-то член общности, отличающийся своей определенной умственной самостоятельностью – например, рабочий среди рабочих, но как раз, все же, личность – стал приверженцем идеи марки, то вначале никто в его окружении не будет обращать на это внимание, или же за ним признают эту особенность, из чего не последует собственный интерес окружения, тем более, что обычно этот тип характеризуют и другие похожие необычные характерные особенности.

Если, тем не менее, новая реклама достигает того, что окружение видит включенными в нее также свои желания, сформулированные в более общей форме, то образец непосредственно начинает излучать благородное обаяние. Если интерес сначала просыпается в последующих кругах, то окружающая образец группа сразу вспоминает факт доверия, которое проявили ее отдельные избалованные предпочтением, умные или профессионально образованные члены. Доверие, так сказать, уже латентно имелось в наличии на большой ширине рынка, и реклама должна была позаботиться только об информировании, чтобы идея марки коснулась гораздо большего количества людей, чем тех, кто до сих пор извлекал пользу из этого.

Но «особые» вместе с тем лишаются своей особости. Искусные специалисты по рекламе смогут еще некоторое время сохранять мнение, будто бы в качестве покупателей в расчет принимаются только отдельные знатоки, чтобы таким образом пощадить старых приверженцев от более широкого ознакомления, но с растущим увеличением доли рынка больше нельзя задержать очевидность обобщения. Потому, как правило, происходит так, что марка занимается теперь новыми клиентами, которые соответствуют понятию большей массы. Если это означает полную или хотя бы значительную потерю старых приверженцев, то марка также неудержимо теряет свое лицо.

Почти все великие идеи человечества были первоначально чем-то вроде привилегированного духовного владения какой-то маленькой твердо сплоченной группы приверженцев, которые порой сами непосредственно стремились к расширению своего круга с помощью пропаганды. Если такое стремление проявляется отчетливо, то марка, несомненно, обладает достаточной жизненной силой и широтой охвата, чтобы можно было предсказать ее триумфальное шествие. Она с уверенностью может начать борьбу за большие доли рынка. Но если требование исходит только от предпринимателя и предприятия, то следует предположить, что вынужденный перенос спроса предшествует смерти марки. Между этими обеими крайностями лежит все разнообразие практики.

Новая фаза развития наступает в тот момент, когда исчерпан материал таких возможных приверженцев, которые, невзирая на их находящиеся в стороне воззрения, могут быть привлечены в круг покупателей с помощью дополнительных средств рекламы. После этого все последующие намерения экспансии наталкиваются на чуждые в духовном и объективном плане группы или даже на непосредственных противников.

В коммерческой конкуренции этим обычно и достигается предел возможного, но также и здесь случаются исключения, как они повседневно происходят в политической брендинговой технике. Свобода совести есть только в теории, но никогда в действительности. Возникает лишь вопрос, какие шансы содержатся в расстановке сил. Тема для необходимых при этом рекламных средств состоит в использовании всех свидетельств бесспорного могущества. И здесь важно уже не самое незначительное воззвание к разумности индивидуума или к массово-психологическому эгоизму, а только лишь мощь изображения величины, сферы влияния и боевой силы, так что природа покорного верноподданичества в большинстве людей отказывается от всякого сопротивления, воодушевленная чувством некритического присоединения к другим.

9. Силы природы

«Доверие требует проверки, а проверка требует неоднократных поводов для критики достигнутых результатов. Ни то, ни другое не представляется возможным в короткий срок».

«Но тем самым брендинговая техника, собственно, оказывается действенной, только будучи ограниченной такими целями, которые могут также оправдать вызванное доверие на длительный срок».

Тому, кто проверяет психологические предпосылки для завоевания общественного доверия, обычно приходится констатировать, что на это потребуется довольно много времени. Доверие требует проверки, а проверка требует неоднократных поводов для критики достигнутых результатов. Ни то, ни другое не представляется возможным в короткий срок. Товары, которые покупают вслепую, и носители идей, приверженцы которого больше ни о чем не думают, когда все вместе следуют за ними, должны быть достаточно проверены, и эта их проверка должна показать, что они не могут вызвать разочарования. Поэтому при успехах марок и образовании общностей всегда учитывают длительные периоды «разогрева», существенно сократить которые можно с помощью, собственно, только двух особенных явлений.

Во-первых, это что-то вроде стихийного расположения, которое уменьшает потребность в критике, и при этом эти люди сами не отдают себе в этом отчета, и, во-вторых, в случае с массовыми симпатиями это ошибочное предположение, что «другие» якобы уже позаботились о достаточной критике на основе своего опыта, так что также из-за этого ослабляется чувство обязательности формирования собственной оценки.

Следовательно, в случае брендинговой техники речь идет о фокусе, цель которого в том, чтобы путем связывания эмоциональных ценностей пробудить в сравнительно короткое время впечатление многолетней проверки без неизбежной в ином случае для этого долгосрочной цепи доказательств успеха и гарантировать это впечатление с помощью взаимодействий. Марка, фирма или личность как носитель идеи, все равно какое представление было целенаправленно выбрано в качестве точки кристаллизации, должны найти в публике резонанс для формирования благоприятного мнения, как если бы они издавна уже хорошо известны и благодаря большому уважению уже давно стали как бы само собой разумеющимися.

Собственно говоря, любая любовь с первого взгляда и последовавшее за этим подаренное доверие опирается вовсе не на нечто новое во встрече, а только на старое, которое предлагается с новым именем или с новым составом, даже если это только симптомы, которые опираются на привычные представления и вызывают неконтролируемые симпатии. Поэтому знание традиционных ценностей так важно.

Все новое, каким бы хорошим оно ни было, всегда сначала вызывает недоверие, враждебность и неприятное чувство. Справиться с этим не помогает и жажда сенсаций, прежде всего потому, что она ведь является самоцелью и непосредственно разрушает все представления, которые могли бы усилить впечатление чего-то постоянного. Если удается связь с испытанными элементами представления и вместе с тем создание резонанса, которое как бы помечает более ранним числом преимущество многолетней успешной проверки для новой цели, то можно в значительной степени сэкономить средства возбуждения внимания и рекламы.

Но тем самым брендинговая техника, собственно, оказывается действенной, только будучи ограниченной такими целями, которые могут также оправдать вызванное доверие на длительный срок.

У брендинговой техники нет той тактической гибкости и профессионально-этической беззаботности, которые с нетерпением ожидает бизнесмен. Если практически анонимный предприниматель хочет использовать брендинговую технику для какого-то продаваемого по демпинговым ценам бросового товара и любыми средствами получить наибольшую прибыль от конъюнктуры нескольких месяцев, то его нужно срочно отговорить от этого проекта. Для него остаются только методы ярмарки.

Еще более роковой оказалась бы брендинговая техника, если бы ей пришлось служить для того, чтобы скрывать реальные недостатки предложенного товара и злоупотреблять брендингово-техническим доверием. Такой бесцеремонный предприниматель и его идейный или материальный товар получили бы в памяти публики такое долговечное клеймо, что их имена стали бы на вечные времена не только непригодны, но и даже прямо опасны для ответственных носителей. В отличие от этого, ярмарочный стиль гораздо безвреднее, так как он вовсе не врезается в память масс так глубоко и с такими продолжительными последствиями. События ярмарки остаются больше на поверхности, но разочарованное доверие к марке, к которому в подсознании прикрепляется чувство многолетнего обязательства, порождает такую же живую ненависть, что и обманутая любовь.

Это касается также вопроса ошибочных воздействий. Нельзя требовать от массы профессионально справедливой оценки, так как для этого никакого инстинкта массы недостаточно. Брендинговая техника основывается как раз на том, что публика при отсутствии специальных знаний цепляется за симптомы, которые делают качество вероятным, и что очевидное предложение таких симптомов в состоянии заменить долгосрочную настоящую критику, опирающуюся на опыт. Если же теперь симптомы неуклюже изменяются, и наступает непоследовательность в стиле, которая лишает симптомы их достоверности, то и без того подозрительная публика склоняется к отрицательной оценке даже тогда, когда в реальности для этого нет ни малейшего повода.

Хороший врач, который противоречит общепринятому представлению о хороших врачах или вводит нововведения, которые с психологической точки зрения оказывают неправильные воздействия, даже при условии своих выдающихся способностей – за исключением счастливых случаев сенсационных успехов в лечении – тоже нуждается в длительном промежутке времени, чтобы завоевать общественное доверие. Вероятно, чаще случается так, что он смирится и разочаруется раньше, чем это произойдет, ведь, как известно, в науке едва ли больше чем 1% настоящих выдающихся результатов добивается истинного признания.

При применении брендинговой техники нельзя полагаться просто на хорошую совесть. Для брендинговой техники честные достижения хоть и представляют собой незаменимое предварительное условие, но еще отнюдь не являются гарантией успеха.

Различные поля действия предпринимательской жажды прибыли, тяги к власти и склонности к славе даже в случае с настоящими достижениями лишь редко предоставляют феномену доброй воли пространство для развития, так как этическое действие вообще в соревновании за расположение публики теряет очень многое из своего собственного значения и своей притягательной силы. Тот, кто стремится к продуктивным достижениям ради их самих – и будь то даже только пропорционально – поднимается над общим уровнем борьбы примитивных инстинктов в сферу, в которой соображения общего человеческого вида могут иметь смысл, даже если, к сожалению, без гарантий земного успеха. В настоящем предпринимательстве они выглядят невероятными или слишком утонченными.

Вероятно, именно это является причиной того, что применение брендинговой техники до сих пор почти вовсе не принималось во внимание как раз для достижения самых благородных и наиболее окупающихся целей. Сегодня жизненный успех хороших художников, как и издавна, зависит от счастливой случайности возникновения естественных марок. Если соединяются благоприятные обстоятельства, то уже при жизни возникает понятие марки, которое укорачивает длинный период «разогрева» для завоевания общественного доверия. Если этого не происходит, то художник страдает от обычной судьбы непризнанного гения, с небольшой надеждой на то, что последующие поколения когда-то наверстают не возникшее при жизни художника доверие. Тем не менее, это предполагает наличие документов, а у интерпретирующих деятелей искусств большая часть их просто должна будет исчезнуть в забвении, если будущим поколениям не будут переданы никакие необычные доказательства таланта. Природа весьма расточительно обращается со своими ценностями, и относительно земных успехов она предпочитает такие творения, которые находятся в созвучии с архетипической инстинктивной корыстью естественного существования. В этой корысти мобилизуются силы, которых никогда даже приблизительно невозможно достичь одним лишь этическим стремлением.

Разумеется, к счастью человечества самая большая часть корыстных сил скована психологией масс, так что под защитой в некоторой степени упорядоченных и отрегулированных общностей также более нежные жизненные инстинкты искусства и творческой этики могут сохранить свое скромное существование. Но что, однако, кажется естественнее вопроса о том, не могли ли бы эти пусть слабые, но, все же, такие весьма важные для облагораживания и гармонизации форм человеческой общности силы найти с помощью брендинговой техники массово-психологическую поддержку и повышенный резонанс воздействия!

«Износ» благородных людей еще в тысячи раз больше, чем бесследное крушение многих настоящих художников и изобретателей. Из истории мы знаем некоторое количество значительных пророков, если они оставили после себя записи или нашли приверженцев, однако мы не знаем во много тысяч раз большее число неизвестных героев этики, о существовании которых мы можем догадаться только благодаря хорошим людям, с которыми мы сами вступаем в непосредственное соприкосновение, но мир при этом не обращает на них никакого внимания.

Эта прикладная проблема брендинговой техники приобретает решающее значение в области идеалистической политики, от которой человечество ожидает нескольких лет мира. Об этом можно сказать следующее:

Политическое предпринимательство можно довольно четко разделить на три категории. Самая большая и преобладающая в первую очередь при демократических идеях категория охватывает «массовых людей» (людей массы), которые своим выдвижением в организм руководства могут быть обязаны только особенным случаям. Возможно, часть массы рассматривала их в качестве своих представителей, или же случилось так, что большая известность из-за каких-то более ранних – преимущественно совсем ни с чем не связанных – событий сделала их точкой кристаллизации необходимой в настоящее время естественной марки, или, наконец, потому что их тактические способности, громкость их голоса и похожие поверхностные, несущественные детали имели решающее значение при отсутствии более подходящих конкурентов.

Вторая категория состоит из идеалистов, которые не принадлежат непосредственно к массовым людям, и совокупность их идей не ограничивается материальными интересами в рамках соответствующей общности, но, тем не менее, они также необязательно могут назвать себя самостоятельными в духовном плане, так как они, в свою очередь, тоже только представители какой-либо большей гуманитарной общности или приверженцы какого-то красивого идеального воззрения. Действительно самобытные мыслители уровня Сократа полностью непригодны для политической практики, так как у них отсутствует мотив инстинкта честолюбия.

На третьем месте стоят большие хищники с инстинктом владения, которые вследствие своего демонически увеличенного эгоизма очень отчетливо смогли освободиться от любой опеки масс и благодаря соответствию своих инстинктивных целей с интересами их царств (как это гарантируется понятием владения) дают массе голову индивидуальной – пусть даже очень односторонне направленной – умственной самостоятельности.

Если специалист по брендинговой технике размышляет над тем, какая из трех категорий лучше всего подходит для его этических целей и его надежд на временный гармоничный порядок, то он должен принять решение в пользу больших хищников. У маленьких хищников первой категории нет предпринимательской крови, и они никогда не обладают талантами, которые позволяют преодолеть интерес к маленьким тактическим преимуществам, отказавшись от посредственного удовлетворения тщеславия и тайной личной прибыли ради пользы мужественного и большого действия. Необходимость объединить силу руководства с мелкобуржуазными понятиями морали их происхождения на долгое время обременяет их нечистой совестью и большой нерешительностью, которая принуждает их стремиться к перестрахованию и образу действий в духе муравьев. Естественно, они очень честолюбивы, но происходящая из этого движущая сила настолько ослаблена их внутренней неискренностью, что они стремятся прятать свой эгоизм за покровом «социального» или за прочими альтруизмами. Доверие, которым они пользуются в массе своих заказчиков, ненадежно, так как оно состоит только в совпадении воззрений, от которых при выполнении задач руководства они должны будут отказаться, и, кроме того, отсутствует доказательство их реальных достижений. Их единственная надежда основывается на терпимости, на балансировании, на том, чтобы никогда никого не задевать, всегда поступать по принципу «и вашим, и нашим», и на вытекающей со временем из этого привычной инертности массы.

Идеалисты, конечно, самые симпатичные, но у них нет тех стихийных сил природы, которые дает эгоизм. Никакого разума никогда не может быть достаточно для какой-либо политической активности. Если вы рассчитываете на большие воздействия, то к разуму следует прибавить длительное напряжение, сильную односторонность всего интеллекта, человеческое одиночество и готовность заплатить за земные успехи всем, вплоть до ценностей души. Ни один идеалист, даже с самой большой страстью, не способен на это, потому что эта его страсть происходит именно из готовности к самопожертвованию, но никогда из сущности господина, которая только и способна придавать форму. Только большой хищник может дать специалисту по брендинговой технике основу для относительной этики. Тот, кто не находит удовлетворение в такой холодности чувств, тот не должен становиться политиком, а обратиться к духовным источникам переживания.

К связыванию и управлению массами людей в первую очередь относится власть, чтобы приобрести сферу влияния. К власти принадлежат огромные энергии, и для этого достаточны только стихийные силы природы, которые, само собой разумеется, обладают всеми этими признаками стихийности, как у хищников. У специалиста по брендинговой технике никогда нет этих энергий в своем «запасе», так как такие энергии противоречат его складу характера и его усилиям по получению знаний. Но он должен учиться уметь направлять развитие хищников на такие пути, которые делают возможным образование желательного общего организма. Это вовсе не утопия, ибо история знает много примеров такой согласованности королевских сил природы с обученными брендинговой технике министрами. Причем обе эти силы по отдельности никогда не смогли бы организовать народную общность в жизнеспособное на долгий срок существо марки, даже если брендингово-техническое содержание участия министров до сих пор еще не признавалось достойным изучения.

Теперь интересна та стилевая основа, которая позволяет превратить большого хищника в популярную марку и завоевать общественное доверие. Также здесь нужно выследить дремлющие в публике представления о симптомах идеального государства. Хорош и полезен ли властитель, неизбежны ли жертвы и ограничения, старается ли глава правительства делать все возможное: все это всегда уклоняется от компетентности подданных. Как дилетанты у врачей, так и подданные у государственной власти обычно ищут признаки гарантии достижения хороших результатов, для чего они в своей массово-психологической памяти хранят множество преимущественно неясных, а также часто абсолютно ошибочных образцов.

В сравнении с этим врач никогда не может сделать ощутимым для его пациентов «l’art pour l’art» («искусство для искусства») своей профессии, хотя именно это и является истинной инстинктивной предпосылкой настоящих достижений. Такую же холодность своего подхода должен также утаивать предприниматель или политик, так как иначе он только распугает своих приверженцев. Пациенты и подданные всегда хотели бы видеть в искусстве одно только чистое человеколюбие. В этих случаях разъяснение настоящих мотивов действия абсолютно безуспешно или даже разрушительно, и при этом здесь никак нельзя говорить о нечестности.

Специалист по брендинговой технике сначала стоит перед заданием исследовать историю последних лет и десятилетий в поисках того, какие формы государственного правления и времена правления рассматривались как сравнительно удовлетворительные или даже счастливые, насколько сильно люди по прошествии этих эпох приукрасили их в контрасте к более поздним невзгодам, и какие признаки этого наиболее сильно запечатлелись в памяти.

В сегодняшней Германии нужно, пожалуй, прежде всего, подумать о годах правления императора Вильгельма II. В пользу этого, похоже, говорит также бесспорная всеобщая антипатия к черно-красно-золотым цветам как к неудачной переориентации. С другой стороны, черно-бело-красный цвета эпохи Вильгельма II из-за их партийно-политических претензий больше не предлагают удовлетворительного решения для современности, так что, вероятно, нужно будет уйти еще дальше в историю, чтобы найти пригодные для создания точки опоры.

(Черно-красно-золотой – цвета флага Веймарской республики, как, кстати, и нынешней Германии, черно-бело-красный – цвета флага Германской империи с 1871 по 1918 годы, а также Третьего Рейха с 1933 по 1935 годы. – прим. перев.)

Понятие марки государства очень сложно, так как оно касается также государственного представления, всех средств проявления его органов власти, его языка, его манеры, привлечение исторического партикуляризма, использование особенностей развития отдельных территорий, культурных кругов и т.д., одним словом, всего того, что делает государственную форму в представлениях подданных осознанной и подсознательно ощутимой. По этой причине потеря естественно выросшей за долгие времена традиции столь пагубна. Естественный рост никак нельзя заменить искусственной конструкцией, просто потому, что число необходимых компонентов столь ужасающе велико.

К этому добавляются использование массово-психологических первичных основных инстинктов, о которых обычно все забывают, выдумывая теоретические конструкции идеального государства, и после этого эти инстинкты с громкими взрывами разрушают такие дилетантские творения не знающих реальной жизни умников-рационалистов. Здесь в самом большом мыслимом задании брендинговой техники нужно лишь заставить задуматься о том, что в каждом случае – также при чисто меркантильных целях – существуют силы природы, которые необходимо усмирить и с целью более мирного существования использовать их для достижения продуктивных результатов.

Люди на 99% не разумные существа, а неспособные мыслить создания, которые подчинены инстинктам. Это познание может быть горько, но оно снова и снова подтверждается сразу, как только пропадает привычный порядок и проявляется неспособность существовать без традиционных ценностей.

Нужно упомянуть еще одно особое явление, для которого в Голландии недавно придумали название «эффект бананов». Во время последней войны и еще долго после нее голландцы очень страдали от отсутствия некогда достаточно привычных в Голландии бананов. Когда же, наконец, удалось преодолеть трудности с импортом и снова ввезти бананы в Голландию, то особенное удовольствие от них продлилось лишь короткое время. Сильно преувеличенные воспоминания больше не могли согласовываться с действительностью, и разочарование выплеснулось в замечаниях, что бананы, мол, уже не такие, как до войны.

Это неоднократно наблюдаемый факт, что в случае с понятиями марок недостаточно одного лишь предвоенного качества, чтобы вернуть прежнее доверие. Не только потому, что нужда порождает преувеличенные представления о наслаждении, но и потому, что человек в целом со своими потребностями и реакциями подлежит медленному, но постоянному изменению, так что непосредственные реконструкции также государственных форм невозможны. Даже верные германскому императору чиновники или генералы к собственному удивлению почувствовали бы себя в высшей степени неуютно, если бы они вдруг вернулись в неизменившуюся ситуацию времен до 1914 года. Старые марки должны пройти через значительное улучшение качества, а также приспособиться к новому стилю, если они хотят обрести перспективу новых успехов.

Но даже если все продумано так тонко и добросовестно, никогда нельзя будет полностью отрицать участие в этой игре природы в одеянии богини счастья Фортуны. Королям, цезарям и специалистам по брендинговой технике необходимо счастье солнечной конъюнктуры.

Скачать PDF бесплатно!

Внимание!Мнение автора сайта не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов!


наверх